Он смотрел в глаза Алле. Скорчившись, она забилась в кресло, обхватив себя руками, и оттуда смотрела, и он тоже смотрел, и они смотрели друг на друга. Она пела, прошептала Алла. Она пела весь день, пока ты был на работе. О, как это было грустно! Ты не представляешь, как это было грустно, Игорь. Когда она запела, я попыталась ее прервать, помешать ей, но потом вдруг потеряла всякие силы ей мешать. Она пела, а я, я все понимала, все, и знаешь, она убедила меня, я во всем с ней согласна, я поняла, каково ей здесь, насколько ей тяжело, мне открывалось все новое и новое, и я поняла, что она — птица грусти, хотя когда-то она была птица радости, алконост, понимаешь, но, попав сюда, ей расхотелось радоваться и воспевать радость, и она стала птицей грусти. Сейчас ей уже не так тяжело, потому что она уже не надеется, потому что, оказывается, без надежды легко, потому что так свободнее, потому что надежда растравляет, потому что, пела она, с верой и надеждой здесь не прожить, и нужно оставить надежду, ибо так легче. Но мы не хотим оставлять надежду, мы не хотим признаться, где мы живем, где мы обитаем, куда мы ввергнуты, и мы тешим себя надеждой. Понимаешь? Тешим себя надеждой. А перед твоим приходом я начала петь вместе с ней, и мне тоже стало легко. Впервые мне стало так легко, Игорь, потому что я пела вместе с птицей грусти, и будто глаза открылись — я поняла, что ничего уже не изменишь, и тебя уже не изменить, и нашу жизнь тоже… Она говорила, а Бабанов взял ее на руки и понес в спальню. По дороге она замолкла и прижалась к нему. Ему было тяжело, и тяжело вдвойне, потому что он давно не носил ее на руках и отвык. Думать он не мог. Правда, кое о чем он все-таки подумал. Он подумал — замочу эту птицу!
Наутро он позвонил Либушу, насилу отыскав его телефон в своей старой записной книжке. Алла еще спала, и он не хотел, чтобы она слышала их разговор. На всякий случай он закрыл дверь в комнату и набрал номер. Алло? Гена? Да. Здорово, это Игорь говорит, Бабанов, помнишь, мы учились вместе. Игорь, здорово! Как ты? Мы думали, ты совсем потерялся. Да нет, здесь я. Слушай, тут такое дело… И мы все здесь, я тоже здесь. Мы недавно собирались, звонили тебе, да у тебя телефон поменялся. Ты же, кажется, переехал? А у меня вот все по-старому, работаю там же, в проектном институте, еще не сократили. Дочь недавно родилась… Поздравляю. Гена, я зачем звоню-то. Я тут недавно в Индию ездил… Ого, в Индию, вот так здорово, а я слышал, ты большим человеком стал, миллионами ворочаешь. Как там Алла? Нормально, спасибо. Так вот, Ген, я в Индии птицу себе купил. Какую? Попугая? Да нет, не попугая. Птицу. Так сразу не объяснишь… Слушай, Игорь, ты извини, я ужасно рад, что ты позвонил, но я уже на работу убегал, ты поймал меня прямо у дверей. Давай вечерком созвонимся, ты мне про Индию расскажешь. Не могу я, Гена, не могу вечерком, я помню, ты в институте все мифами увлекался всякими, эта птица, понимаешь, она не птица совсем, у нее голова человеческая, женская, понимаешь, и она поет так, что душу выворачивает, Алла вчера чуть с ума не сошла, и я вместе с ей, только, понимаешь, с работы пришел… Алло, Гена? Что там у тебя? Что за шум? Кхм. Да ничего. Сейчас ничего. Просто трубка из руки выпала. И сам чуть на пол не свалился. С тобой все нормально, Игорь? Ты откуда? Из дому я, Гена, из дому. И трезв, как стекло. Видишь ли, все это правда. Я эту птицу в Калькутте на базаре купил. А она, оказывается, поет. Ты слышал, как она поет? Я-то нет, а вот Алла вчера, она чуть ума не решилась, впала в беспамятство, несла всякое… Господи! Что? Игорь, да ты хоть понимаешь, кого ты из своей Индии привез? Ты же с собой сирина привез! Алла назвала его как-то по-другому. Алка… Алко… Алконост? Нет, это не алконост. Алконост — птица радости. Будь это алконост, вы бы прыгали там от счастья. Нет, это сирин. Господи, лучше бы ты крокодила привез, как некоторые идиоты делают. Да я сейчас за руку себя щипаю. Думаю, может, сплю. Помнишь, у Васнецова — «Сирин и Алконост»? Не помню. Это не удивительно. Вот что. Я сейчас к тебе приеду. Ведь это же сенсация, Игорь. Об этом надо раструбить на весь мир. Что такое сирин, Либуш? Я же говорю, это птица печали. Она плачет по всем. Это плакальщик по миру. Говори мне свой адрес, я записываю… Бабанов повесил трубку.
С работы он вернулся рано. Он просто не мог работать. Он вошел в свой подъезд, медленно поднялся на третий этаж, открыл ключами дверь, вошел в прихожую и постоял здесь немного, прислушиваясь к тому, что происходит в квартире. Потом он пошел по комнатам. У порога одной он остановился. В комнате Алла читала стихи. Он никогда не слышал, чтобы она читала стихи. Кому это? — подумал Бабанов.
— О, не бойся, приросшая песнь!
И куда порываться еще нам?
Ах, наречье смертельное «здесь» —
Невдомек содроганью сращенному.
Голос ее упал. Бабанов вошел. Они сидели лицом к лицу — Алла и алконост. Спелись, мелькнуло у Бабанова. Птица дернула головой — повернулась, когда он вошел, и он увидел на глазах ее слезы. Неожиданно зазвонил телефон. Бабанов снял трубку. Звонил Либуш. Не дослушав, Бабанов нажал на рычаг. Игорь, рай действительно существует, сказала Алла. И ад есть. Но ад не там, где понимают, что нет никакой надежды, а там, где тешат себя надеждой, что надежда есть. Опять пела, утвердительно произнес Бабанов. Да, сказала Алла. Я ухожу от тебя, Игорь. Бабанов опустился в кресло. Ее я заберу с собой, сказала Алла. Ну уж, сказал Бабанов. Да. Пока еще не знаю, как ее везти, но думаю, что это разрешимая проблема. Да, сказал Бабанов. Я тоже так думаю.
Он подождал, пока захлопнется дверь, и снял трубку. Он позвонил своему шоферу. Володя, сказал он в трубку, ты знаешь какую-нибудь хорошую ветеринарную клинику?.. Это где? Далеко? Хорошо. Поезжай туда и привези мне доктора, только самого лучшего выбери, профессора или еще кого. Скажи, консультацию оплатим.
Птица встрепенулась, спрыгнула на пол и простучала когтями мимо него в коридор. Он пошел за ней. В зале она вспрыгнула на стол и нахохлилась. Выпить хочешь? — спросил ее Бабанов. Вышло насмешливо, чего он не хотел. Он подошел к бару и налил виски в два стакана. Ему было тяжело. Я предлагаю серьезно, сказал он птице. Отвечать необязательно. Просто кивни. Птица продолжала смотреть в окно. Ты меня злишь, сказал Бабанов. В нем действительно закипало что-то похожее на злость. Он осушил свой стакан, но злость не затухала. Он вспомнил, что виски горит. Надо было воды выпить. Сидишь тут, презрительно сказал он птице. Цены себе не знаешь. Пела бы радостные песни, народ бы веселила. Не можешь? Почему ты перестала петь хорошие песни? Почему ты такая грустная? И, уже чувствуя, что завелся, он подскочил к ней и закричал ей в лицо — что тебе известно? Они смотрели друг на друга, и Бабанов увидел, что на ее глаза вновь наворачиваются слезы. Сердце, сказал Бабанов отворачиваясь. Сердце мне рвешь.
Вскоре послышался звонок. Неуверенно он двинулся к двери и, помедлив, открыл ее. За дверью стоял невозмутимый человек в очках, а за его спиной мялся шофер Володя. Вот, сказал он, показывая на невозмутимого человека. Самого лучшего привез. Спасибо, сказал доктор и коротко спросил у Бабанова — где? Подожди в машине, сказал Бабанов шоферу, а доктору сказал — там, в комнате. На столе. Доктор вошел в комнату, а Бабанов принялся ждать сдавленных вскриков и возгласов. Но ничего такого не последовало, и, когда Бабанов вошел вслед, он увидел доктора скептически разглядывающим птицу, которая так и сидела на столе, ни на кого не обращая внимания. Ну так, сказал доктор. По виду совершенно здорова, хотя несколько бледновата. Кормите чем? Стихами, сказал Бабанов, вспомнив Аллу. Мда, сказал доктор. Одними стихами жив не будешь. Это верно, сказал Бабанов. А вообще жалобы на что? — спросил доктор. У нее подрезаны крылья, сказал Бабанов. Доктор деловито и тщательно осмотрел развернутое крыло. Птица пошевелилась, но не подала признаков волнения. Действительно, сказал доктор. Не устают же животных калечить! Можно сделать так, чтобы она снова летала? — спросил Бабанов. Можно-то можно, сказал доктор. Насчет оплаты не беспокойтесь, заверил его Бабанов. Да я не об этом, сказал доктор. Об этом я как раз не беспокоюсь. Но вы представляете, если она начнет летать по городу… Она не будет летать по городу, сказал Бабанов. Она вообще… Что — вообще? — спросил доктор. Она вообще не из этого мира, твердо закончил Бабанов. Все мы не из этого мира, сказал доктор. Они помолчали, глядя на птицу, которая не глядела на них. Где вы ее достали такую? — спросил доктор. В Индии, с внезапной злостью сказал Бабанов. Доктор вздохнул. У меня вот тоже, сказал он. Приятель недавно побывал в Египте. Освежился, отдохнул. А заодно птицу себе купил. Феникса. Видимо, она уже старая была, вот ее ему и всучили, откуда ему знать такие тонкости, в турбюро этому не учат. Привез, ушел на работу, она возьми и загорись. И что? — спросил Бабанов. Дом сгорел вместе с гаражом, сказал доктор. Они опять помолчали. Завтра с утра ко мне в клинику, сказал доктор. Попытаюсь что-нибудь сделать. Стоить будет соответственно. И не говорите о ней никому.
