Валерий опять повернулся ко мне и сказал:
— Все равно, Ягор, перед подлецами или дурнями склонять голову не стану и тебе не советую… А в армию я в третий раз вернусь, не беспокойся…
Наш уснувший штурман заворочался. Чкалов зашептал:
— Сашу беспокоим, давай и ты засыпай…
Действительно, наш профессор, штурман Саша Беляков, правильно вчера вечером напомнил пословицу: «Утро вечера мудренее».
Только рассвело, только появилась хозяйка дома Фе-тинья Андреевна, как мы услышали шум мотора какого-то самолета.
Он сел недалеко от домика Смирновой в неглубокой бухточке острова.
Симпатичный пилот пограничного гарнизона привез нам газеты и телеграмму, подписанную членами Политбюро во главе со Сталиным. В телеграмме Чкалов увидел чрезвычайно важные слова и начал с гордостью, громко читать ее содержание. Правительство прислало в наш адрес поздравление и благодарность за выполнение задания, объявляя, что мы теперь Герои Советского Союза и награждаемся орденами Ленина. В то время еще не было медалей «Золотая Звезда» Героя Советского Союза. Их заменяли грамоты ВЦИК СССР о присвоении таких званий. Но когда ввели медаль «Золотая Звезда Героя Советского Союза», то девятый ее номер был за Чкаловым, которую он не успел получить, погибнув в катастрофе 15 декабря 1938 года.
Я получил Звезду с номером 10, А. В. Беляков — с номером 11.
Остров Удд переименовали в остров Чкалов, остров Лангр — в остров Байдуков и остров Кэос — в остров Беляков.
Это была великая честь, так как живым не полагается иметь таких долговечных естественных памятников.
Но самой дорогой из всех дорогих наград для нас было решение ЦК ВКП(б) о принятии нашей тройки в члены ВКП(б) в августе 1936 года.
До этого Чкалов и Беляков были беспартийными, а я кандидат в члены партии с 1931 года. Поэтому, когда возникали споры, Валерий Павлович говорил мне, цитируя: «Ну, перед комиссаром я сдаюсь и умолкаю».
Шло время. Великий летчик ушел из жизни 43 года назад, а перелет его и его экипажа в 1936 году уже отстоит от 1981 года на 45 лет! Дата вроде и неровная, а из Николаевска-на-Амуре шлют письма, чтобы Александр Васильевич Беляков и я прибыли к ним в августе на открытие мемориального знака на остров Чкалов и монумента в Николаевск-на-Амуре, посвященных тому далеко ушедшему в прошлое перелету, участниками которого мы являлись.
Просьбы шлет директор краеведческого музея Владислав Иннокентьевич Юзефов, а затем присылает из Николаевска-на-Амуре приглашение первый секретарь райкома Владимир Федорович Толкачев. Однако Александр Васильевич лететь никак не может. Я его понимаю — длинный путь жизни, измеряемый 85 годами, отнял силы у нашего доблестного штурмана, бойца Чапаевской дивизии. Но мне, несмотря на то что я моложе друга на 10 лет, врачи запрещают летать. К тому же я не сторонник установившихся правил открывать или присутствовать на открытии памятников, которые посвящены лично мне или экипажу. С 1975 года я доказываю всем, что живые участники событий, которым строятся памятники, должны получать лишь фотоснимки, но открытие обязаны проводить молодые люди. Для них это честь и наука. А старикам участвовать в открытии надгробных памятников их жизни нетактично и нескромно, так как созданные мемориалы, монументы и обелиски в течение долгих лет должны воспитывать у молодых людей гордость за дела своих предков и возбуждать желание совершить в жизни какие-то чрезвычайно важные дела ради Родины, ради всего мира, «не жалея живота своего».
И все равно страшно хочется хоть раз взглянуть на острова, мелькавшие поздним вечером 22 июля 1936 года в туманной мгле, носящие теперь наши имена.
В Шереметьеве командир корабля Владимир Иванович Мешков докладывает: «Товарищ генерал-полковник! Самолет готов к вылету в Хабаровск!» Здороваюсь с командиром, вторым пилотом, штурманом, бортинженером и бортрадистом. Слышу, Мешков говорит Белякову: «Может, и вы, Александр Васильевич, решитесь лететь с нами?» Смотрю на своего соратника и друга, доктора географических наук, профессора Сашу Белякова и вижу, как он отворачивается от командира корабля с такой глубокой печалью и тоской, что немудрено было бы увидеть на его лице слезы. Беляков целует меня и просит поклониться Хабаровску, Николаевску-на-Амуре и уже легендарным даже для нас островам в заливе Счастья и всем жителям Дальнего Востока.
…Мы летим навстречу солнцу со скоростью около 900 километров в час. 8600 километров пути. Ночь очень коротка. Под ногами огни факелов газовых и нефтяных промыслов Сибири. Уже позади Тюмень, Омск, Новосибирск, где прошло мое детство в трудах и заботах, где мелькнула, как рассветный луч солнца, первая любовь, где лежат давно в могилах мать, отец, брат и многие родные разных поколений…
По московскому времени еще ночь, а мы уже видим солнце. Меня пpocяt зайти в кабину управления самолетом. Командир корабля знакомит со вторым пилотом Петром Константиновичем Сапелкиным, штурманом-инспектором Владимиром Федоровичем Машковым, штурманом корабля Юрием Афанасьевичем Лазаревым, с бортинженером Иваном Ивановичем Цигановым и бортрадистом Михаилом Борисовичем Новиковым. Видно, что экипаж опытный и солидный, хотя кажутся мальчишками, так как любой из них моложе меня минимум лет на 25, а то и на все 35,
Конечно, они расхваливают свой самолет Ил-62М, показывают приборы и оборудование, а потом просят рассказать о перелете 1936 года, когда некоторые из них были малышами, а иные еще не изволили родиться.
На горизонте грозный Амур и Хабаровск. Я их видел последний раз в 1948 году, когда был начальником Гражданского воздушного флота и пытался за 24 часа привести туда пассажирский самолет из Москвы. Ох, как тяжело это было сделать! А сегодня через девять часов полета мы садимся в солнечный полдень на прекрасную посадочную полосу отличного аэропорта.
Здесь нас встречают представитель Хабаровского крайкома партии Александр Григорьевич Янкин, первый секретарь крайкома ВЛКСМ Михаил Анатольевич Новоселов.
Мне нравятся город и его люди. С удовольствием выступаю в самых различных аудиториях.
В тот год неожиданно вышел из берегов Амур.
С горечью осмотрел, что наделал вскипевший Амур, затопив луга, поля, колхозы.
Жители края с помощью военных и гражданских вертолетов и речных судов различного назначения, с привлечением сил частей Советской Армии пытались сделать все возможное, чтобы спасти людей, животных и ценное имущество и материалы.
10 августа нас проводили в Николаевск-на-Амуре.
Там я познакомился с уже немолодым симпатичным директором краевого музея в Николаевске-на-Амуре Владиславом Иннокентьевичем Юзефовым, который, усмехаясь, уточняет: «Истинные зачинщики создания монументов Саша Шумелин, секретарь комитета ВЛКСМ отряда ГВФ, и бортмеханик Леша Романюк.
Это они задумали и нас убедили. И вот результат — генерал Байдуков у нас…»
Я его подначиваю: «А может, я его заменитель, подставное лицо, у которого на всем пути, кстати говоря, никто ни разу не проверил документы…»
Осмотрев порт, я сказал: «Какое богатство в ваших руках: столько Ан-2, вертолетов Ми-4 и Ми-8, самолетов Ан-24!".
Спокойный и рассудительный, первый секретарь райкома В. Ф. Толкачев как-то сказал: «Без мощного Гражданского воздушного флота мы теперь не представляем себе нормальной жизни». Меня это удивило: «Да вы же здесь речники, моряки и лесопромышленники…»
Толкачев: «Нет железной дороги. Ах, как мы мечтаем о ней! Кругом столько богатств! Нужна, нужна именно железная дорога». — «Значит, Амур вас не удовлетворяет?» — спрашиваю Толкачева. «Скоро застынет Амур, и тогда лишь аэрофлотовцы остаются нашими верными и постоянными друзьями…»
В Николаевске-на-Амуре я не был ни разу после посещения его 23 и 24 июля 1936 года, когда город был областным.
Приехали в гостиницу, где расположились все, кто прилетел из Москвы, и те, кто присоединился в Хабаровске.
В номере чисто и уютно. Я достаю будильник, и лекарства из саквояжа, посматривая на кадры, мелькающие в телевизоре, а сам думаю: «Интересно возвращаться в молодость! Пусть врачи говорят, что я уже инвалид и летать мне противопоказано. Пусть! Да я и не спорю. Знаю, что они правы, но мне, как человеку, прожившему почти 75 лет, не жалко отдать даже большой кусок, может, и короткого остатка жизни, чтобы вернуться в прошлое не только мысленно, но и ощутить мгновение молодости физически, посмотрев и залив Счастья, вблизи устья Амура, и находящиеся в нем острова, носящие наши имена, которые во мраке бури и наступающей тьмы я не мог разглядеть как следует 45 лет тому назад с борта низколетящего АНТ-25, который вел Чкалов».
Но долго раздумывать не приходится — уже пора спать…
Снотворное и будильник перебарывают большую разницу во времени. Вскакиваю и после долгой физической зарядки становлюсь по бодрости души и тела прежним московским стариком в этом прекрасном дальневосточном городе Николаевске-на-Амуре.
