Ознакомительная версия.
Я так и не понял, был ли это настоящий припадок или она симулировала падучую. Маша охотно приняла ухаживания всех сердобольных, послушно закусила импровизированные удила из скрученной жгутом салфетки. Поколотившись еще пару минут, она встряхнулась, как собака, быстренько встала и обратилась ко мне своим выпуклым лбом: — Лазоревый! Везите меня домой…
Я остановил на дороге азиата-кочевника, кое-как запихнул Машу в машину, сунул ей пятьсот рублей. Она цеплялась, норовила вывалиться на тротуар, тянула руки: — Не уходите! Простите!..
— Дорогая, вы ни в чем не виноваты!.. — Я утрамбовывал Машу поглубже, пришпоривал водилу: — Да поезжайте же, черти вас дери!
Уехал, увез. Милая, в тот вечер я о тебе не вспомнил. Я был полон Машей.
Она перезвонила через пару часов. Я слышал улицу. Маша прокричала, что азиат пытался ее изнасиловать, отобрал пятьсот рублей и выбросил по дороге — она бы расшиблась насмерть, но выжила, благодаря физической подготовке — два года фигурного катания по Дому пионеров — успела сгруппироваться и приземлиться на бок.
Я сказал: — Маша, надо немедленно обратиться в милицию.
— Никто не станет его искать, — отвечала Маша. Пригорюнилась: — Я сегодня напугала вас, мой сладостный, со мною много хлопот… Но вы позволите мне вам звонить?
— Конечно, Маша…
Каждый божий день! У нее в мобильнике был установлен какой-то палаческий тариф, позволявший ей общаться часами. Она не знала меры. Назначала встречи, будто нападала из засады: — Потом добавить лавровый лист, имбирь и красный перец… Каро мио, а приходите-ка в гости, я вас попотчую…
Я из последних сил выискивал предлоги для отказа: порвался гуж, кучер не дюж…
— Доброе утро, мой сладостный! Проснулись? Хочу, чтобы вы пригласили меня на танец… — Маша заливисто, по барабанным перепонкам, смеялась. — Вам ничего не придется делать, каро мио. Слышите музыку?..
Бум-ца-ца, бум-ца-ца, бум-ца-ца.
— Слышу, Маша…
— Штраус! Он волшебный. Ну, давайте же руку — вот сюда, на талию и кружите меня…
От этого можно было сойти с ума. Но я согласился. Мы танцевали не реже трех раз в неделю. Мазурку, польку, краковяк, танго…
На летке-енке «прыг-скок, утром на лужок» я забастовал: — Маша, я устал от ваших плясок. Ради бога, дайте поработать!
Она обиделась и не появлялась, быть может, неделю. Милая, я благословенно подумал, что недооценил ее обидчивость.
Звонок. Трубка шумно задышала и разрыдалась: — Лазоревый, беда! Я вам рассказывала, что у меня есть дочь…
— Да, Маша…
— Дочь Элеонора. Ей пятнадцать лет. Мой бывший гражданский муж Юра, физик-теоретик, он восемь лет назад ушел из науки, занялся бизнесом, продавал оптоволоконный кабель в Аргентину. Их крышевали чеченцы. И вот теперь выяснилось, что Юра им много задолжал, и они выкрали Элеонору! Они мне звонили, требовали деньги. А Юра пропал!..
Начиналась лезгинка. Коленца с чеченцами.
— Но чем я могу вам помочь, Маша?!
— Поговорите с ними!..
— С кем?
— С похитителями моей Элеоноры!
— Маша, я не умею говорить с чеченцами. Да и что я им скажу?!
— Пригрозите…
Взамен мне пришлось минут сорок успокаивать Машу. Сизифов труд — утешать безутешное.
Я не особо поверил Машиной мыльной экзотике про Аргентину и стекловолокно, хотя чем дьявол не шутит…
— Лазоревый… — по утру меня разбудили рыдания. — Простите, я не сказала вам всей правды. Элеонора… Она не дочь Юры.
Ее настоящий отец — мой покойный брат Альберт!..
Час от часу… Спаси и сохрани…
— Я тогда забеременела… Юра об этом не подозревал. Чеченцы тоже не знают, они думают, что Элеонора — дочь Юры. А что если сообщить чеченцам правду?! Вдруг они вернут Элеонору? Расскажите им сами, вы сумеете, я вам доверяю! Может, вам накладно звонить? Я дам ваш телефон!..
— Маша, прошу вас, не давайте мой номер никаким чеченцам!..
Я встал с дивана. Сон как рукой сняло. Вдалеке маячили подъемные краны, похожие на виселицы из стрелецкого бреда.
Маша позвонила в полдень.
Взволновано дыша: — Лазоревый! Я все устроила сама. Решила продать квартиру. У меня к вам одна просьба — помогите найти маклера! Я так боюсь обмана!
— Маша, дорогая, но у меня нет знакомых риелторов! В интернете полно всяких фирм — посмотрите…
Я перестал отвечать на звонки. Отправил смс: «Я в роуминге».
Маша вступила в телефонную переписку: «Лазоревый, я так ужасно по вам тоскую!», «Когда вы возвращаетесь? Нужно посоветоваться», «Целую подушечки ваших гениальных пальцев», «Мне предложили за квартиру рассчитаться швейцарскими франками. Соглашаться?»
Маша была регулярна, как прием лекарства — четыре раза в день.
Каждый день приносил новости от Маши. Но вскоре разыгралась нешуточная драма.
«Убили Элеонору!», и с интервалом в четверть часа: «Срочно позвоните, иначе будет разрыв сердца!»
Я содрогнулся. Сколь велико было Машино отчаяние, раз она отважилась умертвить свою кровиночку — Элеонору Альбертовну, Элеонору Лже-Юрьевну.
Через пару часов получил смс: «Здравствуйте. Это сестра Маши — Валерия. Я пишу Вам с ее телефона. Маша находится в первой градской больнице, состояние критическое». Другой почерк, чужая интонация. Не восторженная Маша, а прозаичная, как гречневая крупа, Валерия.
Я не поддался. Стиснул кулаки и не ответил.
Днем: «Это снова Валерия. Марии стало хуже. Предстоит сложнейшая операция».
На закате: «Операция прошла неудачно. Возможен летальный исход. Валерия».
В ночи: «Мария впала в кому. Приезжайте проститься».
Иногда я сомневался в авторстве, и мне мерещилась монструозная кузина, очередной башмет, несущий вахту у Машиного смертного ложа…
В два часа ночи меня разбудила, будто ткнула пальцем, печальная весть: «Мария умерла».
Форсированная драматургия загнала неопытную и страстную Машу в могилу. Кто перехватит эстафету ухаживания? Неужели Виктория?
Утром пришло: «Прощание с Марией состоится завтра в 11 утра. Приезжайте по адресу метро Первомайская, 7-я Парковая улица, дом такой-то, квартира эдакая. Прошу подтвердить ваше присутствие. Больше я Вас не потревожу. Валерия».
Изредка мелькала мысль, не прошвырнуться ли на Машины поминки, чтоб повидать их всех: сестру Валерию, физика Юру, чеченцев, Машу в утлом гробу…
Впрочем, знал, что не поеду: первомайский адрес за версту разил первоапрельским похоронным фарсом.
Милая, в те непростые минуты я просил у тебя прощения за мои былые звонки и письма, за позорную погоню с оттопыренным крючковатым мизинцем — вернись, вернись и больше не дерись.
Я отпускал тебя, милая…
А днем пришла лазоревая смска: «Слухи о моей смерти преувеличены. Умерла другая Мария. Взбалмошная сестрица Валерия, как обычно, напутала, простите ее. Вообще, столько всего произошло — давайте же повидаемся! Ваша Маша».
Сердце изболелось, глядя на Марину Александровну и Вадима Рубеновича.
У летнего кинотеатра сцена фактически отсутствовала, лишь коротенький выступ, похожий на обиженную нижнюю губу — «кинотеатр вот-вот расплачется», — поэтому к выпяченной губе специально пристроили подмостки и две фанерные кулисы.
На Марине Александровне были тряпичные шорты на косой помочи, поверх родной прически — зеленый поролоновый ирокез.
— Слушайте новости! Свежие огородные новости!..
Выкрикнула деланым мальчишеским голосом.
— Ах, зачем ты так шумишь, невоспитанный мальчишка?! — подхватил реплику Вадим Рубенович.
К подбородку он приладил седой козлиный локон, а на переносицу самодельное, из проволоки, пенсне. Халат и шапочка были поварские. Чтобы превратить их в одежды сказочного лекаря, на шапочке губной помадой нарисовали жирный крест.
— И где ты только вырос?..
— На грядке, синьор! Разве вы не узнали меня?! — Марина Александровна прибавила задора.
— О, конечно же узнал! — лукаво отозвался Вадим Рубенович, профессионально адресуя фразу зрителям. — Достаточно взглянуть на твою головку-луковку!
Марина Александровна была Чиполлино, а Вадим Рубенович, стало быть, изображал Айболита…
Это все называлось «затейничество». Два сказочных персонажа в течение полутора часов занимались групповым развлечением отдыхающих малышей — песни, пляски, конкурсы с копеечными призами.
То есть Вадим Рубенович, к примеру, играл на аккордеоне, а Марина Александровна пела игрушечным дискантом: — А-а-блака-а-а, белогривые ло-ша-а-а-дки!..
Главное, чтобы дети подхватили песню. Марина Александровна для этого делала такие приглашающие движения руками — мол, давайте, все вместе, хором: — А-а-блака-а-а-а!..
Или конкурс. Чтение стихов. Любых, кто что вспомнит. Искусство Марины Александровны заключалось в умении обнаружить потенциального добровольца, а потом заманить его на сцену…
Ознакомительная версия.
