Наконец ко мне вернулся дар речи.
— Король! Надеюсь, вы считаете меня своим другом. Ваши слова произвели на меня сильное впечатление. Хотя, должен признаться, у меня голова идёт кругом от всей этой новизны. И странности. Тем не менее, я счастлив. Вчера меня ни за что, ни про что подвергли порке. Ладно. Кажется, это было не напрасно. Но объясните — как вы представляете себе этот праздник на улице благородных душ?
— Хотите понять, что даёт мне такую уверенность?
— Да. Хотелось бы услышать, как это будет на практике.
— Не скрою, Хендерсон-Сунго, у меня есть кое-какое мнение на этот счёт. И я не собираюсь держать его в секрете. Я просто жажду поделиться им с вами, ибо несказанно рад, что вы считаете меня своим другом. Я искренне сожалею о том, чтО (ударение на «о» — В.Н.) вам пришлось вытерпеть при вступлении в должность Сунго. Но мы не могли не воспользоваться вашим появлением. Надеюсь, вы меня простите.
— Ни слова об этом, ваше величество. Я сам хотел, чтобы меня использовали.
— Благодарю вас, мистер Хендерсон-Сунго. Итак, с этим покончено. Но знаете ли вы, что с телесной точки зрения представляете из себя интереснейший феномен?
Эта реплика показалась мне несколько двусмысленной, и я внутренне ощетинился.
— Неужели?
— Не будем отступать от нашего уговора говорить правду. Впрочем, я давно заметил, что человек считает правдой только то, что готов воспринять в качестве таковой. Тем не менее, факт есть факт. Ваша физическая сила — явление высокого порядка. Она сама говорит за себя.
Он указал взглядом на груду книг на полу. Я хотел прочесть названия, но в комнате было недостаточно светло.
— У вас очень свирепый вид, — продолжил король.
— А что вы хотите? При моем образе жизни трудно не набить шишек и не обзавестись шрамами. Жизнь меня порядком потрепала — не только на войне. Самая большая рана — здесь, — я постучал кулаком по груди. — Но мне бы не хотелось, чтобы даже такая жизнь, как моя, была выброшена коту под хвост. Если уж мне не суждено внести положительный вклад, хотя бы послужу примером.
Впрочем, у меня даже это не получается.
— Вот как раз в этом вы ошибаетесь! — живо возразил Дахфу. — В моих глазах вы — прямо-таки кладезь поучительных примеров! Вы для меня представляете целый мир. Когда я занимался медициной, мне доставляло величайшее удовольствие классифицировать людей. Я изучал все типы. Мучеников. Обжор. Упрямцев. Толстокожих. Мне попадались люди — умные свиньи.
Истеричные фаталисты. Одержимые идеей смерти. Фаллические гении с признаками бесплодия. Чемпионы моментального засыпания. Самовлюблённые нарциссы. Безумные хохотуны. Педанты. Не сдающиеся лазари… О, Хендерсон— Сунго, какое множество типов! Несть им числа!
— К какому же типу вы отнесёте меня?
— Ну… Вы, Хендерсон-Сунго, буквально каждой клеткой своего существа вопиете о спасении: «Помогите! Подскажите, что мне дальше делать? В чем мой долг? Что со мной будет?» И так далее. Мало хорошего.
Будь я даже секретным агентом, и то не сумел бы скрыть своё удивление.
Мне оставалось только пробормотать:
— Да. Видимо, то же самое хотела сказать Виллатале. «Грун ту молани» было отправной точкой.
— Мне знакомо этот термин, используемый арневи, — сказал король. — «Грун ту молани». Жажда жизни. Но это — ещё не все. Человеку, Хендерсон— Сунго, нужно нечто большее. Я хочу вам кое-что показать — без этого вы никогда не поймёте мою жизненную цель и мировоззрение. Идёмте со мной.
— Куда?
— Не скажу. Вы должны мне доверять.
— Да, конечно. О» кей. Полагаю…
Но ему было нужно только моё согласие. Он встал. Тату, сидевшая у стены в надвинутой на глаза пилотке, тоже встала.
Из этой маленькой комнаты мы попали в длинную галерею, огороженную тростником. Тату последовала за нами. Король рванул вперёд, оставив меня далеко позади. Я ускорил шаг — и тотчас почувствовал, как сильно пострадали накануне мои босые ступни. Так что я еле ковылял, а мужеподобная Тату, с её тяжёлой поступью, наступала мне на пятки. Футов через пятьдесят нам попалась другая дверь. Генеральша подняла здоровенный засов. Он был из дерева, но, очевидно, не легче железного, потому что у женщины слегка подогнулись ноги, но она-таки взяла вес. Король юркнул в дверь. Последовав за ним, я увидел довольно широкую лестницу, уходившую во тьму. Оттуда дохнуло затхлостью и плесенью. Но король безбоязненно ринулся вниз. Я подумал: чего нам не хватает, так это шахтёрской лампы и канарейки.[15] Но ничего не поделаешь, капитан Хендерсон, надо спускаться! В этот момент я сознательно старался пробудить в себе мой боевой дух. Я крикнул: «Король!» — но не дождался ответа. Разведя руки в стороны, я поискал перил или хотя бы стены, но ничего не нащупал. Хорошо хоть ступеньки были широкими и гладкими.
Когда Тату с лязгом водрузила засов на место, запирая нас снаружи, мрак стал кромешным. Мне оставалось только спускаться или сесть на верхнюю ступеньку и дожидаться короля, рискуя потерять его уважение и все, чего мне удалось добиться благодаря победе над Муммой. Так что я продолжал осторожно спускаться, мысленно уговаривая себя: «Не теряй веры, Хендерсон. Не теряй веры». Наконец впереди забрезжил свет, и я увидел нижний конец лестницы. Мы очутились в подвальном помещении под дворцом; свет шёл из узенькой, как бойница, щели над головой. Как оказалось, лестница ещё не кончилась, а только сделала поворот. Нам стали попадаться разбитые ступеньки; в просветы пробивалась трава. Я опять не выдержал:
— Ваше величество! Вы здесь? Эй, ваше величество!
Снизу не донеслось ни звука; только ветер развевал в воздухе паутину. Я продолжил спуск. Нижние ступеньки оказались земляными. Мне вспомнилось потрясение, испытанное мною в Баньоле-сюр-Мер, когда я увидел в аквариуме ту тварь, прижавшую голову к стеклу.
Постепенно стены расширились, образуя что-то вроде пещеры. Слева от себя я увидел чёрный вход в туннель; туда меня определённо не тянуло. Напротив стояла полукруглая стена с приоткрытой дверью. Король успел войти внутрь, но одной рукой все ещё держался за косяк. Я хотел было спросить, куда мы направляемся, но оттуда послышалось львиное рычание, и надобность в ответе отпала. Я понял: он ведёт меня в клетку льва — очевидно, не того, которого обязан был добыть, чтобы стать полноценным королём. Я замер, как вкопанный. По всей видимости, мне тоже предстояло войти в клетку. Ни за что на свете! Доверие доверием, но как бывший солдат, я не мог не искать путей к отступлению. Наверху меня ждала запертая дверь. Тату ни за что не выпустит меня отсюда, а льву ничего не стоит в несколько прыжков догнать меня и обагрить морду моею кровью. На первое будет печень: хищники всегда начинают с этого вкуснейшего, жизненно важного органа. Другой путь вёл в туннель, который наверняка приведёт меня ещё к одной запертой двери. Я стоял в этих несчастных зелёных штанах, надетых поверх нестиранных трусов, и размышлял, Рычание стало громче. Послышался голос короля: он разговаривал со зверем на варири, временами — очевидно, ради меня — переходя на английский.
— Ну-ну, милая. Не надо нервничать. Вот так, моя куколка.
Итак, в камере была львица, и он её успокаивал. Потом, не повышая голоса, обратился ко мне:
— Хендерсон-Сунго, она знает о вашем присутствии. Медленно, шаг за шагом, подойдите ко мне.
Я сделал шаг вперёд. Не стану отрицать: в этом сыграло определённую роль тяжкое бремя, лежавшее на моей совести после нападения на кота, подброшенного мне бывшими квартирантами. Король пошевелил пальцами, подзывая меня к себе. Я сделал несколько малюсеньких шажков. Отрывистые звуки, издаваемые зверем, впивались в меня колючками. Постепенно я смог разглядеть его целиком — с хищной пастью, ясными глазами и массивными лапами. Король взял меня за руку и слегка подтолкнул к львице. Она подошла и ткнулась в меня мордой. Я ахнул.
— Не дёргайтесь, — предупредил король и снова ласково заговорил с львицей:
— Спокойно, куколка, это Хендерсон.
Львица была довольно крупной — нам до пояса. Она потёрлась о ногу Дахфу и принялась обследовать меня. Я почувствовал её нос у себя под мышкой, а затем между ног; от этого мой бедный член скукожился и устремился в естественное укрытие под брюхом. Не отпуская моей руки, король продолжал уговаривать львицу. От волнения я прикусил внутреннюю сторону щеки и от боли закрыл глаза, приготовившись к страданию. Однако львица оставила в покое мои половые органы и возобновила ходьбу.
— Все в порядке, Хендерсон-Сунго, — заверил король. — Вы ей понравились.
— Откуда вы знаете?
— Откуда я знаю? — переспросил он, делая ударение на «я». — Ещё бы мне не знать: ведь это же Атти! Не правда ли, какая красавица? Стойте смирно, мистер Хендерсон-Сунго, не шевелитесь.
