- Ну почему. Не исключаю, конечно. Да, могут связывать. Но только не вас с Морисом.
- И отчего ж такое?
- Да оттого такое, что вы ему в отцы годитесь.
Эдвард расхохотался, но, Эрик видел, что ему очень не по себе.
- По-твоему, я такой старый?
- Абсолютно неважно, какой вы по-моему, - в голосе звякнуло презрение. - Факт тот, что вы старый.
- Хорошо, положим, я дряхлый, из меня песок сыпется, но не считаешь ли ты по крайней мере допустимым, чтоб древний старик предпочитал общество молодого человека обществу других стариканов?
- Я только одно считаю, - он еле сдерживался, - вы Морису причиняете вред. И потому я пришел вас просить, чтоб вы оставили его в покое.
Эдвард Блейк теперь сидел на постели. Лохмы вздыбились гребешком, он стал похож на всполошенную драчливую птицу. Спросил, ухмыляясь:
- А вдруг я тебя не послушаюсь? Ну что ты мне сделаешь? Эрик ответил мрачно:
- Сделать я ничего не могу.
- Мог бы, например, Мэри выложить все свои соображения на этот счет.
- Она не поймет.
Долго молчали. Эдвард Блейк курил, бледно сам себе улыбался. Наконец сказал:
- Подозреваю, Эрик, такого мерзавца, как я, ты еще в жизни не видывал?
- Я вас не считаю мерзавцем. Просто вы слабый. Эдвард широко улыбнулся.
- Значит, ты не слишком меня осуждаешь?
- Не осуждаю совсем. М-м-мне дела нет до вашего п-п-пове-дения.
- Если только оно не влияет на Мориса? -Да.
- Но скажи, Эрик, - мне вот интересно. Если я не мерзавец, ты, наверно, меня считаешь слегка сумасшедшим?
Эрик сам чувствовал, как багровеет. Промямлил сконфуженно:
- Я знаю, вы хлебнули лиха на войне.
- Не я один. Эрик промолчал.
- Думаешь, пора взять себя в руки?
- По крайней мере, - он вовсе не хотел никого обижать, - можно бы сделать над собой усилие.
Очень его удивив, Эдвард Блейк улыбнулся:
- Да, война, пожалуй, постепенно устаревает в качестве оправдания, а? - Бросил окурок в кофейную чашку. Прибавил: - Н-да, едва ли я с чистой совестью могу тебе обещать, что исправлюсь. Но постараюсь держаться подальше от Мориса. Идет?
- Если вы это серьезно.
- Даю тебе слово чести. Хотя да, я ж совсем забыл. С твоей точки зрения, у меня ее нет.
Эрик не стал отвечать. Тот вдруг изменил тон:
- Эрик, твой отец был мой единственный настоящий друг. Глупо, по-моему, нам с тобой быть врагами.
- Я вам не враг.
Эдвард Блейк скроил гримасу.
- Н-да, не так уж сильно сказано, а? Ну, я-то, во всяком случае, восхищаюсь тобой.
- Я в-в-в вашем восхищении н-н-не нуждаюсь! - Эрик выкрикнул детским голосом. Вскочил на ноги. Весь трясясь, бесясь на себя, чувствуя, что вот-вот разревется. - М-м-мне п-п-пора, - он пробормотал. Схватил книги, плащ, слепо кинулся к двери.
- Всего хорошего! - крикнул Эдвард Блейк ему вслед. - И спасибо, что разбудил.
В тот вечер Маргарет была в мастерской. Раздался бешеный стук в дверь.
- Слава Богу, ты тут!
- Эдвард, Господи, да что случилось?
Он, шатаясь, прошел по комнате, свалился, как куль, на диван. Медленно поднял на нее взгляд с туманной усмешкой:
- С чего так переполошилась? Ну, перебрал немного.
Но Маргарет поняла, что не просто он перебрал. И сказала бодро, тем голосом, какой усвоила еще со времен Красного Креста, еще с войны:
- Ничего-ничего. Мы сейчас. Ноги надо повыше. Кофейку черного приготовить?
- О Господи! Если можно!
Она кинулась на кухню, вернулась с чашками. Сперва Эдвард лежал с закрытыми глазами. Потом открыл, стал на нее смотреть. Она так проворно двигалась. Мигом приготовила кофе. На удивление быстро. Маргарет - о, Маргарет не застигнешь врасплох. И раньше, бывало, ему кофеек варила.
- Вот, пожалуйста, - она улыбнулась.
Он попытался приподняться на локте. Рухнул со стоном.
- Я совсем ни в дугу.
- Дай-ка я.
Улыбаясь, бережным, сильным и ловким движением поддела его под спину, поднесла чашку ему к губам. Пил он жадно. Потом откинулся. Она села на край дивана и ему улыбалась. Взгляд у него прояснел.
- Маргарет.
- Да, Эдвард.
- Хочу задать тебе один вопрос.
- Валяй.
- Почему, - Эдвард выговаривал слова с этой своей особенной старательностью, - почему, черт побери, ты так ко мне добра?
- Так уж и добра?
- Да. А почему, одному Богу известно. Мне тоже хотелось бы знать.
Она отвела взгляд.
- И это так важно?
Но говорила она очень тихо, почти шептала. И Эдвард вдруг рванулся, бешено, будто высвобождаясь из пут. Приподнялся на локте. Почти заорал:
- Маргарет!
- Да, ну чего ты?
- Увези меня отсюда. Она улыбалась.
- Куда?
- Неважно. Куда хочешь. Подальше от этого проклятого города. От этой жуткой страны.
- Ладно.
- Увезешь? Обещаешь?
- Ну да, - она его успокоила. - Ну конечно.
- Когда?
- Как только получится.
- Завтра?
- Завтра не выйдет.
- Но скоро? -Да.
- Слава Богу!
Он приподнялся, повернулся, уронил голову ей в колени. И смотрел на нее снизу вверх со странной, мальчишеской, несчастной улыбкой.
- Но ты это серьезно?
- Конечно, милый. Если ты это серьезно.
Секунду он лежал не шевелясь. Потом выговорил, очень отчетливо, как будто про себя, как будто совсем протрезвел:
- Не знаю, выдержишь ли ты.
- Я постараюсь, - сказала Маргарет, а пальцы уже сами бежали по его волосам. Она на него не смотрела. У нее дрожали губы. В глазах стояли слезы. Вот он и сказал. Наконец.
Как узник, связанный перед пыткой, Эрик лежал неподвижно, сжав кулаки, на своей узкой постели. Врун! Лицемер! Жулик! Он бешено смотрел в темный потолок. Просто приревновал. Все из-за ревности, все!
Да я в десять тысяч раз хуже Эдварда, думал Эрик. В миллион раз хуже.
И как меня только земля носит.
Спустя три недели с лишним Эрик получил открытку, судя по штемпелю, с юга Франции. Под небом цвета клубничного мороженого мрел пронзительно синий залив. С одного краю небо чуть наползло на море, серо-буро-малиновым вымазав горизонт.
Текст был краток:
Пожалуйста, прими это в качестве алиби.
Эдвард.
* * *
Морис тоже получил открытку. Текст был еще на два слова короче:
Вот где я живу.
Морис бросил беглый взгляд на открытку, сунул ее на каминную полку. Жалко, конечно, что Эдвард смылся, но ничего уж такого особенно удивительного. В Париж, между прочим, на каникулах повезти обещал. Забыл, ну конечно, забыл, мало ли. А, и чего было ждать от Эдварда, да и не до него, не до него вообще.
У Мориса и так огорчений хватало.
Случилась ужасно неприятная штука.
Карри говорил, и не раз, что пусть, мол, Морис пользуется "санбимом" в его отсутствие. Ну и естественно, Морис стал регулярно пользоваться. Ну и конечно, были кой-какие царапины, и в гараже только посмеивались и преспокойно все ставили в счет Карри. И тот никакого шума не поднимал.
И так все шло вполне себе мирно и гладко, но на прошлой неделе Морису дико не повезло, он буквально врезался в кирпичную стену, когда на крутом вираже хотел объехать одного кретина велосипедиста. И Фарнкомб, он тоже сидел в машине, сломал себе ключицу и руку. И Карри вдруг буквально озверел, с чего - абсолютно невозможно понять. Морису просто было жаль, вообще, что водил дружбу с таким человеком. И Джимми, главное, сунул нос в это дело, истерзал буквально своим дотошным расследованием, вот что паршиво.
Ну и Морис, естественно, почти совсем забыл о существовании Эдварда Блейка.
Мозг Эрика, если только не был занят настоящей работой, бился над ответным письмом Эдварду Блейку. Набрасывались и сразу уничтожались черновики. То слишком длинно выходило. То слишком коротко. И что можно, собственно, написать? Непонятно.
Так и осталось письмо ненаписанным.
Книга четвертая 1929
I
Фары выхватили объявление на дереве "Нарушитель ответит по закону". Кто-то вырезал перочинным ножичком, потом мелом забелил.
Морис взвизгнул на крутом вираже:
- Просыпайтесь, приехали!
Мэри уютно потянулась на заднем сиденье, сонно проворковала:
- Успокойся. Не приехали еще.
- Ворота сами открываем? - спрашивал Эдвард, - или привратника ждем?
- Вы привратник и есть, - кричал Морис.
- Что за шум, из-за чего такое волнение? - спрашивал томный голос Маргарет с заднего сиденья. - Авария приключилась?
- Нет, - отозвался Эдвард, - мы достигли Джон-оТроте, а Мэри купальный костюм не захватила.
Открыл дверцу, вышагнул на затекших ногах.
- Бог ты мой, ну и холодрыга!
