Как-то вышел я из метро у Грибонала (так петербуржцы, часто бывающие на Невском, называют выход из метро «Гостиный двор» на канал Грибоедова). Не успел я опомниться, как внезапно получил мощный удар в челюсть от абсолютно незнакомого мне человека. Человек, выглядевший трезвым, нормальным, в нормальной одежде, даже не посмотрел на меня и быстрым шагом пошёл дальше. Не могу понять, что это такое было…
ВЛАДЛЕН ГАВРИЛЬЧИК, художник и поэт
Мне запомнилась на Невском встреча с моим однокашником по Суворовскому училищу. Когда-то мы учились вместе, и оба хорошо рисовали. У нас даже пари было: кто нарисует лучше бубнового короля. Мнение судей разошлись. Одни считали что мой король в фас более карточный, другие — что король моего товарища поживее, и в профиль к тому же. В результате его наградили куском чёрного хлеба, а меня — белого. И вот я его встречаю на Невском, знаю, что он выпускник Ленинградского университета, юрист. Он, узнав, что я — художник, спрашивает меня: «Слушай, Вага, зачем ты рисуешь?». Меня убил его вопрос. И чему там учили его в университете? Понимаю, такой бы вопрос задал бы мне простой обыватель, рабочий. А он же — выпускник университета! Я ответил ему: «Считай меня маньяком, я — псих. Осуществляю генеральную линию своего детства».
КОНСТАНТИН КУЗЬМИНСКИЙ, поэт
Я как-то шёл по Невскому, и встретил прекрасную юную поэтессу Машу Ланину, которая тогда ещё в школе училась. Я спросил её, куда и зачем она, внешне похожая на смесь Цветаевой и Ахматовой, спешит, такая вся красивая, в снежинках. Она ответила: «В „Сайгон“! Встречу там блудниц и гуляк!». Я рассмеялся и сказал ей, что встретит она в «Сайгоне» только алкашей и ****ей…
АНАТОЛИЙ МИХАЙЛОВ, писатель
Я работал в 70-е годы экспедитором, вязал в типографии газеты в пачки, а потом развозил их на машине с шофёром по газетным киоскам. Каждый день наш путь пролегал через Невский. Мы научились тогда делать неплохой бизнес — брать пассажиров. Обычно за проезд брали 3 рубля, один из них доставался мне. Однажды к нам подсел хороший пассажир, хорошо одетый и чуть пьяненький. По дороге он вдруг потребовал в одном месте остановиться. «Дело тут одно важное есть. Надо сделать. Очень важное дело, я быстро его сделаю», — сказал пассажир. Мы остановились. Он вышел и, действительно быстро вернулся, но с разбитой мордой, весь в крови, но очень радостный и довольный. Сел, весь сияющий, с кровью, заляпавшей ему белый воротничок, приказал ехать дальше по первоначально указанному адресу.
АЛЕКСАНДР ГУЩИН, художник
В самом начале восьмидесятых, зимой, мы с художником Алексеем Мосевичем обнаружили ход в подвал католической церкви Св. Екатерины на Невском. Из подвала по вертикальным пустотам в стене, заваленным деревянными перекрытиями, можно было пробраться прямо внутрь старинного органа — и дальше в сам гигантский храм. По лесам забирались наверх, на купол, глядели на город. Страх высоты отсутствовал совершенно почему-то — сидишь в фонарике купола, болтаешь ногами, а внизу под тобою крошечные шашечки каменного пола. В соборе — замечательные скульптуры, живопись потемневшая, деревянные скамьи навалены друг на друга в беспорядке. Запомнились медные таблички с именами прихожан на стенах, ворохи довоенных финских газет в конструкциях органа. Казалось невероятным — рядом будничный суетливый Невский, и в двух шагах такая полуразрушенная застывшая сказка, волшебное приключение, другая страна.
Несколько лет спустя все это великолепие сгорело — в день похорон Андропова, если не ошибаюсь.
ВАЛЕРИЙ САВЧУК, философ
В начале 90-х на Невском впервые устроили Новогодний карнавал, отказались от надоевших штампов. Проспект был закрыт для проезда машин, и на Невский высыпали толпы горожан. Я до этого никогда не видел такой единой, радостной, отвязной толпы. От этого веяло перспективой оптимизма. Я вдруг понял опыт французских интеллектуалов, Делёза, восхищавшегося толпами 68 года.
Недавно, во времена укладывания всего города плиткой, связанного с 300 летием Петербурга, я шёл по раскуроченному Невскому и попал на дно проспекта, в яму, образовавшуюся после того, как с тротуара сняли все его культурные слои асфальтов и щебёнок. Я был потрясён. Высота Невского увеличилась на метр, произошла мгновенная история во времени. Я вдруг увидел, как выглядел Невский в 19 веке. Он был строже, выше, аристократичней, обнаружилась мощь несущих фундаментов…
За Невский проспект в течение всей его истории борются чиновники и горожане, но последние борются плохо. Современный Невский утрачивает функцию променада, засилье машин делает прогулки по Невскому дискомфортным. Если бы я был чиновником, то делал бы Невский пешеходной зоной хотя бы по вечерам и в выходные дни. Это помогло бы городу стать туристической Меккой.
ТАТЬЯНА ПОНОМАРЕНКО, директор галереи «Борей»
У меня нет своей истории, я расскажу историю одной актрисы, которая мне почему-то очень запомнилась. Во время блокады ей было 18 лет, она умирала от голода и умирала на Невском, упав в какой-то сугроб. Вдруг мимо проехала машина, после неё остался шлейф запаха хвои. У девушки в предсмертных видениях возникла новогодняя ёлка, праздник, мандарины, блёстки, весёлая музыка. Весь этот радостный поток сознания вдруг оживил её, она встала и дошла до места, где выдавали блокадную норму хлеба. Потом она узнала, что та машина была труповозкой. Трупы опрыскивали хвойным раствором, чтобы отбить запах…
ВЛАДИМИР РЕКШАН, рок-музыкант, писатель
Мне удалось Невский перенести в Париж и попытаться сделать Невский главным проспектом Европы. Уже несколько лет я провожу акцию — раздаю всем желающим вкладыш с гражданством Санкт-Петербурга. Маршал де Голль выдвинул идею, что объединённой Европе нужна столица. Я считаю, что на роль такой столицы может претендовать только один город Европы — Петербург. Его строил интернациональный коллектив европейских архитекторов, в Питере всегда дружно жили представители европейских национальностей. Пора бы из окна в Европу Петербургу превратиться в её столицу. Я был в Париже, на книжной ярмарке, и пропагандировал свою идею о Петербурге как столице Европы, мне удалось 40 парижан сделать гражданами Санкт-Петербурга.
ВЯЧЕСЛАВ ТРОФИМОВ, строитель
На Невском раньше было два пивбара — чудесные места для общения — у Казанского собора и у метро «Маяковская». Всего в городе было три крупных пивбара — по одному от каждого из ленинградских пивоваренных заводов, третий — пивбар «Медведь» — до сих пор функционирует.
Ещё мало кто знает, что в доме на углу канала Грибоедова и Невского проспекта была очень оригинальная планировка лестниц. Одна лестница поднималась вверх, другая — вниз, располагаясь рядом. Это было излюбленное место для мошенников и кидал. Меня один раз там кинул торговец джинсами. Мы зашли на лестницу, он взял у меня деньги и помчался наверх, сказав, что там у него сумка с товаром. Я забеспокоился и пошёл следом за ним. Он кричал мне, и голос его раздавался где-то рядом: «Да-да, я сейчас, сейчас, одну минутку…». Когда я дошёл до самого верха, то обнаружил, что тут ещё одна лестница, я спустился по ней, оказался у другого выхода, — торговца, разумеется, и след простыл. Нормальному человеку такое и в голову то придти не могло — о наличии двух параллельных лестниц…
ФИЛИПП КОНДРАТЕНКО, художник
Я родился и живу в доме на Староневском проспекте. Моё видение так устроено, что я мало обращаю внимание на детали — на рекламу, на машины, людей. Невский, на мой взгляд, совершенно не изменился со времён моего детства. Толпа стала поярче. Старые деревья вырубили во дворе, от чего обнажились конструкции домов… Стало больше транспорта — пробки при въезде на площадь Восстания иногда доходят до моего дома. То, что не нравится — стало больше мусора. Я не курю и не пью пиво, поэтому я мусор замечаю. Мусорят причём все, независимо от возраста. Это просто идеология жизни такая у них.
Мои родители и бабушка с дедушкой жили на Невском. Бабушка рассказала историю про блокадный Ленинград. Когда осенью разбомбили Бадаевские склады, в один прекрасный день на Невском появились полчища крыс. Они как река текли прямо по всей ширине проспекта, перелезая через машины. Мне эта история очень запомнилась…
КОНСТАНТИН СЕЛИВЕРСТОВ, кинорежиссёр
Так получилось, что впервые я попал на демонстрацию только будучи студентом 1 курса инженерно-экономического института. Мне и ещё одному парню дали в руки большой транспарант, на котором было написано «Европе — безъядерную зону». Это было ужасно, особенно когда я понял, что удрать нельзя. Весь Невский оказался перекрыт по бокам, в каждом переулке и подворотне стояли милиционеры и никого не выпускали, даже тех, кто всячески хитрил, например, сильно просился отпустить их в туалет. Сначала я пытался организовать хотя бы малейший бартер — обменять двухручный транспарант на одинарный, на одной палочке, например, на портрет Григория Васильевича Романова. Но мне это не удалось. Наша институтская колонна входила в часть другой, большой колонны — типа колонны Дзержинского района, шли очень медленно, попадали в какие то пробки, пропускали вперёд другие колонны. Когда мы дошли, наконец, до Дворцовой площади, я страшно замёрз и ужасно про себя ругался. Ругался так, что трибуна с правителями не произвела на меня никакого впечатления.
