Никто не знал, что происходило тогда в душе Чарли Винда. Всем нам доводится встречать людей, на которых словно бы возложена обязанность (и никто, и сами они не знают кем) воспринимать так называемые жизненные факты иначе, чем их ближние; порой это приносит им страдание, но, когда они принуждают себя быть такими, как от них требуют, дни их исполнены недовольства собой, а ночи лишены покоя; и от этих усилий они становятся еще более странными.
Чарли Винд захотел стать нормальным человеком, бюргером, обывателем и кто его знает кем еще, а так как у него была сильная воля и он дорожил способностью быть allround-man, его усилия увенчались успехом на долгое время.
Половина нашей деревни принадлежала помещику, а половина — шахтовладельцу, и рабочие в нашей округе делились на подземных и наземных.
Чарли Винд присоединился к подземным, был принят в их товарищество и стал зваться Карле Винд.
Работа в шахте, где добывали бурый уголь, пришлась Чарли по вкусу: будучи циркачом, он тоже постоянно имел дело с опасностью. Ему ничего не стоило рубить уголь обушком, лежа на спине, ибо он привык зарабатывать свой хлеб, тяжко трудясь в самых разнообразных положениях своего тела.
Спустя месяц Карле ничем не отличался от других шахтеров, таскал рюкзак, а в поля своей старой шляпы воткнул четырехдюймовый гвоздь, на который подвешивал в забое карбидную лампу.
Чарли и под землей оставался верен законам своего циркового ремесла: был бережлив, не пил и не курил и каждую неделю отдавал свой заработок Мине Потер.
Из каждой получки Мина откладывала бумажку на обзаведение, была счастлива, все больше хорошела и соблазняла Карле зачать второго ребенка. Это произошло, и теперь им полагалось пожениться.
На свадьбу Карле всего охотней созвал бы всех своих подземных коллег.
— Они же пропьют все мои сбережения, — плакала Мина.
Карле шахтеров не позвал, но тут же выяснилось, что будущий жених не крещен и потому долговязый пастор Сарец не может благословить его на вступление в брак.
Мина настаивала, чтобы он крестился, и Карле снова согласился с ней, а деревенские парни дразнили теперь Мину, что ее жених еще не дорос до конфирмации.
Петер Потер попросил у помещика повозку и повез Карле Винда креститься. Восприемниками были братья Потеры. Через час закончились все формальности в бюро регистрации браков, и Петер Потер повез молодоженов в церковь. Свидетелями были братья Потеры. Столько странностей зараз в нашем приходе еще не случалось.
Свадебное торжество подошло к полуночи, настало время Карле Винду чокнуться со всеми присутствующими и выпить с ними так называемый почетный шнапс — белый хлебный шнапс, — таков был обычай в Зандорфе и округе. Хлебный шнапс оказал соответствующее действие на трезвенника Карле Винда, и, когда молодых провожали на брачное ложе, Карле поставил взятый напрокат цилиндр на пол, сделал стойку на руках, нырнул головой в цилиндр и снова очутился на ногах.
И чего только не бывает на свете!
Гости, особенно мужская их часть, захлопали в ладоши. Им хотелось увидеть еще какой-нибудь трюк и выманить из сюртука прежнего Чарли Винда, но Мина Потер потянула мужа за собой, ей не терпелось с первой брачной ночью.
У Виндов родилась вторая дочь, и они перебрались в шахтерскую хибару. Батрацкие и шахтерские домишки ничем не отличались друг от друга. Шахтерские стояли на краю шахтного поля, а батрацкие — на краю помещичьего. Батракам часть заработка выплачивалась дровами, а шахтерам — бурым углем, а вся разница была тут в возрасте дерева — тысячелетия.
Прошли два года, прошли три года, Карле Винд приходил с работы черный от угля, отмывался в деревянной лохани, и Мина терла ему спину жесткой щеткой.
Когда кто-нибудь из шахтеров праздновал день рождения, Карле, чтоб не обижать товарища, шел со всеми в трактир. Но пил он только малиновый лимонад или ячменное пиво. Тот, кто приглашал Карле сыграть на бильярде, раскаивался в этом очень скоро. Бывший партерный акробат, жонглер и «человек-змея» так поворачивался и изгибался, что трудных шаров для него не существовало, и он выигрывал почти все партии.
После рождения второй дочери Мина Потер опять стала работать на кухне в замке. Когда Карле Винд возвращался с утренней смены, обе дочки уже ждали своего дорогого папочку. Маленькая Карла делала стойку на руках, пробегала по столу до самого края, перекувыркивалась и упруго опускалась на пол.
Папа Карле вытягивал руку, складывал ладонь лодочкой, и малютка Верена, упершись головой в его ладонь, поднимала вверх свое тельце.
— Сумасшедший, ты покалечишь детей, — кричала Мина, застав Карле врасплох за дрессировкой дочерей.
Девочки успокаивали свою глупую маму, да Мина и пугалась-то не очень всерьез, она видела, что девочки, стоя на голове, чувствуют себя хорошо, и, в общем, была довольна: ее дочери умеют больше, чем деревенские девчонки, которые и сопли-то утирать еще не научились.
Мина совсем растаяла, когда однажды вечером старшая дочка огорошила ее песенкой, которой Карлу научил отец.
Я изящна, мила и нежна,
Я в Париже самом рождена.
Я, целуя, глаза закрываю,
Потому что я очень скромна.
Карле Винд тихо вел второй голос, и Мине оставалось только дивиться и дивиться. Ну что за прелесть этот мышонок Карла!
Мина Потер гордилась своим умным ребенком и использовала любую возможность, чтобы угостить кого-нибудь «Барышней из Парижа».
Ребята притащили Карлу с собой в школу, и учительская кафедра превратилась в сцену. Учителю тоже показалось очень милым, что барышня из Парижа закрывает глаза.
Как-то вечером Карла пришла к матери в замок, и тут на кухне появилась затянутая в корсет милостивая госпожа и, склонив пышную грудь, поглядела на первенца своей судомойки Мины и благосклонно потрепала Карлу по щеке: «Ай-ай-ай, какая большая девочка выросла». Мине захотелось показать госпоже, что дочка у нее не только большая, но и умная, и она потребовала, чтобы Карла спела «Барышню из Парижа».
Карле надоело без конца петь «Барышню», она уже научилась у папы другим песням. Она запела:
Жила на свете дама,
Прелестна и стройна,
Сулила, как реклама,
Любовь и страсть она.
— Ну знаешь, Мина, это безбожная песня, — сказала госпожа.
Мина зажала дочери рот, но Карла пела сквозь ладонь матери, как кукла чревовещателя, когда ее упаковывают в ящик для перевозки.
Но — ах! — под одеялом
Была она сухой,
Холодной, тощей, вялой
Фанерною доской
Госпожа удалилась, бросив осуждающий взгляд на Мину. Невзирая на эту неприятность, Карле Винд продолжал обучать своих дочек беспутным песенкам, а опасность, искони присущая работе в шахте, уже не тешила его, как прежде. Он стал беспечно-дерзким и оставался в забое, когда крепежные стойки уже трещали, и тогда он легко выворачивал огромные глыбы из осыпающегося пласта: ему требовались сразу два откатчика, и товарищи восхищались им.
Однажды вечером шахтеры снова отправились в трактир праздновать чей-то день рождения. В трактирном зале собрались сынки богатеев со всей округи, за каждым столиком сидело по два пьяных парня, а два других места оставались свободными.
Хозяин попробовал собрать богатеевых сынков в одном конце зала, но они не трогались с места. Шахтеры стояли у стойки, раздумывая, как быть, только Карле Винд подсел за стол к двум пьяным молодчикам.
— А тебя кто сюда приглашал?
— Я вижу, здесь не занято, — ответил Карле.
Шахтеры у стойки расхохотались. Захмелевшие парни глянули друг на друга, вскочили и попытались вытащить стул из-под Карле. Карле владел искусством делать-себя-тяжелым, он заставил парней тянуть и тянуть стул, а когда от усилий у них вздулись жилы на висках, он внезапно встал, а парни так трахнулись об пол, что искры засверкали.
Из-за соседнего столика на Карле бросились двое богатеев, поднялись и упавшие, но шахтеры удержали их:
— Двое на одного, достаточно.
Карле вывел из строя противников и прислонил их к стенке. Прыщавый трактирщик погасил свет и провозгласил в темноте:
— Тихо! Иначе я применю свое право хозяина дома.
Свет зажгли снова, сынки богатеев расплатились, и каждый, уходя, плюнул через плечо. Это значило: больше мы сюда ни ногой!
— Они разнесли бы все твое хозяйство, если б не Карле Винд, — сказали шахтеры трактирщику. Подразумевалось, что Карле Винд сыт не хлебом единым и хозяину следует по такому случаю угостить его колбасой.
Через несколько дней к Карле прибыл посол от богатеевых сынков, они посулили Карле награду получше, чем колбаса, если он присоединится к ним и по воскресеньям они вместе будут ходить из деревни в деревню, чтобы показать кое-каким людишкам, кому принадлежит решающее слово в округе. Карле высмеял их, заслужив тем славу перед богом и людьми.
