Если у кого–нибудь в Зубровке устраивалось торжество, обязательно приглашали Никодима, который для всех оказывался желанным гостем. Жители села любили и уважали Никодима за его отзывчивость и доброту. Еще в молодые годы при рубке леса он спас ребенка, на которого падало срубленное дерево. Этот поступок и снискал Никодиму уважение односельчан. Ребенка Никодим спас, но сам поплатился за это правой рукой: ее пришлось отрезать по самый локоть. С тех пор Никодим ходил с протезом.
Толик гордился отцом, который был мастером на все руки: умел неподражаемо свистеть, сунув в рот два пальца, мог печь изумительные пироги, искусно разыгрывал сценку «Буденный и Деникин», лечил зубы, долго мог находиться под водой, нырнув в речку, безошибочно решал задачи по математике. Более того, он хорошо скакал на лошади верхом и ездил на велосипеде.
«Самообладание делает человека человеком», — любил говорить отец. Подражая отцу, Толик довольно рано многому научился. Он, как и отец, хотел стать животноводом. Доброта и терпение помогали пареньку в уходе за животными и при их кормлении. Летом во время каникул он вместе со стадом находился на пастбище. А позже, когда подрос, начал серьезно помогать отцу, не ленясь вставать даже ночью, если вдруг телилась какая–нибудь корова.
От отца Толик научился многому. Единственное, чего он никак не мог перенять у отца, — это искусство резьбы по дереву. Отец великолепно вырезал из липы или бука, которые он сам выбирал, не только ложки, чашки и рамки для фото, но и подсвечники, и фигурки всевозможных зверей. Однажды он подарил Толику рукоятку для ножа, на которой вырезал двух дерущихся медвежат. Этот нож Толик берег как самый дорогой подарок, а когда фашисты заняли Зубровку, спрятал за косяк дверной рамы. Прошло время, и советские войска выбили гитлеровцев из села. Жители вздохнули с облегчением. Но в январе 1944 года в село пришла небольшая группа эсэсовцев, которая расположилась на постой в доме Никодима.
Старший группы, унтершарфюрер, за что–то взъелся на Никодима и начал издеваться над ним, приказал ему бегать то в одно, то в другое место, подгоняя каждый раз не криком, а резким свистом. Однажды Толику удалось незаметно выйти из дому. Он бросился в село, чтобы позвать кого–нибудь на помощь. Когда же люди, решившие помочь Никодиму, прибежали, то дом уже горел ярким пламенем, а отец мальчика лежал во дворе убитый. Вскоре в ближайшем лесу удалось поймать двух фашистов. Судя по всему, группа эсэсовцев распалась и фашисты по одному и по двое пытались прорваться в район, в котором находилась гитлеровская часть.
Никому из жителей Зубровки не удалось уговорить мальчика остаться в селе. Он прибился к воинской части Советской Армии и упросил командира полка взять его разведчиком, сославшись на то, что никто, кроме него, не знает так хорошо этих мест. Было Толе тогда около шестнадцати лет. Во время выполнения одного разведывательного задания Толик встретился с Бородачом, который представился мальчику часовщиком из Бердичева. Но Толик почувствовал, что Бородач обманывает его. Тогда он решил задержать подозрительного и доставить его в штаб батальона, где товарищи разберутся, что он за человек.
Толик рассказал майору Кипиани, что Бородач начал сопротивляться и избил его.
— Я твердо уверен, что это враг, — возбужденно продолжал паренек. — Он сам себя выдал. Перед тем как ударить меня, он выругался на немецком языке… Потом я потерял сознание и уже не помню, что было дальше. — Глаза Толика горели ненавистью. — Товарищ майор, вы должны его расстрелять! Всех немцев нужно расстреливать, всех до одного!
Майор внимательно слушал юного разведчика, а когда тот кончил говорить, положил ему руку на плечо и сказал:
— Спасибо тебе, Толик, ты действовал как настоящий солдат, а уж твоего Бородача я обязательно разоблачу. Можешь не сомневаться… За свои преступления он будет строго наказан…
Толик не дал майору закончить.
— Вы должны расстрелять его, он же немец! — воскликнул он.
Кипиани потрогал пальцем свою нижнюю губу и посмотрел на паренька, сильно сощурив глаза. «Как же он ненавидит всех немцев! — подумал майор. — Оно, правда, и не удивительно после всего того, что парню пришлось пережить. Однако нужно будет объяснить Толику, что не следует в каждом немце видеть фашиста. Вот Виктор Шенк, например, тоже немец…» Подумав о Викторе, Кипиани вдруг испугался. Если парень узнает, что его спаситель, которого он принял за советского солдата, самый настоящий немец, то он либо выплеснет на него свою ненависть, либо затаит ее в душе. Разумеется, не так–то просто объяснить пареньку, что и среди немцев есть коммунисты и антифашисты, а некоторые из них перешли на сторону Советской Армии и сражаются против фашистов. Вряд ли и ему, Кипиани, удастся за несколько минут убедить Толика, чтобы он сразу переменил мнение о немцах.
— Послушай меня внимательно. — Майор посмотрел пареньку прямо в глаза. — Я командир и, следовательно, сам буду решать, как мне наказать Бородача. А ты запомни одно: мы не фашисты! Мы не убиваем людей только за то, что они принадлежат к другой нации, даже тогда не убиваем, если эта нация и причинила нам много горя и страданий. Но об этом мы поговорим с тобой не сейчас, а несколько позднее. А теперь я поручу тебя одному товарищу, который проводит тебя на квартиру, где ты хорошенько выспишься. Все понятно?
Толик кивнул, однако взгляд его выражал упрямство и недоверие.
* * *
Юноша не ошибся. На допросе, хотя и не сразу, Бородач признался, что действительно является немецким офицером, что имел задание проникнуть в котел и передать генералу Штеммерману важные сведения относительно проведения операции по деблокированию окруженных частей вермахта.
28 января 1944 года войскам 1–го и 2–го Украинских фронтов в составе 27 стрелковых, 4 танковых и 1 механизированного корпусов удалось в ходе успешного наступления с двух направлений нанести удар по корсунь–шевченковскому выступу, по 42–му армейскому корпусу 1–й немецкой танковой армии и 11–му армейскому корпусу 8–й немецкой армии, отделить их от основных сил и окружить. В результате этой операции в котле оказалось 80 тысяч немецких солдат и офицеров.
Планом операции по деблокированию окруженных войск предусматривалось разорвать кольцо окружения силами 3–го танкового корпуса, 16–й и 17–й танковых дивизий и одним тяжелым танковым полком 1–й танковой армии, а также тремя танковыми дивизиями 47–го танкового корпуса 8–й армии. Ударные группы обеих армий в первую очередь должны были перерезать коммуникации советских войск, затем разорвать кольцо окружения и завершить операцию окружением советских войск.
С помощью воздушной разведки и сведений, поступавших от разведки и партизан, советскому командованию удалось узнать о намерениях германского командования в районе Корсунь–Шевченковского. Принимая ответные меры, советское Верховное Командование должно было учесть, что в самом корсунь–шевченковском котле и на внешнем фронте действовали войска 1–й танковой и 8–й армий группы армий «Юг» в составе 52 немецких дивизий, из них 13 танковых и 3 мотострелковые, что в общей сложности составляло около одной трети всех танковых соединений, действовавших на Восточном фронте. И хотя выступ был окружен советскими войсками, его размеры составляли 125 километров с севера на юг, 90 километров с запада на восток. В ходе наступательных действий советские войска освободили свыше трехсот населенных пунктов и такие важные пункты дорог, как Бобринская и Мироновка, но здесь была сосредоточена крупная группировка противника, которая к тому же обладала некоторой маневренностью, и потому необходимо было действовать не только быстро, но и довольно осторожно.
Доложив в штаб армии по телефону о результатах допроса, майор Кипиани приказал немедленно доставить туда пленного офицера. Потом несколько минут майор сидел ничего не делая, потирая время от времени глаза. Допрос насторожил его. Майор даже не сразу заметил, как в комнату вошел Виктор Шенк.
— Что случилось? — устало спросил майор, заметив наконец Виктора.
Виктор хотел узнать, скоро ли они получат новую автомашину, оборудованную мощной говорящей установкой. В те дни на том участке фронта такие установки были для немецких антифашистов дороже всего. Собственно говоря, вот уже целый год, со времени разгрома гитлеровских войск под Сталинградом, антифашисты не имели возможности непосредственно общаться со своими соотечественниками.
Кипиани откинулся на спинку стула и сказал:
— Новая машина уже должна быть здесь. А что, если мне съездить в соседнюю дивизию и попросить их?
Майор вызвал ординарца и дал ему нужные указания, только после этого повернулся к Виктору и продолжал:
— Паренька, которого ты ко мне привел, я утром отошлю обратно в тыл… — Майор коротко объяснил, чем вызвано его решение, а затем рассказал Виктору биографию мальчугана. — Сейчас у меня нет ни времени, ни возможности объяснить ему, в чем заключается разница между немцами и фашистами. Его ненависть к фашистам слишком велика. Вот поэтому–то я и решил отправить его в тыл, пока он здесь чего–нибудь не натворил.
