Позже вечером, на подходе к дому, тренированная интуиция Джун подсказывает: что-то не так. Она вставляет ключ в замок съемной квартиры, слышит какой-то шорох, резко разворачивается – и вот он, мужик из бара, да не один, а с другом.
На секунду Джун выбивает из колеи то, что перед ней два мужика, и они умудряются втолкнуть ее в дверь до того, как она приходит в себя. Посетители огромные, типа навеселе, с явно недобрыми намерениями.
Не говоря ни слова, первый мужик лапает ее за грудь, но бразильская выучка уже берет свое. Джун недовольна, что выдержка покинула ее даже на минуту. Джун блокирует нападающего и бьет его ребром ладони под дых. Почти одновременно она производит жесточайший удар ногой в колено. Мужик булькает и падает.
Джун разворачивается к другому мужику и бросается в атаку. Она столь быстра, что ее удары поразили бы любого, кроме тренированного в рукопашных боях американского морпеха, каковым и оказался второй нападающий. Двигаясь с нечеловеческой скоростью, он нейтрализует атаку. (Впоследствии Джун задумывается, не повлияло ли отчасти на ее скорость то, что это было первое настоящее сражение.)
Мужик достает нож и изображает нечто, сильно напоминающее стойку тренированного бойца. Джун умеет защищаться от ножа голыми руками.
Но вместо этого она достает пистолет и стреляет, потому что, в общем и целом, это самое разумное решение. Первый мужик ползет по полу, Джун убивает и его.
Она пакует чемодан и уезжает в Европу.
Я следую совету Стейси и начинаю пятидневную голодовку.
Если честно, уже через пару дней мне лучше. Ну да, я умираю от голода, но это – улучшение. Моя слепота почти прошла, и как это здорово – опять видеть. Боль отпускает кишки. Кожа все еще отвратительного цвета – но никто не ожидает чудес.
Ну вот, я пережил еще одну ночь, меня не убили в моей собственной постели взломщики, а сейчас грядет трудный момент – надо выйти из дома и отправляться в Брикстон, в то время как на мою дверь, несомненно, направлен оптический прицел, а под дверью ожидает орда китайцев с ножами, но мне в любом случае надо идти доставлять сульфат, и вдобавок в доме нет еды, а я ненавижу голодать.
Да, еще мне надо разузнать, где арендовать машину для перевозки моих комиксов в город на продажу и где бы раздобыть пистолет, я понятия не имею, как это делается. Ну а когда его купишь, сложно ли стрелять? И где обучаться? Вот если ты, например, в мафии и семья владеет несколькими тирами, тогда конечно, без проблем, идешь в тир с инструктором и стреляешь до потери пульса где-то в перерыве между тренировками по боевым искусствам, и таким образом оттачиваешь мастерство, ну а мне-то как научиться? Тренироваться в парке противозаконно, кроме того, я и подстрелить кого-нибудь могу – скорее всего, самого себя.
В Италии сейчас идет шумный процесс над мафиози. Когда становишься важным преступником, вовсе не нужно самому убивать людей и ты почти ничем не отличаешься от бухгалтера.
О, играет «Фол»[4]. Редкая группа звучит хотя бы примерно так же хорошо, как «Фол», а ну, покажи им, Марк.
Я иду в Брикстон.
Я упражняюсь в круговом обзоре.
Я вслушиваюсь: вдруг что-то выдаст убийцу.
Все чувства перегружены до предела.
Нервы в острейшем истощении.
Блин, какова черта?
Китаец только что закончил какие-то дела и сейчас в ресторане обедает стейком с картошкой. Машина и водитель-дефис-телохранитель ожидают его неподалеку. Водитель читает газету и мечтает о видеоигре. Он играет в галерее игровых автоматов, но постоянно проигрывает By, своему главному сопернику. Поэтому Чен, водитель, собирается купить игру и интенсивно тренироваться дома.
После тайных тренировок он в галерее разобьет By в пух и прах.
Эта давняя борьба за превосходство в видеоиграх началась в Сохо, одна победа не решает исхода, но Чен надеется, что благодаря одному внезапному ошеломительному рывку у него появится психологический перевес, и By сломается.
By и Чен когда-то были хорошими друзьями, но соперничество испортило их отношения. Сейчас при встрече они обмениваются фальшивыми улыбками и прямиком шагают к автоматам. Их узнают, люди толпятся рядом, чтобы посмотреть на битву – непрерывная практика сделала из бывших друзей грозных игроков, которые легко обыграют любого в галерее.
Соперники стоят или сидят, в зависимости от автомата, на их лицах застывают серьезные гримасы, а от мелькающих на экране цветных огоньков оба входят в состояние глубокой концентрации.
Они уже больше не играют удовольствия ради.
Китаец покидает ресторан и пешком идет к машине, запаркованной неподалеку. Машина на запрещенном месте, но китаец не получит ни штрафа, ни блокировки, потому что в паутине его интриг и преступлений найдется и подкуп местной полиции, а также инспекторов дорожного движения. Инспекторам не так уж часто дают взятки, но китаец очень досконален и, всякий раз паркуясь в Сохо, не желает обременять себя парковочными штрафами.
Китаец и телохранитель едут в Брикстон.
Беспокойство-беда у тебя,
беспокойство-беда у меня, но своя, и я, да я, от всего избавлюсь я.
Маленький растаман тащит «грозу гетто», из которого пульсирует ритм, огромный переносной магнитофон размером почти с самого растамана. Низенький раста прячет дреды под огромной коричневой шляпой. Я иду прямо за ним, нарочно не обгоняя, чтобы послушать музыку.
После пятидневной голодовки исчезли практически все симптомы, кроме желтушного цвета кожи, но я надеюсь, что это лишь последствия недоедания.
Даже голод меня покинул, я прекрасно себя чувствую, мне давно не было так хорошо, похоже, я умею летать.
Единственная сложность в том, что пора начинать есть, и я не знаю, что попробовать первым. Йогурт? Я поедаю нечеловеческое количество йогурта. Я, блин, ем столько йогурта, что он уже течет из моих сраных ушей. Шелушеный рис? Морковка? Батончик «Марс»? Начинать надо с чего-то однородного, и я останавливаюсь на шелушеном рисе. Он ужасно безвкусный, зато его инь и янь пребывают в абсолютной гармонии.
С некоторым трепетом я варю рис и, когда он готов, осиливаю всего пару ложек – от пятидневной голодовки, оказывается, мой желудок сильно уменьшился. Я ожидаю приступа, весь день жду, что начнут слепнуть, опухать и закрываться глаза, органы пойдут в атаку друг на друга, но ничего не происходит. Ну вот, значит, рис безопасен. Мне уже кажется, что смерть, может, не так уж неминуема.
Я рассказываю всем друзьям о своих достижениях, друзья в восторге: «Мы все за тебя болеем».
Через неделю я ем салат-латук, морковку и рис, мне невыносимо пресно, однако я здоров.
Я отмечаю это событие покупкой музыки в «Десмонд Хип Сити» [5], возвращаюсь домой и танцую, совершенно не напрягаясь, что басов почти не слышно. Я бросаю курить и почти тут же срываюсь.
Хрен с ним.
Я иду к Фрэн и Джули.
По пути я вижу пожилую пару, которая, как обычно, сидит на балконе, они, как обычно, меня приветствуют. Я машу в ответ, громко здороваюсь – в лучшие времена я бы остановился и поболтал с ними: бедняжки, им, наверное, только с одним человеком в неделю и удается пообщаться. Вот они и высматривают людей, сидя на балконе.
Однако тут небезопасно, как и в любом другом месте Великобритании. Пребывание в Лондоне – полнейшее самоубийство, но если я исчезну, эти хищники наложат лапы на мои комиксы, а этого я не переживу.
Я иду мимо людей, бегущих по своим делам. Это меня больше всего подавляет.
Огромный самолет ревет и тарахтит в небе, он заглушает музыку, которая шагает передо мной. Я даже не поднимаю голову, потому что знаю – с таким грохотом над Лондоном может летать только «Конкорд». Они тут носятся уже много лет и все еще раздражают меня кошмарно. Мысль о том, что деловые ребята шустро добираются туда и обратно, смазывая шестеренки индустрии, и это в конечном счете идет на пользу таким, как я, должна бы согревать мне душу, но что-то не греет.
Каким образом я заработал черные круги под глазами? Ни у кого, даже у тех, кто сильно измывается над своим здоровьем, я не видел таких жутких кругов. Стоит мне хоть немножко устать, опа – под глазами магически появляются огромные синяки, и это еще один пример того, как жизнь надо мной постоянно измывается.
Над Брикстоном солнце.
Китаец добирается до Брикстона и, к своему величайшему удивлению, тотчас обнаруживает именно того, кого искал. Он велит Чену остановиться, и они медленно паркуются. Китаец опускает окно машины.
О господи, ко мне подъезжает машина, они меня нашли. Это китайцы, те, которые меня искали, я вижу двоих, один похож на монстра. В панике я пытаюсь бежать, но мое бедное напуганное тело не подчиняется. Окно опускается, и я ожидаю, что вылезет ствол, даст мне по ребрам, а потом разрежет меня надвое автоматной очередью.
