– Господи, Кора! Моя бабушка такое старье выбрасывала! – Бетти диву давалась, что за рухлядь Кора тянет в дом.
Но у Коры в гостиной, на кухне или в ванной рухлядь каким-то чудом преображалась, обретала свое место. Чтобы отблагодарить за ежедневное гадание на чае, Бетти попросила Уилла перекрасить Коре жуткие оранжевые стены. На свалках и в мусорных баках Кора находила выброшенные корни и наполовину погибшие растения – более безобидную добычу, чем краденое добро из магазинов. Кора высаживала находки на общем балконе у входа в квартиру. Поначалу ребятня вырывала их и швыряла с балкона на крыши машин, но Кора сажала новые. У нее была легкая рука. Со временем к ее крохотному цветнику привыкли и больше на него не покушались.
Каждый день по дороге в детский парк или в магазин Кора, Сэм и Кол играли в разные игры. За стеной с голубой «Уродиной» жили медведи, придуманные Сэмом. Они щеголяли в красных кепках и клетчатых штанишках и не спускали глаз с Коры и ее детей.
По дороге в детский парк – ровно тридцать три люка. Можно на них наступать и учиться счету. Можно искать в траве клевер с четырьмя листиками, на счастье. Поймаешь «самолетик» клена – загадывай желание. Смотрите, как на осеннем ветру кружатся желания, – всех не поймать. Наши несбывшиеся мечты.
– Загадывай желание, Сэм.
– Хочу мопед и апельсиновый леденец. Когда едешь на карусели, кажется, что кружится небо над головой. Жизнь прекрасна. Главное – увидеть прекрасное. Только не говори: и это все? И больше ничего? Кора без конца слушала радио, на кухне не умолкали хиты и шлягеры. По чистоте звучания той или иной радиостанции она могла угадать, который час.
Однажды, возвращаясь домой, Кора заметила, что церковь за углом превратилась в офисное здание. Снаружи висел плакат со списком фирм. Одна называлась «Небо без звезд Лимитед».
– Что это значит? – поинтересовалась Кора у неряшливого на вид толстяка, выходившего из здания. – «Небо без звезд Лимитед»? Чем же там занимаются?
Толстяк оглядел Кору, затем детей.
– Комиксы рисуем, – ответил он. – Одни – для продажи издательствам, другие – для рекламы.
– Ничего себе названьице! – возмутилась Кора. – С чего вдруг такая тоска?
Стэнли Макферсон с улыбкой указал на небо:
– Представьте ночной город. Небо темное, без единой звездочки.
– А почему «Лимитед»? – лукаво спросила Кора, отметив про себя, что джинсы у толстяка мятые и растянутые, на свитере пятно от пива, а на одной из его бутс не хватает шнурка. Ну и неряха, подумала Кора. Похлеще меня.
Стэнли пожал плечами.
– Для солидности.
– Ага! Понимаю.
Так Кора познакомилась со Стэнли. Они не подружились: не здоровались, но приветствовали друг друга кивком. Не общались, а лишь кивали.
Когда Сэму уже было два, а Колу – год, Кора устроилась официанткой в бар неподалеку. В музыкальном автомате завывали Пэтси Клайн и Хэнк Уильямс («Неверный мой!..»), а мужчины заигрывали с Корой. Та на их уловки не поддавалась. С парнями покончено. Впрочем, отчего бы не поболтать?
– Кора, красавице вроде тебя в этом гадюшнике не место. – Посетитель хмуро оглядывал серые пластмассовые табуретки и грязный красный ковер.
– Отвяжись. Если между ног у тебя варит чуточку лучше, чем в котелке, то ты еще не совсем пропащий человек.
– Да ты, оказывается, стерва!
– А как же? Капелька стервозности женщине только на пользу.
Три раза в неделю Кора ходила в вечернюю школу. Вместо платы нянькам она гадала на чае. Няньки приносили в пакетах чашки, им не терпелось услышать предсказание. Что мне сулит будущее? Что-нибудь хорошее? Кора всегда внимательно изучала узоры. Вертела чашку так и сяк, думала. И неизменно приносила добрые вести. Кому охота сидеть в чужом доме, смотреть за чужими детьми и думать о мрачном будущем?
Кора изучала английскую литературу и французский язык. Днем, между прогулкой с детьми и работой, она училась. На работе прятала книжку под стойкой бара и читала, сунув в рот жвачку. И пританцовывала под завывания Тэмми Винетт или Джонни Кэша. Посетители угощали Кору пивом и расспрашивали о книгах.
– Что ты там почитываешь, Кора?
– «Гордость и предубеждение».
– Ну и как?
– Нравится.
– Есть хорошие местечки?
– Не то, что вы подумали.
– Ну и зачем тогда читаешь?
– В жизни есть вещи поважнее машин, секса, шмоток и дешевых удовольствий.
– Это ж какие?
Кора, жуя резинку, устремила взгляд вперед.
– Любовь. Честность. Гордость. И тому подобное.
– Ну и оставайся с ними. А я выбираю секс, шмотки, машины и дешевые удовольствия. Тебе бы тоже этого хотелось? Только честно.
– Да. Но я с этим борюсь. Видите, честно-пречестно. – Кора просияла. – Все у меня получится.
И все же порой, отскребая пол на кухне (уборку Кора изредка все-таки делала), она ложилась навзничь, устремив взгляд в небо. И вздыхала: «Что за ерундой я занимаюсь?» Однажды Кора, усевшись на полу, воскликнула:
– Этот пол меня переживет! – И принялась яростно колотить по ненавистным черно-белым плиткам. – Я умру, а он останется, останется! – Кора окаменела, потрясенная горькой правдой. Закрыла лицо руками. – Боже, да мои ли это слова? Я перескочила через поколение. Стала похожей не на маму, а на бабушку.
Хотелось кричать, но вместо этого, чтобы облегчить боль от внезапного открытия, Кора заметалась по комнатам, срывая с себя одежду. Добралась до ванной, налила воды и нырнула в нее. Сэм и Кол немедленно плюхнулись следом, а потом сидели рядышком и изумленно таращились на Кору, пока та яростно терла себя мочалкой, повторяя: «Вот так! Вот так! Только так и не иначе!» Подняв волну, Кора выскочила из ванны, завернулась в полотенце и вновь забегала по квартире.
– Если чувствуешь, что стала похожа на свою бабушку, значит, пора что-то менять. – Кора упала на диван. – Чего я хочу? – И, чуть помедлив, выговорила: – Хочу быть учительницей. Это по мне. А ты как думаешь, Кол?
Кол расплылся в улыбке, протянул ей полотенце:
– Вытри меня.
– А как по-твоему, Сэм?
– Фигня.
– Не говори «фигня».
– Ты сама говоришь.
– Да, но я взрослая.
– Почему взрослым можно ругаться, а детям – нет?
– Не знаю, Сэм. Нам это, наверное, нужнее.
– Так нечестно. И почему другие ребята едят рыбные палочки и фасоль, а мы – оливковое масло и разную французскую гадость? А еще я без тебя в садике нарочно таскаюсь.
– Ну и таскайся на здоровье, – кивнула Кора. – У тебя наверняка отлично получается.
Кору осенило, что дети ее – вовсе никакие не дети. Они люди. И эти двое людей, с которыми ее свела судьба, поумнее будут, чем она, Кора.
Кора позвонила отцу с матерью:
– Хочу стать учительницей! Для меня в самый раз.
Ирэн хотела было сказать: «Хорошо, если это надолго; вспомни, как ты мечтала стать химиком», но прикусила язык.
Билл же пришел в восторг:
– Здорово! У тебя все получится. Вперед! Синяки и шишки, Кора!
Кора сдала экзамены в вечерней школе и поступила в педагогический колледж. Бетти забирала детей из садика и тайком баловала их рыбными палочками и жареной картошкой. По вечерам Кора училась. Занятия помогали ей не думать о сексе, отвлекали от воспоминаний, мучивших ее прежде от безделья.
Дети смотрели телевизор, а Кора занималась в наушниках, жуя резинку. Давай, Кора! Ни о чем не думай, Кора! От мыслей один вред, Кора! Если станешь думать, ты пропала. Но музыка и жвачка помогали не всегда, время от времени побеждали воспоминания.
Мы с Клодом шагаем по Принсес-стрит. Куда сегодня двинем? По телу разливается щекочущее тепло, на душе злая радость. Надо идти, надо. Пойдем в «Маркс и Спенсер», начнем с мелочей. Только не жадничать! Быстрое, плавное движение – и пара колготок в кармане. Беседуем вполголоса, как приличные покупатели, а внутри все кипит. Рубашка в придачу к колготкам. Жар внутри, на лице улыбка. Страшно и интересно: не заметил ли кто-нибудь? Продуктовый отдел: пирог, кусочек сыра, банка абрикосового повидла, подозрительный на вид кекс с изюмом – явно несъедобен. Плевать. Главное – удовольствие. Нервы пощекотать. Прохаживаемся по рядам, глазеем по сторонам, болтаем, смеемся. Шарфик, носки, туфля без пары. Не стучи так, сердце, уймись. Не спеша идем к выходу. Спокойно. Спокойно. Не могу дышать! Прочь отсюда, на свежий воздух. Идем, болтаем. Смеемся. Пробираемся сквозь толпу, быстрей. Смеемся громче. Здорово! Ура, ура, ура! Бегу впереди, обгоняю Клода. Несемся и визжим от восторга. Вдоль по Фредрик-стрит, на Роуз-стрит. Шмыгаем в безлюдный проулок за каким-нибудь кабаком. Кучи бутылок, пивных банок. Целуемся. Дух захватывает, язык не слушается. Безудержные поцелуи не имеют ничего общего с любовью, но лишь они помогут снять напряжение. Обнимаемся, расстегиваем одежду. Я ласкаю Клода. Ура, ура! Он где-то далеко, унесся в свой мир, стонет от наслаждения. Клод всегда умел тайком что-нибудь припрятать. Бутылку оливкового масла или вина. Настоящий вор, куда лучше меня.
