– Оструела, тёлка? – воскликнула светленькая, прикуривая. – Так не покойников вызывают, а духов из будущего!
– Сама оструела! – обиделась девочка. – Пра-авда, Задорнов говорил!
От такой ссылки я хохотнул в голос, от демаскировки спасло только то, что мой смешок утонул в ржании остальной публики.
– Ну, ты и ду-ура! Он же прикалывался!
– Да-а? Но по ящику показывали! – от огорчения Аннушка поперхнулась жвачкой, её специфически блестевшие глазки наполнились слезами, это стало заметным даже в темноте.
Не зная, что сказать, Димуля тоже прикурил, затем молча протянул пачку тёмненькой.
– Не хочу! – обиженно буркнула девочка, оттолкнув руку дающего.
– Да ла-адно тебе, бери!
– «Опал»? Лажовые не уважаю! Курю только «Лаки стрингс», пора бы запомнить!…
Компания опять разразилась хохотом.
– Сколько раз тебя учить: «Лаки страйк», а не «стрингс», – утирая слезу, возгласила Сануля.
– «Лаки стрингс» – это «счастливые стринги», трусы такие в одну нитку, знаешь? – великодушно пояснил Максюша.
– Фу-у! – встрела светленькая. – Вoт что ты, оказывается, куришь!
Бедная Аннушка, во хмелю, видать, делающаяся особенно легко ранимой, готова была всплакнуть, но Сануля наруши-ла чуть затянувшуюся паузу.
– Я знаю, как реально вызвать духов, – встав и немного потряся отсиженной задницей, девочка подошла к моим кустам настолько близко, что я уловил тошнотворный запах бражки. Ну да, разумеется: до самогонки «из горлa» детки ещё не дозрели.
– Ну, скажи, скажи, послушаем…
– Не могу, – сплюнув, она произнесла с высокомерием. – Заклинание – настоящее, с ним шутить реально опасно.
– А-ага, коне-ечно! – отозвалась Светуля. – Не знаешь ты ничерта, так и не трынди!
– Не знаю, говоришь? А ты попробуй в ночь с четверга на пятницу встать спиной к церкви и сказать: «Дух, приди, дух, приди да порядок наведи!».
– Щас он придёт, ага-а! – начал было Максюша, но в этот момент очередной крылатый вампир пребольно впился в мою шею. Инстинктивно я звонко шлёпнул по ужаленному месту. Молодёжь, услышав звучный удар, одномоментно за-ткнулась. Пути назад у меня не было.
– Ы-ы-га-а! Ы-ы-ы-га-а-а-а-а!!! – протяжным фальцетом произношу из своего укрытия. – За-ачем, за-а-аче-ем ты меня зва-ала? За-аче-ем трево-ожила? – скрестив руки на груди и зажав между ними свечу, начинаю медленно восставать, шурша ногами по успевшей опасть листве.
Народ остолбенел каждый в своей позе – словно по команде «Море волнуется – три!». Замерла даже бражка, начавшая выливаться из наклонённого Ваняточкой чайника, а брошенный кем-то окурок так и завис в воздухе. В мерцании лун-ных зайчиков детки отчётливо видели мои выцветшие волосы и сахарно-белые тощие ключицы, смуглое лицо на фоне остального казалось пустым местом, только белки глаз изредка поблёскивали, да ещё зубы, словно выпуклые зеркала, иногда отражали случайный лунный лучик. Я продолжил:
– Опя-ать напила-ась? Я ж тебе запрети-ил, в нату-уре! Кого привела мне сего-одня, клу-уша? Хотя-а, без разницы. Д-давай! – чуть отступив назад, взлезаю на метровый каменный куб, вероятно, оставшийся от памятника, и медленно вставая, начинаю возноситься над кустами. – Веди-и и-их, я жду-у! Хочу свежей пло-оти!
– Надо с ним поговорить, надо поговорить, – через четверть минуты громко зашептала тёмненькая.
– Господи, спаси, господи, спаси! – вторил ей Димуля.
– Скажи ему «Сги-инь», ду-урень! – сложив ладони рупором, неземным басом протянул Денис.
– Сгинь, дурень, сгинь, дурень, сгинь! – квартетно запричитали моментом протрезвевшие девочки, крестясь обеими ру-ками что есть мoчи [ну, и мочu тоже, разумеется].
– А-а-а-а! – заорал я, хватаясь за сердце. – За что-о? За что-о-о-о-о?
– Сгинь, дурень, сгинь, дурень! – завопили все семеро.
– Ы-ы-га-а-а-а!!! – кричу ещё громче, с надрывом, с хрипом, переходящим в визг, и, скрючиваясь, постепенно опуска-юсь на землю. – Я ещё приду-у и заберу-у тебя, ду-ура! Всех вас заберу-у!!!
Тишина. Что делать дальше – не знали ни я, ни детки. Обстановку разрядил Денис. Он раскрыл рот, словно собираясь произнести [o], затем сложил ладони лодочками и сильно хлопнул ими перед своими губами. Извлечённый таким обра-зом оглушительный звук напомнил взрыв гремучего газа. Растревоженные предыдущей сценой галки теперь просну-лись окончательно и с недовольным гвалтом дружно вспорхнули с верхушек деревьев, крылами своими заслоняя луну. Зрелище, надо сказать, впечатлило даже меня. «Байки из склепа» – так, сказка про курочку Рябу!
– У-у-у-ф-ф-ф! – шумно выдыхаю, шевеля ветками.
Максюша, как подобает лидеру, первым вышел из ступорозного состояния. Грубо оттолкнув Светулю в мои кусты, со свистом рассекая воздух конечностями, он ринулся прочь так, что дорожка задымилась. Остальные, пихая друг друга локтями, пустились вслед, бросив и чайник, и гитару, и магнитофон. Жаль, этих юнцов сейчас не видит тренер нашей сборной по лёгкой атлетике! Только кинутая Светуля никак не могла подняться. Тихонько хныча, ручонками она бес-сильно хваталась за воздух. В общем, надо помочь девочке.
– Приве-ет! – томно произношу вполголоса и, просунув руку сквозь кусты, щипаю её за попу.
– В-ви-и-и-и! – басом взвыла несчастная и рванула во тьму напрямик, по могилам, через ограды и заросли.
– Видишь, как оно бывает? – отдышавшись, я встал, желая размять затёкшие мышцы.
– Интересно, куда она ломанулась? – спросил друг. – Деревня ж не там.
Словно в ответ секунд через тридцать раздался отдалённый всплеск воды, сопроводившийся очередным леденящим душу воплем.
– Тонет! – дуэтом воскликнули мы и кинулись на крик.
Сколько пришлось пробежать – минуту или пять – неизвестно: в подобных ситуациях чувство времени теряется на-прочь. Но вот показалось озеро. Лунные блики сияли на его поверхности, словно серебристые мазки, щедро нанесён-ные кистью на полоску из волнистого тонированного стекла. Светуля барахталась метрах в семи от берега. Скинув штаны, Денис поднырнул под небольшую накатившую волну и исчез. Долго, очень долго его не было видно, но вот друг высунулся прямо перед горе-пловчихой.
– Давай к берегу, ду-ура! – негромко пробасил он, собираясь обхватить её за плечи.
– Ма-ама-а-а! Утопленник!!! – заорала она так, что даже у меня уши заложило, и выбежала по воде аки пoсуху, устре-мившись прямо ко мне.
– Мама вон там, дура! – ловлю её в объятия и поворачиваю лицом в сторону изб. Потом вижу, как изящные глазки медленно увеличиваются раза в четыре, как плавно отвисает её нижняя челюсть, и, кажется, проходит целая вечность, прежде чем звонкий, словно лопата из нержавейки, визг достигает моих ушей. И в следующий момент, закатив глаза, Светуля обмякла в моих руках.
– Во, доигрались-то! Чё ж теперь делать? – спросил я растерянно. – Отнести её в деревню?
– Пожалуй, – согласился друг, подбирая свою одежду. – Кстати, видал, как хахаль ёйный кинул её? А под водой там метра через четыре обрыв такой неслабый!
Я взял Светулю за лодыжки, Денис, повесив штаны на плечо, – за подмышки. Так и понесли её, вперёд ногами и лицом вниз, чтоб язык в трахею не запал. Озёрная вода дождём струилась с её одежды. Несколько раз девочка конвульсивно дёрнулась, но, видимо, решив, что это черти транспортируют её в ад, снова затихла. Зато деревня постепенно стала оживать: разбуженные собаки, одни перекрикивая других, разогнали безмолвие сердитым лаем. Значит, остальные дет-ки благополучно добрались домой.
– Хватит, много ей чести, – одномоментно произнесли мы, дойдя до оставленной палатки, и опустили свою ношу на траву.
– Жить будет, – изрёк друг, пощупав Светулино запястье, после чего взялся за полотенце. Я тоже вытерся, надел ру-башку.
– Собираем манатки и валим в лес! Ну и переполох тут сейчас начнётся!
– Какой, на фиг, «переполох»! Предки им всыплют по первое число за пьянство, да и всё.
– Н-да? А как думаешь, сами-то предки чем занимаются, если детки ихние запросто ночью по кладбищам бухают?
– Да и чёрт с ними! С этой-то что делать? – спросил Денис, погружая палатку в рюкзак.
– Ничё, оклемается.
Я лицом к дороге усадил бесчувственную Светулю под ближайшее дерево, голову приклонил на левое плечо, а на ру-кав её джинсовой курточки несколько раз капнул вынутым из аптечки нашатырным спиртом.
– Обождём, – настойчиво повелел друг, прижимаясь к кустам. Я присоединился.
Оживляющая жидкость подействовала секунд через сто. Девочка резко вздрогнула, завалившись на бок, потом, схва-тившись за дерево, тяжело встала, осмотрелась, очевидно, силясь понять, на том она свете или ещё на этом, и почему – мокрая. Чувство реальности, судя по всему, постепенно стало возвращаться, и девчонка, тихонько заскулив, выбралась на дорогу и понуро побрела в деревню, приседая от каждого шороха. Денис напоследок снова хотел звучно хлопнуть в ладоши, но я жестом остановил его.