– А ТЫ-ТО?!! ТЫ-ТО ЧЕГО ЭТО?!! ЗДЕСЬ! А? ОТИРАЕШЬСЯ? ТЕБЕ ЧЕГО ЗДЕСЬ НАДА!!! КАК В АВТОНОМКИ ХОДИТЬ, ТАК ВАС НИГДЕ НЕТУ! ВЫ ПОТОМ! ПОТОМ ПОЯВЛЯЕТЕСЬ!
– Да вы пьяны, товарищ командир, пьяны! – приходит в себя начпо, получивший теперь зацепку для разговора.
– А ТЫ – ГОВНО! ГОВНО!
– А вы пьяны!
– А ТЫ – ГОВНО!
– А вы пьяны!
Так они говорят какое-то время, в течение которого все остальные заняты своим делом и вроде бы не замечают их стычки, стараются при входе в центральный их обойти, бережно обогнуть.
– ДА ПОШЕЛ ТЫ НА ХЕР ОТСЮДА, УРОД! – говорит наконец командир начпо, стало быть, в сердцах, и тот птичкой вылетает из лодки.
В общем, в море мы вышли с другим командиром.
ПОМИДОР
Чешется чего-то.
Пониже спины. Может, я перченого чего поел?
Точно! На этом камбузе обязательно какое-нибудь говно на ходу слопаешь, а перед тем как глотать, еще и перчиком его заботливо припорошишь неторопливо, чтоб, значит, не так противно было слюни в него пускать.
А через два часа начинает зудеть, с каждой минутой все отчетливей, но в это время ты уже забыл за делами, что ты там в обед неосторожно употребил.
– Док! – сказал я корабельному держиморде, то есть врачу, прямо с порога. – У меня опять чешется!
– Только не надо вот так тут входить, – заметил он мне на это, с легким треском отодрав свой лик от стола, причем на лбу у него, видимо, от долгого лежания мордой вниз отпечаталась скрепка, – а потом поворачиваться ко мне из дверей собственной волосатой жопой и наклоняться изо всех сил, охватив ее за края, растаскивая немытыми, но железными пальцами эти свои ягодицы! Не надо! Не экипаж, а бордель какой-то бледно-голубой. Все норовят войти и предъявить мне свои тыловые щечки. Честно скажу, не вдохновляет. Нажретесь разного дерьма помойного с тремя столовыми ложками красного перца, а потом удивляетесь, почему оно же, почесываясь, появляется у вас на выходе! Надо было удивляться, когда это ел. Вот! Устал я ковыряться в вашей клоаке! Устал!
– Док!
– А тут все клоака! Понимаешь? Все! За что ни возьмись! Вот подойдешь к чему-либо, думаешь: а вдруг, а вдруг? А там она, клоака!
– Так ведь я.
– Не знаю! Пойди на помидор голой задницей сядь, так, чтоб сок из него потек. Сок помидорный снимает зуд от перца. Больше ничем не снять. Все! И не надо у меня спрашивать, где тебе сейчас взять этот помидор. Не надо! Я не торговец помидорами и огурцами! Нет! Отнюдь вам, отнюдь!
Вот сволочь, а?
Пришлось мне садиться на помидор.
Ребята со смеху померли.
КОТЫ
Понимаете, животные – они же такие мягкие, и, поглаживая их, человек вырабатывает в себе положительные химические вещества, здорово влияющие на здоровье.
Особенно подводникам они нужны. Эти вещества и это здоровье.
На лодке развелось много котов, потому что крысы совершенно одолели – запросто ходили у спящих матросов совершенно по рожам, а у помощника в прошлой автономке даже ботинки сожрали. Одни задники оставили.
Он их после погружения сразу же под умывальник поставил, и там они все три месяца и простояли, а когда он их доставать стал, чтоб после автономки на волю выйти, то смотрит – как-то они очень легко наружу пошли, и: «Е-мое!» – воскликнул потом помощник, держа в руках эти аккуратненькие огрызки.
А старпом забыл в кармане шинели яблочко наливное.
Так они прошли ему всю шинель насквозь, но до яблочка добрались, а старпом все вспоминал потом, что у него в каюте два дня замечательный случался хруст, особенно если он из каюты выходил и дверь прикрывал. Выйдет из каюты, прикроет дверь – хруст начинается, откроет дверь – хруст прекратился.
Вот и решено было завести котов, после чего их и завели.
Коты крыс вразумили, но и сами от такой юркой жизни стали плодиться.
И командир всю эту живность полюбил, говорил, что как их погладит, так и засыпает лучше, сам котят в центральном собирал каждую вахту и кормил. Он даже имена им придумывал: «Барсик, Барсик! Этого рыжего назовем Барсик! А этого Пирамидон! Очень ему подходит!»
В общем, Барсик с Пирамидоном и вся остальная шайка котят беспрепятственно шлялись по центральному, а если и ложилась вперемежку, так только рядом с командирским креслом.
Однажды командир в кресле на вахте уснул.
Не то чтобы он до этого в кресле не спал. Он спал и до этого, просто в этот раз он ножки свои поджал, а тапочки наши с дырками внизу под креслом оставил. Свернулся командир уютным калачиком и засопел, заурчал, и во всем центральном установились теплота и благодать.
Проснулся он сам. Спустил с кресла свои ножки кудрявые и нашарил ими свои тапочки дырявые. Вставил он ножки в тапочки и заорал. Весь центральный перебудоражил. Такой громкий крик. Просто осел перед случкой, честное слово. Думали, что он без ног остался – так он орал. Бросились к нему, а оказалось вот что: пока он спал, Барсик с Пирамидоном и вся прочая шайка ему полные тапочки дерьма наложили.
После этого командир к животным совершенно охладел и запретил их в центральный пускать.
Сирот приняла корма. Там они и подрастали.
ПОЛУЧКА
Получка для офицера особый день, можно сказать даже, святой. Она объединяет, способствует дополнительному оживленному общению среди служивого люда, потому что в день получки появляются даже те, кого в обычное время никогда не найдешь, не сыщешь, не встретишь и вообще. Получка – это хорошо, тепло.
Если офицеру государство дает деньги, то их лучше сразу брать, не раздумывая.
Потому что государство может же передумать в последний момент и сказать: «Ой! Верните, пожалуйста, деньги, потому что их вам только что выдали совершенно ошибочно!» – в этом случае приличным всегда выглядит ответ: «Какие деньги? А вы точно мне их дали? А кто это еще видел?»
Вот почему суют тебе в руки получку, пусть даже не твою лично, а за твоего друга, который сегодня болен, бери – такое правило.
В нашей истории именно это и случилось: один из офицеров болен, и его деньги получает друг. Утром приходит выздоровевший и спрашивает, где же его кровные. Все молчат, так как забравший вчера эти кровные сегодня не прибыл с утра на службу.
Водился за ним один грешок – выпить мог, причем не всегда на свои. Конечно, многим может показаться, что если человек выпивает не на свои, то это как раз ничего, но в нашем случае речь идет об офицерской получке, то есть о самом святом, так что все молчат, делают себе лица «Ты не знаешь, чего у нас на сегодня?», потом все напряженно курят.
11 часов 00 минут. Вдруг видят: идет по дороге тот самый, пропавший, но идет как-то странно, как всем издалека кажется – то ли одна нога у него меньше другой, то ли еще чего-то. Когда он подходит, то все выясняется – просто брюки у него всегда какие-то короткие, но сейчас одна нога в ботинке без носка и совершенно жуткого, страшно синего цвета. Возможно, гангрена или еще чего-то. Сразу спросить никто не решается, и потому снова все неторопливо закуривают, обмениваясь незначительным: «Погода какая-то странная, солнца что-то не видать».
Потом выздоровевший задает первый вопрос:
– Где деньги?
– Ах деньги! Извини, сразу как-то… запамятовал. – и получка, слава Богу, попадает в нужные руки, после чего напряжение спадает, и разговор сам собой обращается к ноге: «Что с ногой?»
– С ногой? С какой ногой? Ах с этой ногой! Да ничего особенного. Просто вчера ночевал у одной знакомой дамы, а утром встал и носок один никак не могу найти. Так я его шариковой рукой на голой ноге нарисовал, чтоб он не очень в глаза бросался при ходьбе. Пока шел, штанина растерла пасту на ноге, вот и получилась такая картина.
Все вздыхают, еще раз смотрят на картину, советуют, чем вымыть: «Скипидаром, наверное!» – после чего, неторопливо ковыряясь в прошедшем, расходятся по своим местам до следующей получки.
САПОГИ
У людей разная емкость пузыря. Особенно у военных. У остальных пузырь – он пузырь и есть. Ничего особенно, когда переходишь от особи к особи. А у этих – что ни пузырь, то существенные различия.
В ресторане «Гудок» сидела компания подводников и пила пиво.
В ней выделялся двухметровый капитан второго ранга с физиономией крупного усталого бульдога, которого все уважительно величали старпомом.
Тот пил кружку за кружкой. При этом он держал ее в руке, как баночку из-под майонеза, и в гальюн, похоже, не торопился, то есть с пузырем у него все было хорошо, и, похоже, всем вокруг тоже было хорошо оттого, что у него так хорошо с пузырем.
И тут к их столу походкой того морского волка, которому еще маленьким волчонком охотники пытались выдернуть задние ноги, подваливает некая невысокая сущность в ветровке, фуражке среднего комсостава «тюлькиного» флота и высоких болотных сапогах.
– Спорим, старпом, – говорит та сущность почти развязно и, стало быть, нагло, – что я без похода в гальюн пиво буду пить дольше, чем ты?
Спорили-то на полную ерунду – две бутылки коньяка – но у военных, а тем более подводников, любой спор быстро превращается в спортивное состязание.
