Вальке было так смешно, что он не мог вслух сказать — понял, мол.
Тетя Лиза сделала ему замечание, от которого стало еще смешнее:
— Ты чего головой мотаешь, как лошадь в жаркую погоду? Ты меня слушай, я тебя учу.
А сама тоже смеется и вдруг ойкнула и остановилась, сложила руки на животе и стала ласково смотреть на крохотный грибок, похожий на деревянную матрешку;
— Святое дело — лес… Наш отец, бывало, как белый гриб найдет, так его и поцелует…
Грибов набрали много. Конечно, Валька больше, потому что он ближе к ним и ему виднее.
Из леса тетя Лиза повела его к себе перебирать грибы, потом не отпустила.
— У нас заобедаешь, скоро девьки мои прибудут! На поезде люди «прибывают», а не ездют, — пояснила тетя Лиза. Так начальник станции меня учил.
Они сидели, не спеша перебирали грибы; тетя Лиза рассказывала длинную историю про молоденького начальника станции, в котором только и есть должности, что красна шапочка.
Потом тетя Лиза рассказала, как она ездила в город за мануфактурой, ничего не достала и решила хоть мыла хорошего купить, а тут — на тебе, к мылу в придачу, хочешь не хочешь, — пудру бери!
Валька очень удивился: вместо того чтобы ругаться, как делает его бабушка, тетя Лиза рассмеялась.
— А название-то, а название! Как раз для старух — «Букет моей бабушки» называется пудра!
Валька не мог не вспомнить, как зло ругалась Варвара Ивановна, когда в придачу к пшену ей дали пакет сухого лимонада, который называется «Крем-сода». Варвара Ивановна ходила по комнате, все кругом швыряла и кричала, что ее хотят отравить, что сода для мытья, а не для питья!
А тетя Лиза продолжала рассказывать, и чем дальше, тем смешнее.
— Хорошо, что девьки у меня не приучены к перхоти ко всякой к этой. Оно и понятно, когда мать их отродясь, кроме чистой воды, ничего не потребляла. Во всей нашей фамилии только одна франтиха была — господи прости! — все бы ей красивой быть. Купила гдей-то авериановой мази, смешала с йодом, наляпала на лицо — и что у нее получилось? Получилась егзема!
Вальке было приятно, что тетя Лиза говорит с ним обо всем, о чем хочет, не выбирая, как другие, — это для взрослых, а это для маленьких.
Разговаривая с ним, она ни на минуту не переставала заниматься своим делом, ничего не путала, как Варвара Ивановна, и не забывала посолить.
Затопив плиту, тетя Лиза обтерла о фартук руки и пошла к двери. Там на стене подле рукомойника висел плакат, приклеенный прямо к обоям. Валька узнал этот плакат, как только вошел, потому что не раз видел его на улицах Москвы и в коридоре маминого учреждения. Это был даже не плакат, а просто большой лист белой бумаги с надписью в верхней части: «Север взят!», затем уже совсем внизу — в уголке — нарисована маленькая черная палатка с флагом и большими буквами на крыше — «СССР». Рядом с этой палаткой четыре одинаковых человека стоят, подняв руки к воображаемому небу. Но Валька отлично знал, который из этих человечков Папанин, который Ширшов, который Кренкель и который Федоров.
Подойдя с тетей Лизой к плакату, он увидел, что вся «снежная пустыня» между надписью и палаткой занята расписанием поездов, разделенным на несколько столбцов, чтобы тетя Лиза могла знать, каким поездом приезжает каждая из дочерей.
— Сегодня раньше всех приедет Клавдия, — сказала тетя Лиза и принялась раздувать огонь в плите. — С ентими грибами всегда не поспевается…
После этого и Валька стал прислушиваться к паровозным гудкам; но ждал он не Клавдию, а Надю. Интересно, узнает он ее или нет? Валька ждал, что откроется дверь и он увидит нечто необыкновенное. Для этого были основания: заговорив о «средненькой» своей дочери, тетя Лиза скомандовала ему:
— Возьми стул, поставь вон туда — там на комоде под стеклом, крайняя слева.
Валька приставил стул к высокому старинному комоду. Под толстым зеленым стеклом увидел фотографию, вырезанную из газеты: две девушки с какими-то железными штуками на плечах, похожими на огромные отвертки, и рядом парень в кепке.
— Вы ошиблись, — сказал Валька, — она, наверно, которая первая справа, потому что слева — это рабочий.
— Она и есть.
— Этот в кепке?
— Она!
Валька не поверил и прочитал надпись: «Лучшие чеканщицы шахты № 55 Покровского радиуса. Слева направо — Н. Кирюшкина, В. Винокурова и Т. Андреева».
— А почему она кепку надела?
— Поди спроси!..
Первой действительно приехала Клава. Про нее Валька кое-что уже знал. Например, что она самая старшая из сестер, потом, что она у себя на заводе активистка. И входит в какой-то треугольник, и все уважают ее.
Сам Валька пока не мог решить, хороший Клава человек или нет, потому что она больше молчала, чем говорила.
Через полчаса после приезда Клавы внезапно открылась дверь, и в комнату вошла девушка в сером шерстяном платке, очень похожая на Клаву. Это и была Надя.
С ее появлением стало шумно. Начались разговоры о метро.
Тетя Лиза внимательно слушала городские новости, но в заключение сказала, что, по ее мнению, города нужны только для учения, а так хоть бы их и не было совсем — меньше жуликов будет…
— Ска-а-жешь, — протянул чей-то незнакомый Вальке, насмешливый голос. На пороге стояла самая младшая дочь тети Лизы — Ленка. Она с ходу включилась в разговор и пошла: — Города — это прежде всего индустрия! Это очаги социалистического быта… это центры…
— Конечно, конечно, а ты все-таки дура, — спокойно отозвалась Клава, наклонилась и поцеловала мать.
Ленка сердито скинула пальто, и Валька увидел, какая она худая, длиннорукая и сутулая. А тетя Лиза про нее с гордостью говорила ему: «Хоть одна в отца удалась!»
— Ругаться нечего, — примирительно запела тетя Лиза. — А я что говорю? Я и говорю: метро — ой и хорошо же! Вот где тебя за человека считают! И чисто, и удобно, и глазам весело!
Глядя на сестер, Валька не мог догадаться, кто старше, кто младше. Все они, кроме Ленки, похожи на мать — приземистые, плотные, каждая по-своему некрасива и все одинаково славные и говорят тети Лизиным голосом — даже странно.
Когда вся семья была в сборе, сразу начался обед. Целый день им занималась тетя Лиза, а приготовила только зеленые щи и на второе — жареные грибы с картошкой.
Сестры умылись и сели к столу. Посадила тетя Лиза и Вальку. Посадила так, как будто он всегда тут был.
— Мам, — позвала Клава, — пойдешь с нами завтра в культпоход?
— На кого?
— На «Чужого ребенка».
— Ой, пойду! Меня ж хлебом не корми — дай посмеяться, — обрадовалась тетя Лиза. — Два раза была, пойду и в третий.
После щей на столе появилась огромная сковорода с жареными грибами и глубокая миска крупной, пушистой вареной картошки. Валька смотрел на белую гору с восхищением: там, как в снегу, что-то вспыхивало и голубовато светилось. Пар от картошки шел какой-то праздничный, и всем поровну досталось этого пара, он подплывал под нос и обдавал лицо сильным грибным ароматом. Было весело и горячо. А тетя Лиза не переставала подкладывать в тарелки глубокой деревянной ложкой, ловко и щедро. А когда Ленка взяла подсолнечного масла и стала лить из бутылки в ложку, тетя Лиза нахмурилась и сказала:
— Лей прямо в тарелку, а то всю жизнь с ложки побираться будешь!
Валька подумал: у тети Лизы даже замечания хорошие, не то что у Варвары Ивановны: «Доедай кашу, а то морду болячками обкидает!»
И разговоры в этом доме другие. У всех хорошее настроение, особенно у тети Лизы. Хлопочет она и то весело. Дочери просят:
— Ты, мама, сядь, сядь!
— Ой нет! — отвечает тетя Лиза. — Я как остановлюсь, так и кровь во мне останавливается; начну работать — и она за работу. Без дела человек куда раньше помрет, а мне еще пожить охота.
Как только отобедали, разом грохнули стулья, сестры поднялись, и в минуту грязной посуды уже и в помине не было. На столе появилась холстяная скатерть. Клава развернула на ней газету, чтобы чернилами не закапать, разложила на газете книги, тетради и хотела сесть, но подбежала Ленка, сказала: «Подождут твои конспекты!» — навалилась на стол и угнала его к подоконнику.
Тетя Лиза вопросительно посмотрела на Ленку, подошла к плите, взяла в каждую руку по чугунному утюгу. «Куда прикладывать прикажешь?»
Ленка вместо ответа сунула матери под мышку рулон обоев, подмела пол от плиты до двери — и через всю комнату, на ходу разворачиваясь, легла зеленая дорожка.
Ленка перевернула обои на левую, белую сторону, прижала оба конца утюгами и принялась размечать слова. Она ходила вдоль белой полосы с карандашом и резинкой, от плиты до двери и обратно, нагибалась, черкала что-то, ошибалась, стирала резинкой и начинала снова.
Тетя Лиза стояла тут же, сложа руки на животе, и добродушно посмеивалась:
— Поди, не одну версту уже исписала… — Очень нравилось тете Лизе, что у младшей дочери никогда не кончаются «нагрузки», потому что она хорошо рисует. И какая еще молодчина — за вечер два лозунга может написать! Один начнет словом «Даешь», другой — словом «Долой» — и оба нужные.
