— Сейчас, я ему помогу, — заверил меня Женька и уверенно направился к выходу, прямо в чём был, в одной рубашке и джинсах.
Не успел я удивиться загадочному поведению своего приятеля, как меня отвлёк знакомый голос.
— Добрий ден, что желает наш гост?
Это был здешний метрдотель, уже точно в отличие от официантки, аутентичный серб Радован Войнович. Я его давно уже знаю, с тех пор как начал бывать в его ресторане. Пример для подражания всем метрдотелям нашей деревни — вежливый, аристократичный, предупредительный.
Я тоже изысканно с ним поздоровался и схватил меню:
— Мне бы осетринки, Радован, чтоб пожирнее, запеките на гриле. Я её сейчас с таким удовольствием…
На лица Войновича показалось выражение вежливой скорби. Он отрицательно покачал головой.
— Плохой в городе осетр, — печально сказал он, — я не стал брат. Возмите лутше…
Что именно «лутше» я не расслышал, потому что со стороны окна донёсся страшный боевой крик. Я изумлённо посмотрел на улицу. Там стояли Женька в рубашке и джинсах и Мак-Даун в пуховике и валенках. Их разделяла только гитара украинского музыканта. Диспозиция была такая: Каманцев держал гитару со стороны грифа, а Мак-Даун уцепился обеими руками за деку своего инструмента с другой стороны. Голос, сотрясавший стены близлежащих домов был Женькин. Ну, а что, всё-таки рок-музыкант с пятнадцатилетним стажем.
— ГОНДОН! — голос Каманцева легко прошёл сквозь тройной стеклопакет окна и отозвался звоном в бокалах, — УБЬЮ!!!
Край гитары со стороны Серёжи начал приподниматься вверх, причём, похоже, совсем без его участия, но зато вместе с ним. Под рубашкой Женьки взбугрились мышцы, а его квадратное лицо стало красным. Возносимый вместе со своими инструментом в воздух Мак-Даун, наоборот побелел как снег, будто отдавая всю свою кровь Каманцеву.
— Ви не знаете, что делает Евгений? — на лице серба было вежливое недоумение.
— Помогает, — предположил я, — он помочь обещал этому человеку.
— Помогает? — недоверчиво переспросил Войнович.
В этот момент Мак-Даун видимо решил отказаться от помощи и от своей гитары заодно. Он отпустил инструмент и бросился бежать в противоположную от Женьки сторону. Но сделать он успел всего один шаг. Облегчённая гитара взметнулась над ним и сразу же опустилась, как молот Тора на череп снежного великана. Раздался ушераздирающий треск, в сопровождении неповторимого гитарного аккорда — одновременно на всех ладах.
Я задёрнул портьеру — не стоит нашим просвещённым европейским кузенам смотреть на вечный спор славян между собою. И неловко как-то.
— Наверное, мы, что-то не понимаем, — вежливо сказал серб.
— Наверное, — поддакнул я и не утерпев, краем глаза снова заглянул за штору. Я увидел, убегающего со всех ног украинского поэта и музыканта с остатками гитары на голове. Ну, это ничего — главное, что живой. Берсерка Каманцева нигде видно не было. Может Женька просто хохлов из Днепропетровска не любит? За что он, интересно, его так?
— Жулик это, — объяснила та самая страшненькая официантка, с которой флиртовал Каманцев перед отбытием. Она каким-то образом оказалась рядом с моим столиком, — в доверие втирается, а потом людей обворовывает.
— Откуда ви знаете, Елена? — удивился Войнович.
— Жека сам мне позавчера утром рассказал…, - тут она запнулась, — короче, не важно, когда, — девица ещё больше смешалась и покраснела, — короче это вообще не важно. А только он злой был — не описать. Этот тип к ним ночевать один раз попросился, типа свой, музыкант, а утром пропал.
— Видимо, не просто пропал, — я вспомнил Женькин боевой клич, — а с чем-то ценным и дорогим его душе?
— Ну, как, ценным, — простодушно сказала официантка, перестав краснеть, — у кого одежда пропала, по мелочи там ещё. А у Жеки он гитару стырил, похоже, эту самую.
— И валенки, — добавил я, представив, какой гнев испытывает до сих пор их владелец, — но в любом случае гитара не пошла ему впрок.
— Это как-то нецивилизованно, — вежливо сказал серб.
— Зато очень действенно, — заметил я.
— Будет теперь знать, — добавила официантка.
На этом мы и все согласились.
Голос в телефонной трубке был знакомый и слегка угрожающий:
— Алексей, вы должны отгрузить груз не позднее двадцать первого декабря, как прописано в договоре.
«Отгрузить груз». Кто их там, интересно, в Москве русскому языку обучал и литературе? А ещё в бизнес лезут. Я грустно смотрел на двадцатидюймовый экран своего компьютерного монитора. На всех двадцати его дюймах была печальная неопределённость. А в нижнем правом углу экрана эта неопределённость переходила, как выразился бы Рашид, в конкретную жопу. Там высвечивалась сегодняшняя дата, а именно — декабрь, тринадцатое. Всё бы ничего, да вот только и мне груз не пришёл, из которого я должен был, как Бог за семь дней, сотворить обещанное москвичам кокаинистам. Ну, не могут никак мои китайцы отправку сделать и всё тут. Вот, Люська опять пишет, что у них задержка. И что тогда я буду в состоянии отправить Андрею и Виктору Геннадьевичу двадцать первого декабря? Изделия сибирских народных промыслов?
— Андрей, мы сделаем всё, что в наших силах, — я из всех сил пытался придать своему голосу оптимизм.
— Сделаете? — насторожился москвич, — а вы что ещё и не начинали?
— Делаем, конечно, делаем — тут же поправился я, — и… и будем делать.
— Я напоминаю вам, — голос Андрея стал совсем холодным, как жидкий гелий, — что штрафы за срыв сроков прописаны в контракте весьма серьёзные. И поверьте, с виновных мы их снимать умеем.
Слово «виновных», мне не понравилось совершенно, как впрочем, и прозвучавшее перед ним «серьёзные». Хотя, конечно, сам виноват, забыл на радостях, когда подписывал договор с москвичами, что срок исполнения конец декабря, апофеоз транспортного коллапса в нашей стране. Вообще, надо было делать, как в своё время делал Стёпа Маслов. Прибегает, к примеру, к нему в «Планар» клиент после Нового года, где-то уже в середине января, матерится и слюнями разбрызгивается, мол, негодяй Маслов, обещал ему привезти детальки за неделю, а привёз только через месяц. Стёпа же, спокойно, в облаке брызг от слюней клиента, под вопли: «неустойка!», «похороню!», очень рассудительно начинает ему объяснять: да, я обещал вам семь рабочих дней (при этом тщательно подчёркивает слово «рабочих») и на самом деле я своё обещание сдержал. Сами посудите, срок в итоге получился месяц. Но! Вычитаем из него НЕрабочие дни, — и Маслов начинает загибать одну за другой свои пальцы похожие сардельки; — десять дней новогодних каникул, тридцатого и тридцать первого декабря мы тоже не работали, далее, в прошедшем месяце случилось четыре субботы и четыре воскресенья, которые тоже не являются буднями. И так далее.
Если Степе не хватало этих временных растяжений, то он прибавлял, вернее, вычитал ещё Рождество у буржуев — с двадцать пятого по двадцать седьмое декабря и даже иногда включал в расчёты Старый Новый год. Клиент же, подавленный рассудительным голосом Стёпы, каким тот нёс свой бред и загнутыми Степиными сардельками, уже и не спрашивал, а какое собственно отношение к обсуждаемому вопросу имеют католические праздники, а также, в общем-то, воскресенья и субботы.
После одного из таких приведений клиента к общему знаменателю, я посоветовал Стёпе добавлять ещё и ночное время суток. Мы же ночью тоже не работаем. Так можно ещё половину срока скостить, клиент сам должным окажется за экспресс доставку. Но Стёпе, конечно, было хорошо с его оральными обещаниями, а у меня сейчас договор. В письменном виде с датами и подписью.
— Андрей, отгрузку мы сделаем точно в срок. Но, — тут я попробовал применить Степин способ, — вы же знаете, транспорт перед праздниками перегружен катастрофически. Мы-то отправим, а вот когда до вас дойдёт…
— Вы мне главное, копию накладной скиньте, сразу после отправки, — тут же нашёлся москвич, — дальше уже мои заботы.
— Скинем, конечно, — опечалился я.
Хитрые эти москвичи, так просто их не проведёшь. С копией накладной, где дата стоит, нельзя уже на транспортную компанию ответственность спихнуть за задержку. Или так, как мы в прошлый раз провернули аферу с заказчиком из Нижнего Новгорода. Тоже сроки сорвали. А потом Гоцман по телефону отвечал, мол, да всё отправили, только вот транспортная контора ошиблась и вписала вместо «Нижнего» слово «Великий». Но скоро груз вернётся и мы его срочно переотправим. Тут, главное, когда несёшь эту ересь, сохранять, серьёзное выражение. Лично, я не смог, поэтому отвечал Гоцман. Ну, на самом деле, как можно верить в такой бред?
— Алексей, нам крайне важно получить груз вовремя, — москвич не оставлял мне никакой надежды, — а место в самолёте мы уже под него забронировали.
