Она сделала одну большую ошибку, которая могла и не дойти до меня: все ее выходки были постоянным и предсказуемым, Лари мог легко вписать их расписание своей жизни и не обращать на них внимания.
Она легко восприняла плохие новости. Я мог вполне сказать ей, что она добилась потрясающего успеха успеха. Лари был готов сдаться.
-- Месть это не так уж и много, -- сказала она.
-- Хорошо, Элен, ты мне должна кое-что пообещать.
-- Конечно. Почему бы мне не быть как Лари и не обещать все подряд?
-- Элен, обещай мне не совершать никакого насилия на его концерте в Ратуше.
-- Слово скаута, -- сказала она и улыбнулась. -- Самое простое обещание, которе я давала в жизни.
В этот же вечер я передал наш загадочный разговор Лари. Он лежал в постели, ел крекеры и пил горячее молоко.
-- Ух-ху-ху-ху-ху, - ответил он с полным ртом. -- Если она поступит благоразумно, это будет первый раз в ее жизни, -- он презрительно пожал плечами. -- Она разгромлена, эта Элен Смарт.
-- Элен Спаркс, -- поправил я.
-- Как бы там ни было, скоро она сядет на поезд домой. Отвратительный вкус. Серьезно. Я не удивлюсь, если она бросала бумажные шарики и вставляла булавки в мой дверной звонок.
Где-то на улице загремела крышка мусорного бачка.
-- Какой грохот, -- сказал я. -- Неужели это надо делать с таким шумом?
-- Какой грохот?
-- Мусорного бачка.
- Ах, это. Если живешь здесь, то должен привыкнуть. Я не знаю, кто это, но они пинают бак каждую ночь, -- он зевнул, -- как раз перед сном.
Надеятся на то, что умные люди хранят большие секреты, особенно чужие, большая наивность. А простаки и подавно постоянно болтают о себе, как например преступники в тюрьмах или того хуже. Чтобы они не делали, лучше не болтать о себе ради восхищения. Сложно поверить, что Элен хранила секреты больше чем пять минут. А на самом деле, она даже не пискнула на протяжении шести месяцев, с момента своего разрыва с Лари. За два дня до концерта в Ратуше она мне призналась.
Мы говорили во время одного из наших обедов в ресторане. Она так рассказывала новости, что я не понял, что она проговорилась, пока на следующий день не увидел Лари.
-- Пообещай мне, Элен, -- попросил я ее еще раз, -- никаких выходок в день концерта. Никакого лая, вонючих бомбочек или повесток в суд.
-- Не будь занудой.
-- Ты тоже, дорогая. Этот концерт так же важен для любителей музыки, как и для Лари. Это не место партизанских боев.
В первый раз за много месяцев она казалась отдохнувшей, как человек который только что закончил часть работы и полностью ей доволен. Редкое зрелище в последнее время. Она, обычно красная от волнения, сейчас побледнела и стала розовой.
Она ела в тишине и ничего не спрашивала у меня про Лари. Да я и не мог ей рассказать ничего нового. Несмотря на то, что она о себе постоянно напоминала с помощью дверного звонка, почтовых открыток, фонариков, кашля и Бог знает чего, Лари совершенно забыл о ней. Его жизнь вошла в обычную безмятежную колею.
Она рассказала мне новости. Они объяснили ее спокойствие. Я уже предполагал это несколько раз и сам пытался уговорить ее. Я не удивился и не поразился. Это было абсолютно справедливое и верное решение этой проблемы, абсолютно очевидное.
-- Жребий брошен, -- трезво сказала она. -- Никаких возвращений.
Это и к лучшему, что жребий был брошен, согласился я с ней; я думал, что понял, о чем она говорит. Единственной неожиданностью был ее поцелуй в щеку. Она поцеловала меня, когда встала, чтобы выйти из ресторана.
На следующий день, как обычно я пришел к Лари в студию на коктейли в пять. Его нигде не было видно. А Лари всегда, когда я прихожу, в гостиной возился с коктейлями, элегантный в ярком пиджаке из шотландской шерсти, который прислала ему в подарок поклонница.
-- Лари! -- позвал я.
Занавески в спальне раздвинулись, и он появился, слабый и жалкий. Он был одет в халат с алой подкладкой и вышитую накидку, словно из реквизита забытой оперетты. Он упал в кресло, как раненный генерал, и закрыл лицо руками.
-- Грипп! -- догадался я.
-- Это какой-то неизвестный вирус, -- мрачно ответил он. -- Доктор ничего не нашел. Ничего. Наверно это начало третьей мировой войны -- бактериологической.
-- Может тебе всего лишь надо поспать, -- любезно посоветовал я.
-- Спать? Ха-ха! Я всю ночь не мог уснуть. Горячее молоко, подушки под поясницу, шерсть…
-- Внизу была вечеринка?
Он вздохнул.
-- У соседей было как в морге. Это что-то во мне, говорю же тебе.
-- Хорошо, но у тебя хотя бы есть аппетит…
-- Я тебя пригласил, чтобы ты мучил меня? Завтрак, мое любимое мясо на вкус как опилки.
-- Ну, твой голос по крайней мере звучит хорошо, а это сейчас самое главное, так?
-- Репетиция утром была провальной, -- с раздражением ответил он. -- Я был неуверен, хрипел и промахивался. Я плохо себя чувствую, я не готов, полуголый…
-- Все равно ты выглядишь на миллион долларов. Парикмахер сделал…
-- Парикмахер -- мясник, рубщик…
-- Он сделал хорошую работу.
-- Тогда почему я не чувствую себя так, как он сделал? -- Лари встал. -- Сегодня все наперекосяк. Все расписание летит к чертям. И никогда в своей жизни, ни разу я нисколечко не волновался перед концертом. Ни разу!
-- Ладно, -- с сомнением начал я, -- может быть хорошие новости тебе помогут. Я вчера за обедом видел Элен Спракс и она сказал мне…
Лари щелкнул пальцами.
-- Это она! Это она! Конечно, эта Элен, она отравила меня! -- он зашагал по полу. -- Ей мало меня убить, она хочет свести меня с ума перед завтрашним вечером. Она все время пыталась меня достать.
-- Я не думаю, что она отравила тебя, -- сказал я, улыбаясь. Я хотел отвлечь его непринужденностью. Я вдруг осознал весь ужас того, что собирался сказать и остановился.
-- Лари, - медленно проговорил я, -- Элен уехала в Буффало прошлой ночью.
-- Скатертью дорога!
-- Не надо будет больше рвать открытки за завтраком, -- небрежно кинул я. Ноль эффекта. -- Никаких звонков в дверь перед репетициями. -- ноль эффекта. -- никаких звонков парикмахеру, никакого грохота мусорного бака перед сном.
Он схватил меня за руки и тряхнул.
-- Нет! – вскрикнул он.
-- Да, черт возьми, -- изобразил я смех, -- Она настолько вклинилась в твою жизнь, ты без нее шага не мог сделать.
-- Маленький термит, -- прохрипел Лари. Гнойный, вредный, коварный, скользкий, маленький… -- он ударил по камину. -- Я порву с этой привычкой!
-- Привычками, -- поправил я. -- Если ты это сделаешь, то это будут первые привычки в жизни. Справишься до завтра?
-- Завтра? -- простонал он. -- О, завтра.
-- Фонари погасли и…
-- Никаких фонариков.
--- Ты можешь приступать к первому номеру…
-- Где кашель? -- отчаянно спросил он. -- Я сейчас буду ругаться как в Техасе.
Он задрожал и снял телефонную трубку.
-- Оператор, соедините с Буффало. Как ее зовут, еще раз?
-- Спаркс -- Элен Спаркс.
Меня пригласили на свадьбу, но я лучше бы пошел на публичную казнь. Я послал серебряную вилку для маринадов и свои пожелания.
К моему изумлению, Элен присоединилась ко мне за обедом на следующий день после свадьбой. Она была одна и притащила большой пакет.
-- Что ты здесь делаешь в такой день? -- спросил я.
-- Провожу медовый месяц, -- она с удовольствием заказала сендвич.
-- Ого, а где жених?
-- Проводит его в студии.
-- Вижу. Я не заметил, как мы дошли до той точки, когда было бы неделикатно с моей стороны спрашивать о будущем.
-- Я потратила сегодня два часа, и купила ему один костюм.
-- А завтра?
-- Два с половиной часа, и еще пара туфель.
-- Маленькие капли воды, Маленькие зёрна песка, -- прочитал я. -- Создают могучий океан. И прекрасную землю. -- Я указал на пакет. -- Это часть твоего приданого?
- В каком-то смысле. Это крышка мусорного бака, поставлю ее рядом с кроватью, -- улыбнулась она.
Портной, который подглядывал за леди Годивой и внезапно ослеп.
