Лэнгтон Джонс - Взгляд объектива

Девушка снова идет по белому песку пустыни. Камера перемещается вместе с ней. На звуковой дорожке — сильный шум ветра. Остановившись, девушка подымает глаза, и в кадр попадает здание из черного мрамора. Оно очень большое, овальной формы, в поле зрения находится лишь его часть. Здание сложено из овальных плит разной величины — чем выше лежит плита, тем она меньше; плиты составляют овальную лестницу. Мрамор сверкает на солнце.

Вид с вершины строения. Девушка взбирается по лестнице. На ее фигуру падает какая-то тень, но очертаний этой тени как следует не разглядеть. Девушка продолжает взбираться, камера подымается на большую высоту, и мы видим, что черное строение гораздо больше, чем можно было подумать. По мере расширения панорамы очертания тени становятся все отчетливее. Внезапно делается совершенно ясно, что тень имеет форму креста.

Добравшись до вершины, девушка проходит немного вперед и останавливается. К подножию креста стекает кровь, собираясь в небольшую лужицу.

Камера поднимается. В кадре внизу слева — лицо девушки, справа — крест, сверху — согнутые в коленях ноги и стопы, прибитые гвоздями.

ДЕВУШКА. Что с вами сделали?!

Теперь человек на кресте виден полностью. Верхняя часть тела бессильно свисает, кажется, он вот-вот упадет, его удерживают лишь крупные гвозди, вбитые в кисти рук. На руках краснеют полосы засохшей крови. Голова свешивается на грудь, огромные горящие глаза глядят на девушку исподлобья. У него очень бледная кожа, и тело выглядит совершенно безжизненным.

ДЕВУШКА. Вам, наверное, очень больно.

ЧЕЛОВЕК (с раздражением). Еще бы!

ДЕВУШКА (со слезами в голосе). Сейчас я вас сниму.

ЧЕЛОВЕК. Не вздумай! Я Иисус Христос из Назарета, и мне суждена такая смерть.

ДЕВУШКА. Но я не могу допустить, чтобы вы так мучились!

ИИСУС ХРИСТОС (раздраженно). Милая девочка, мне и так скверно, а тут еще ты со своими дурацкими комментариями. Знала бы ты, как мне больно! Не болтай пустяков, лучше оставь меня в покое и не смей снимать отсюда!

ДЕВУШКА. Ну, поговорить-то с вами можно? Это облегчит ваши последние часы. И потом… словом, мне есть, что вам сказать.

ИИСУС ХРИСТОС. Мне решительно все равно. Скоро я буду у отца, а на все остальное мне наплевать.

ДЕВУШКА. Я хочу… понимаю, сейчас это немного не к месту, но я хочу попросить вас о помощи.

ИИСУС ХРИСТОС. Что ж, это входит в мои обязанности.

ДЕВУШКА. Видите ли, сегодня я столько всего насмотрелась, все это так странно… У меня просто голова идет кругом.

ИИСУС ХРИСТОС. Не огорчайся, дитя мое, ты всего лишь овца, а я твой пастух. Ступай за мной, я укажу тебе тропу, которая приведет тебя к истине.

ДЕВУШКА. Да, это все понятно, но я хочу найти свой собственный путь. Он будет праведным, я уверена, ведь вы сами создали меня такой. Пастух мне совсем не нужен. Конечно, я в жизни не раз ошибалась, но все это ерунда по сравнению с тем, что я сегодня видела. Извините, но при всем уважении к вам я не могу признать себя овцой.

ИИСУС ХРИСТОС. И все же ты овца, дитя мое. Мой отец управляет Вселенной. Ему все известно — и о протоне, и о квазаре — все, о чем люди и понятия не имеют. И все ему подвластно.

ДЕВУШКА. Тогда скажите мне, почему я несчастна?

ИИСУС ХРИСТОС. Потому что ты грешила. Ты погрязла в пороке, избрав легкий путь мирских удовольствий. Ты услаждала плоть, и теперь грешная душа твоя источает яд, одной капли которого вполне достаточно для вечного проклятья и адских мук. И ты, наверное, занималась онанизмом.

ДЕВУШКА. Какой вы грубый! Вот уж не ожидала. Ничего не знаете обо мне и беретесь осуждать. Так делают только ограниченные люди, я думала, вы умнее.

ИИСУС ХРИСТОС (со злостью). Что ты хочешь этим сказать? Если бы не эти гвозди, я бы тебе показал… Что, черт возьми, ты имеешь в виду?

ДЕВУШКА. Я знаю о тебе гораздо больше, чем ты обо мне! Ты неврастеник, помешанный на всяких дурацких ритуалах. Ты просто сумасшедший. Не даешь даже снять себя с креста — боишься, как бы не сорвалась очередная церемония! Говорят, ты добрый, но я что-то не вижу…

ИИСУС ХРИСТОС (заметно нервничая). Ну-ну, успокойся, дитя мое!

ДЕВУШКА (театрально). Ты утверждаешь, что твой отец всесилен? Раз так, то он в ответе за все преступления, совершенные на земле. Я обвиняю твоего отца в том, что существуют голод и жестокость. Что на свете есть болезни, бедствия. И это бог любви? Бог сифилиса — так было бы вернее! Бог жизни? Нет — это бог смерти!

ИИСУС ХРИСТОС. Здесь, на земле, дитя мое, люди проходят проверку. Выясняется, кто праведник, а кто грешник, и тогда отец решает, кого взять к себе и наградить вечной жизнью.

ДЕВУШКА. Значит, твой отец проверяет нас страданием? Другого способа ему не придумать?

ИИСУС ХРИСТОС. Где тебе понять моего отца, глупое дитя? Разве могут жалкие грешники, вроде тебя, постичь его мысли и намерения?

ДЕВУШКА. Нечего и постигать. Я сама несчастна, а сегодня видела людей, которые во сто раз несчастнее и даже не знают об этом — запуганные, одинокие — за что они так наказаны?

(Позади креста в небе быстро сгущаются тучи. Подбоченясь, девушка театрально указывает пальцем в сторону Иисуса).

Так вот. Я сужу твоего отца и признаю виновным. И утверждаю, что он злой бог! Знает, как свои пять пальцев вселенную и вечность, а отчего страдает девушка — ему и дела нет!

Вокруг делается все темнее. Иисуса Христа вдруг передергивает, у него начинается рвота, и жижа стекает вниз по животу. Мускулы то и дело напряженно сжимаются — по телу Христа пробегают судороги. От конвульсий он начинает сильно икать. Тучи полностью заволакивают небо, но на их фоне все же видно, как девушка по-прежнему тычет пальцем в сторону висящего на кресте измученного человека. Неожиданно крест поражает вспышка молнии. Его разрывает на части, словно это кусок материи, и мгновение спустя во все стороны разлетаются деревянные обломки. В воздух подымается тонкая струйка дыма. Быстро темнеет. На фоне неба смутно белеет платье девушки, и больше ничего не видно, кроме потоков внезапно хлынувшего дождя.

Светит солнце, на звуковой дорожке слышится многоголосое пение птиц. Перед камерой — трепещущий разноцветный узор. Это поле, сплошь покрытое огромными цветами и простирающееся до самого горизонта. В кадре появляется девушка и какое-то время стоит, оглядываясь кругом. Душистые венчики, окрашенные в самые разные цвета — красный, белый, розовый, лиловый, пурпурный, оранжевый, небесно-голубой, ярко-желтый, — тянутся к солнцу своими сочными лепестками. Цветущее поле напоминает яркий пушистый ковер; девушка втягивает в себя воздух, ощущая пьянящий мускусный аромат. Внизу сплетаются со стеблями зеленые листья, гудят большие пчелы, перелетая с цветка на цветок.

С радостным и удивленным лицом девушка делает несколько шагов в глубь поля — в этот момент она похожа на ребенка. Но вдруг ее лицо преображается, покрытое разноцветными бликами. Отсвечивая яркими красками поля, оно излучает сияние, точно лицо мадонны. Девушка оказывается по пояс в цветах. Они словно тянутся к ней, напрягая все силы. Протянув руку, она касается гладких красных лепестков, и цветок в ответ раскрывается, осыпаясь ей прямо на ладонь. Со счастливой улыбкой девушка медленно опускается на землю. Невообразимо прекрасные цветы томно колышутся вокруг. В воздухе слышен гул, какой бывает перед потерей сознания. Девушка погружается в гущу цветов, и больше ее не видно, весь экран занимает поле — разноцветный ковер с ярким переменчивым узором.

Внезапно картина становится какой-то призрачной, и в тот же миг поле цветов исчезает. В кадре остается девушка, сидящая на голом песке. С испуганным и грустным видом она озирается по сторонам. Фильм заканчивается, экран начинает мутнеть. Но пока исчезает изображение, мы успеваем заметить, что из земли выглянули зеленые ростки — недалек тот час, когда посреди пустыни вновь раскинется ослепительно прекрасное поле цветов.

Экран гаснет.

Вежливые аплодисменты.