ТК: Мужья не в счет. В нашей сделке.
МЭРИЛИН (грызет ноготь, всерьез задумавшись): Я познакомилась с мужчиной, он в каком-то родстве с Гэри Купером. Биржевой маклер. Внешне ничего особенного — шестьдесят пять лет и в толстых очках. Толстые, как медузы. Не могу объяснить, что это было, но…
ТК: Можешь не продолжать. Я наслышан о нем. От других женщин. Старый боец, саблю в ножны не прячет. Его зовут Пол Шилдс. Он отчим Роки Купера. Должно быть, что-то выдающееся.
МЭРИЛИН: Так и есть. Ладно, умник. Твоя очередь.
ТК: И думать забудь. Ничего я тебе не расскажу. Потому что знаю, кто твой безымянный герой. Артур Миллер. (Она опустила темные очки. О, если бы взгляд мог убивать!..). Я сразу догадался, как только ты сказала, что он писатель.
МЭРИЛИН (запинаясь): Но как? Ведь никто… То есть почти никто…
ТК: Да еще три, если не четыре года назад Ирвинг Дратман…
МЭРИЛИН: Ирвинг кто?
ТК: Дратман. Работает в «Геральд трибьюн». Он сказал мне, что ты крутишь с Артуром Миллером. Втюрилась в него. Я, как джентльмен, не смел тебя спрашивать.
МЭРИЛИН: Джентльмен! Гаденыш ты. (Опять запинаясь, но темные очки на месте.) Ты не понимаешь. Это было давно. И кончилось. А теперь другое. Всё заново, и я…
ТК: Только не забудь позвать меня на свадьбу.
МЭРИЛИН: Если разболтаешь, я тебя убью. Тебя прикончат. Я знаю людей, которые с удовольствием окажут мне эту услугу.
ТК: Ни минуты не сомневаюсь.
(Официант наконец вернулся со второй бутылкой.)
МЭРИЛИН: Скажи, чтобы забрал обратно. Я не хочу. Хочу уйти отсюда к чертовой матери.
ТК: Извини, если я тебя расстроил.
МЭРИЛИН: Я не расстроилась.
(Но это была неправда. Пока я расплачивался, она ушла попудрить нос, и я пожалел, что со мной нет книги: ее визиты в дамскую комнату длились иногда дольше, чем беременности слонихи. Текли минуты, и от нечего делать я размышлял, что она там заглатывает — седативы или психостимуляторы. Наверняка седативы. На стойке лежала газета, я ее взял; оказалась китайской. Через двадцать минут я пошел выяснять. Может, приняла смертельную дозу или взрезала вены. Нашел дамскую комнату и постучал в дверь. Мэрилин сказала: «Входите». Она стояла перед тускло освещенным зеркалом. Я спросил: «Что ты делаешь?» Она сказала: «Смотрю на Нее». На самом деле она красила губы ярко-красной помадой. Она уже успела снять с головы мрачный платок и расчесать блестящие, легкие, как пух, волосы.)
МЭРИЛИН: Надеюсь, у тебя остались деньги?
ТК: Смотря для чего. На жемчуг не хватит, если ты ждала такой компенсации.
МЭРИЛИН (посмеиваясь — снова в хорошем настроении. Я решил больше не поминать Артура Миллера): Нет. Только на хорошую поездку в такси.
ТК: Куда мы едем — в Голливуд?
МЭРИЛИН: Да нет. В одно мое любимое место. Узнаешь, когда приедем.
(Долго мне гадать не пришлось: мы остановили такси, и, услышав, как она попросила шофера отвезти нас к пирсу на Саут-стрит, подумал: не оттуда ли ходит паром на Стейтен-Айленд? А следующим моим предположением было: она наглоталась таблеток после шампанского и теперь не в себе.)
ТК: Надеюсь, мы никуда не поплывем. Я не захватил таблеток от укачивания.
МЭРИЛИН (радостно хихикая): Просто на пирс.
ТК: Можно спросить зачем?
МЭРИЛИН: Мне там нравится. Пахнет заграницей и можно кормить чаек.
ТК: Чем? Тебе их нечем кормить.
МЭРИЛИН: Есть чем. У меня сумка полна печений с гаданиями. Свистнула в ресторане.
ТК (поддразнивая): Пока ты была в уборной, я одно разломил. На бумажке была грязная шутка.
МЭРИЛИН: Ох ты. Китайские печенья с похабщиной?
ТК: Уверен, чайки не побрезгуют.
(Наш путь пролегал через Бауэри. Крохотные ломбарды, пункты сдачи крови, общежития с койками по пятьдесят центов, маленькие угрюмые гостиницы по доллару за ночь, бары для белых и бары для черных и всюду бродяги, бродяги — молодые, немолодые, старые, сидящие на корточках вдоль бордюров, среди битого стекла и вонючего мусора, бродяги, прислонившиеся к дверным косякам, толпящиеся на углах, как пингвины. Раз, когда мы остановились на красный свет, к нам шаткой походкой приблизилось пугало с фиолетовым носом и трясущимися руками и стало протирать мокрой тряпкой ветровое стекло. Наш возмущенный водитель облаял его по-итальянски.)
МЭРИЛИН: Что такое? Что происходит?
ТК: Хочет денег за протирку стекла.
МЭРИЛИН (загородив лицо сумочкой): Какой ужас! Не могу это видеть! Дай ему что-нибудь. Скорее. Пожалуйста.
(Но такси уже рвануло с места, чуть не сбив старого пьяницу. Мэрилин плакала.)
Меня тошнит.
ТК: Хочешь домой?
МЭРИЛИН: Все испорчено.
ТК: Я отвезу тебя домой.
МЭРИЛИН: Подожди минуту. Я успокоюсь.
(Тем временем мы выехали на Саут-стрит, и в самом деле — паром у причала, панорама Бруклина за рекой, белые чайки, реющие на фоне морского неба, усеянного пушистыми, тонкими, как кружево, облаками, — зрелище это быстро успокоило ее.
Мы вылезли из такси и увидели мужчину с чау-чау на поводке. Он направлялся к парому, и, когда мы проходили мимо, моя спутница остановилась и погладила собаку по голове.)
МУЖЧИНА (дружелюбно, но твердо): Не надо трогать незнакомых собак. Особенно чау. Они могут укусить.
МЭРИЛИН: Собаки меня никогда не кусают. Только люди. Как ее зовут?
МУЖЧИНА: Фу Манджу.
МЭРИЛИН (со смешком): А, как в кино. Мило.
МУЖЧИНА. А вас?
МЭРИЛИН: Меня? Мэрилин.
МУЖЧИНА. Я так и подумал. Жена ни за что мне не поверит. Можно попросить у вас автограф?
(Он достал ручку и визитную карточку; положив ее на сумку, она написала: «Благослови Вас Бог — Мэрилин Монро».)
МЭРИЛИН: Спасибо.
МУЖЧИНА. Вам спасибо. Представляете, я покажу его в конторе?
МЭРИЛИН: Я тоже брала автографы. И сейчас иногда прошу. В прошлом году у Чейзена недалеко от меня сидел Кларк Гейбл, и я попросила подписать мне салфетку.
(Она прислонилась к причальной тумбе, и я смотрел на ее профиль. Галатея, созерцающая неосвоенный мир. Ветерок взбил ей волосы, и голова ее повернулась ко мне с бесплотной легкостью, словно от дуновения ветра.)
ТК: Так мы будем кормить птиц? Я тоже проголодался. Уже поздно, а мы не обедали.
МЭРИЛИН: Помнишь мой вопрос: если бы тебя спросили, какая Мэрилин Монро на самом деле, что бы ты ответил? (Тон ее был шутливый, поддразнивающий, но вместе с тем серьезный: она ждала честного ответа.) Наверняка скажешь, что я халда. Банан с мороженым.
ТК: Конечно, но еще скажу…
(Свет гас. И она будто бледнела вместе с ним, сливалась с небом и облаками, исчезала в пространстве. Я хотел перекричать чаек, окликнуть ее: Мэрилин! Мэрилин, почему все должно было получиться так, как получилось? Почему жизнь должна быть такой сволочью?)
ТК: Я скажу…
МЭРИЛИН: Я тебя не слышу.
ТК: Я скажу, что ты прекрасное дитя.
Текст печатается с сокращениями
Перевод Виктора Голышева;
From MUSIC FOR CHAMELEONS by Truman Capote,
