Дверь была открыта. Кто ее открыл? Старик? Или ночью ветром сдвинуло камень? Небо затянуто черными тучами. Старик в полутьме каморки казался призраком — борода свалялась, волосы грязными прядями падали на лицо. Он остервенело расчесывал свои язвы.
Раджа выкатил на улицу небольшую деревянную тележку, посадил в нее старика и покатил.
— Вот ведь дурень! — проворчал старик, глядя на дрожавшего в ветхой рубашонке Раджу.— Каждый день в кино ходишь. Чем зря тратить деньги, купил бы себе старое пальтишко. Смотри, какой холод.— Сам он сидел в тележке, плотно закутавшись в покрывало.
Раджа ничего не ответил и молча продолжал толкать перед собой тележку. Город, окутанный предутренним туманом, еще спал. Было тихо. Лишь изредка раздавался крик ранних петухов, предвещавших наступление утра. Старик гнусаво запел.
Пора вставать, проснись под благословенными небесами...
Кто спит допоздна — прах на голову тому...
В голосе его была тоска. Казалось, что это клич с того света, что смерть раскинула над землей свою тень, окутывая все живое.
Раджа не обращал внимания на заунывную песнь старика. Если он что-либо и чувствовал, то только холод. Он прикатил тележку к ближайшей чайной. В жаровне тлели угольки. То один, то другой из них ярко вспыхивал, и фейерверк искр разлетался в предрассветных сумерках. Рядом с жаровней шумел большой самовар.
Раджа притормозил тележку.
— Дай бог тебе удачи в твоих делах! — обратился к хозяину чайной прокаженный. Но тому сейчас нужны были посетители, а не благословения. Он грубо оборвал старика:
— Проваливай, проваливай!
Раджа рывком толкнул тележку. Хозяин все еще ворчал себе под нос:
— С утра уже свалились на мою голову. Еще и почина не было. Так нет, подавай им первым!
Старик услышал его слова и обрушился на Раджу:
— Ты тоже хорош! Нашел, где остановиться!
— Я думал, хоть чаем он нас напоит,— сокрушенно от* ветил тот.
— Что ж ты раньше не сказал? Заплатили бы деньги, так он бы как миленький напоил. Поехали в другую чайную. О-хо-хо, ну и мороз!—теперь и у старика зубы стучали от холода.
Они подъехали к другой чайной, выпили по чашке горячего чаю. Не успели отъехать, как какой-то прохожий бросил в жестяную кружку старика монету. Раздался звон. Старик на ощупь нашел на дне кружки монету и обрадовано вскрикнул:
— Кажется, анна!
Потом открыл глаза, внимательно рассмотрел монетку и заворчал:
— Сдается мне, что фальшивая. Ну-ка взгляни, Раджа.
Раджа взял монетку, повертел в руках:
— Конечно, фальшивая!
— Боже мой, что за времена настали?! — разозлился старик.— Теперь и бога обмануть не боятся.— Он долго еще ворчал:—Неудачно начался сегодня день — с самого утра не везет. Боже, упаси нас от бед.
Но день этот был для них не так уж плох. Нашлись богобоязненные люди, заботящиеся о спасении своей души. К полудню им удалось собрать рупию с небольшим. На одной из улиц справлялись поминки, там оба до отвала наелись лепешек с соусом, отдохнули на солнышке и двинулись дальше.
Когда они проезжали по чистой, красивой улице, их остановил мужчина, у которого из-под пальто виднелся белый медицинский халат.
— Мальчик, ты давно с этим стариком?—обратился он к Радже. И, не дожидаясь ответа, продолжал внимательно разглядывать язвы старика, который не переставая расчесывал их.— Оставь его, мальчик. Он болен нехорошей болезнью.
Мужчина подошел к стоявшей поодаль машине, сел в нее. Когда машина отъехала, старик грязно выругался ей вслед и обратился к Радже:
— Мерзавец, не дал ни пайсы! * Кому нужны его советы? Спроси этого разряженного петуха, будешь ли сыт одними советами!
Старик снова выругался. Раджа подумал, что он, пожалуй, прав. Что проку в советах? Ведь Раджа не знал, как ему заработать себе на кусок хлеба, пока не встретил этого прокаженного. Теперь же он ест досыта два раза в день и получает восемь анн на карманные расходы, не считая денег, которые ему удается присвоить потихоньку от старика.
Весь день Раджа возил прокаженного по городу. Гремя колесами, тележка катилась по улицам, переулкам, площадям. Прокаженный поворачивался то одним боком, то другим, стараясь выставить напоказ свои смердящие язвы. На тихих, спокойных улочках Раджа ненадолго останавливался, закуривал сигарету. В свою каморку они вернулись поздно, когда погасли огни и кругом воцарилась тишина.
Едва переступив порог, Раджа потребовал денег. Старик, как обычно, начал увиливать и брюзжать:
— Ты опять растранжиришь их зря. Пусть лежат у меня. Для твоей же пользы говорю.
— Давайте-ка поскорее! — настаивал Раджа.
— Умрешь, так и на саван твой придется собирать милостыню,— продолжал ворчать нищий.
— Хватит, старик! Гони восемь анн!
В конце концов ему пришлось отсчитать восемь анн. Смачно выругавшись, он протянул их Радже. Раджа схватил деньги и одним прыжком выскочил на улицу.
Ill
Под фонарем сидел один Шами. Бог знает, куда подевались остальные мальчишки. Раджа прошел мимо. Ни один из них не хотел заговорить первым. С того дня, когда они подрались, мальчики сторонились друг друга. «Нужно бы помириться»,— подумал Раджа. Обернувшись, он крикнул:
— Эй, Шами! Где это сегодня Ноша запропастился?
Шами как будто только этого и ждал.
— Наверно, мать засадила его дома.
Раджа присел рядом.
— Ох, и противная женщина его мать. Бог мой! Как она кричит — помереть можно со страху.
Оставляя без внимания эту тираду, Шами спросил:
— Карты есть? Давай сыграем!
Раджа вытащил из кармана колоду и начал сдавать.
— Только смотри, не жульничать,— предупредил Шами,— а то я не буду играть.
— Да нет!—обнажая в улыбке желтые зубы, успокоил его Раджа.— В прошлый раз я хотел только малость пошутить.
Они начали игру. Шами, войдя в азарт, с размаху шлепнул картой по земле.
— Ну, старик, а это как тебе понравится?!
В это время кто-то сильно ударил его по голове.
— А это как тебе понравится?!
Шами испуганно оглянулся. Перед ним стоял отец и смотрел на него горящими мрачной яростью глазами. В руках он держал туфлю. Шами съежился. Отец вновь замахнулся туфлей. Увернувшись от удара, Шами бросил карты и пустился наутек.
— Стой, паршивец! Не то шкуру спущу! — крикнул ему вслед отец.
Но разве Шами мог остановиться? Он со всех ног летел к дому. Мать только взглянула на него и все поняла.
— Чего стоишь?! Прячься скорее, пока отец тебе все кости не переломал!—Она шлепнула его несколько раз и втолкнула в чулан.
Шами закрылся изнутри и уселся в углу. Немного погодя вернулся отец. Его ругань слышна была во всем доме. Все притихли.
Шами сидел в чулане ни жив ни мертв. Любой шорох приводил его в трепет. Прошло немало времени, прежде чем в дверь тихонько постучали. Послышался шепот матери. Шами открыл дверь. Мать отвела его на кухню и дала поесть.
— С утра голодный ходишь! В могилу хотят меня свести эти мерзавцы!
Она сидела и кляла свою судьбу, а Шами быстро справлялся с едой, то и дело поглядывая на дверь, ведущую в комнаты. Он очень боялся отца. И недаром: тот был большим мастером порки. Разойдясь, он забывал все на свете — швырял все, что попадало под руку. Несколько раз отец в кровь разбивал ему голову.
Боясь наказания, Шами не пошел спать в комнату отца, как обычно, а взял у матери одеяло и устроился в чулане.
Утром, когда все еще спали, он осторожно выбрался из чулана и побежал в типографию. Там уже собралось несколько мальчишек-газетчиков, но газеты еще не были напечатаны. Вскоре они получили по увесистой пачке и побежали по улицам, наперебой выкрикивая:
— Свежие газеты, свежие газеты!
Шами быстро шел по знакомым улицам, забрасывая газеты в окна, подсовывая под двери. Там, где не было ни ящиков, ни открытых окон, он громко кричал:
— Газетчик, газетчик!
Из дверей дома, вытираясь полотенцем, выглянул мужчина:
— Ты почему так поздно?!—набросился он на Шами.
— Больше этого не повторится,— извиняющимся гоном быстро проговорил Шами,— сегодня немного запоздала типография... по техническим причинам,— врал он напропалую. Но мужчина швырнул ему газету в лицо.
— Убирайся вместе со своей газетой!
— Я же говорю, что этого больше не будет.
— Убирайся! Не нужна мне больше твоя газета. Не морочь мне голову!
Шами стоял, виновато опустив глаза. Когда мужчина стал закрывать дверь, Шами нерешительно напомнил ему:,
— Вы не заплатили мне за газеты за прошлый месяц.
— Проваливай! Ничего не получишь, выродок!—огрызнулся тот и с силой захлопнул дверь.
Шами разозлился, но подумал, что пока будет здесь спорить, опоздает отнести газеты в другие дома и там тоже придется выслушивать ругань.
