Других тоже вскоре оставили в покое, допросив уже как свидетелей.
После чего Альфред Аккалайнен остался не только главным, но и единственным подозреваемым. Причину преступления списали на его жадность. Весь Хаапасаари не знал случая, когда бы Аккалайнен кому — то что — то дал или для кого — то что — то сделал без выгоды для себя. И использовал любой предлог, чтобы сорвать хоть маленький куш. Он и казарму — то сторожил один за двоих, чтобы получать две доли. Провели обыск в его усадьбе и нашли деньги.
В пересудах назывались какие — то, совершенно несусветные суммы в финских и немецких марках. Но и без пересудов денег оказалось заметно больше, чем мог он заработать.
Были это накопления Аккалайнена от прежних, не совсем честных и потому сокрытых доходов, или деньги ему подбросили, как часть операции прикрытия, что бы закрепить подозрение, про то Микко будучи в Хаапасаари не узнал, да и позже узнавать не стал, ни кто б ему на этот вопрос не ответил. Как не узнал и того, изначально в «прикрышке» предполагалось «подставить» сторожа, чтобы отвести от него, от Микко, подозрение, или использовали уже сложившуюся ситуацию. Каждый в разведке должен знать только то, что непосредственно связано с выполнением его личной части задания. Знания сверх того не только не желательны, но и опасны. И для самого разведчика и для других участников операции.
Из тридцати пяти солдат расквартированных в казарме, немногие уцелели после взрыва. Патрульные на улице да часовой у казармы, но и того контузило и осколками стекла посекло. А из тех кто внутри был, ни один целым не вышел. Кого насмерть кирпичами или досками не убило, того покалечило или ранило. Сколько было трупов точно неизвестно, кто говорил пятнадцать, кто двадцать, кто и двадцать пять не стеснялся насчитать. Немцы близко никого не подпускали и увозили пострадавших в крытых машинах.
«Медленно у вас строительство идёт. Стройте, стройте, да побыстрее. Взрывчатки у нас много. За папу с мамой мало получили? Ничего, не переживайте, ещё получите!» — Пообещал Микко, оттолкнулся и покатил в другой край деревни, ко двору стариков Тинусов.
Пора уже за дело браться. Но как подступиться… Никакой конкретной темы разговора отработано не было. Зато задание дано вполне конкретное — войти в контакт с инженером Николаем Тинусом и осторожно, очень осторожно «потрогать» его, выяснить чем дышит, взгляды, настроение, отношение к войне, к Советскому Союзу. Можно ли его привлечь к сотрудничеству и в какой степени.
«Вот так вот. Пойди, всё узнай и положи на стол», — проворчал Микко. Но проворчал не без самодовольства — кому попало такое задание не дадут.
Так… Николай Иосифович Тинус… Карел… Возраст около пятидесяти, точнее Валерий Борисович не сказал. Инженер. Закончил до революции Технический университет имени Петра Великого в Ленинграде… тогда — в Санкт — Петербурге. Работает на каком — то большом заводе, Валерий Борисович не сказал на каком. Сейчас гостит в Хаапасаари у родителей. Приехал один, без семьи.
Что из этого можно высосать? Почти земляки, один родился другой учился в Питере. Тут разговор может завязаться, наверняка ему интересно будет узнать как сейчас в Ленинграде. Но… Но откуда Микко знает, что и как сейчас в Ленинграде? Был там недавно? А как объяснит, что недавно там, а сегодня уже здесь? О том, что линию фронта переходил, без острой нужды лучше не говорить. Подозрение может быть. Что это туда — сюда разгуливает? Не шпион ли? И даже если не подумает так Николай Иосифович, испугаться может: болтается парень туда — сюда, неровён час влипнет, а там допрашивать начнут, расспрашивать с кем да о чём говорил, где гарантия, что не расскажет и об их разговоре.
Нет, эта тема не годится. Во всяком случае, как начало разговора. А в продолжении… Посмотрим по обстоятельствам.
Попросить, чтоб позанимался с ним по математике, по физике? Наверно сработает. Николай Иосифович и его знает, и деда Эйнора уважает, так что вряд ли откажет. А потом? Ведь как только Микко снимет с него необходимую информацию, тотчас получит следующее задание и нужно будет уйти из Хаапасаари. Получится — обманул: попросился в ученики и ушёл. И если придётся возобновлять отношения, а возобновлять придётся, такие мероприятия одной встречей, одним разговором, как правило, не вершатся, то Николай Иосифович будет смотреть на него как на болтуна. Другое, Николай Иосифович не постоянно живёт в Хаапасаари и скоро уедет к себе домой. Так… Что ещё можно?
Думай, голова, думай, не зря же я тебя кормлю.
Попросить почитать какую — нибудь книжку? Какую? Техническую? Нет, техническая не годится, наверняка у него книги только для инженеров, в лучшем случае, для студентов. По истории? Почему по истории? Просто интересуется он историей. У инженера — по истории? Почему же нет? Человек образованный, институт закончил, да не какой — нибудь, а Политех, значит историю знает, должен знать по крайней мере. А если спросит, на какую тему книжку?.. Вообще по истории, всё равно. Интересуюсь историей… Историей чего?.. Чего историей?.. Чего… А если нет книжек по истории? Сам, может быть, знает… Во! — Микко даже подпрыгнул на ходу. — Учительница! — «Мандраж» легкой волной прошёл по телу.
Значит так. Сначала попросит поучить математике и физике. Но не на сейчас, а, скажем, договорится в принципе, на лето. Если Николай Иосифович приедет летом в Хаапасаари. Потому что сейчас у деда Эйнора и бабы Хели с продуктами плохо и Микко скоро уйдёт от них к другим родственникам. Потом попросит книжку по истории. Неважно какую, учебник или художественную. Это уже не имеет ни какого значения и неважно, есть книжка или нет, лишь бы тему затронуть. Оттолкнувшись от книжки, спросит…
— Николай Иосифович, а правда, что до Оби, и за Обью, и вдоль Волги, и вся центральная Россия — раньше финская земля была?
— Ну как была?.. Жили там финно — угорские племена. Не одни жили, соседствовали с другими народами: со славянами и, вроде бы, с балтами. Говорят даже в топониме, в названии, «Москва», финский корень есть, но это одна из гипотез. И неизвестно достоверно: осёдло жили или мигрировали. Но где — то остались, в некоторых местах до сих пор живут. На самом севере России лапландцы, по северу к востоку — зыряне, вогулы, остяки; южнее, ближе к Уралу и Поволжью — мордва, марийцы, удмурты, западнее, между Волховом и Лугой жило племя водь, а ижорцы, карелы, вепсы — в Петербургской, Вологодской и Тверской губерниях живут. Всё это финны, точнее финно — угорские народы, значит и земли, на которых они живут, причём исконно живут, тоже финно — угорские. Просто входят они сейчас в состав России.
«Ага! Вот тут мы тебя за язычок и потянем!»
— Вроде как под оккупацией…
— Нет… Я бы не рискнул так сказать. Если оккупированные и оккупанты уравнены в правах, в одинаковых условиях живут, какая же это оккупация. Соседствуют или ещё точнее, совместно живут на одной территории. И потом, ты уж прости, Микко, оккупация в ином случае зло, а в ином благо.
— Как это?
— И тем не менее. Ты слышал, был такой народ — пруссы?
«Отлично!»
— Фашисты.
— Нет, Микко. Фашизм — это не национальность, это мировоззрение, я бы сказал, мнение некоторых людей о себе, что они самые — самые наилучшие.
«Так, потёк. Фашистов не жалуешь. Это хорошо. Только б не помешали. Только бы ни кто не пришёл».
А то летом за Гатчиной была у него такая незадача.
Попросил Валерий Борисович выяснить подробности недавнего боя в тылу у немцев, на железной дороге между Гатчиной и Сеппелово. И судя по тем подробностям, которые он попросил уточнить: случайной была эта стычка, или группу поджидала засада? Сколько было наших, удалось ли кому из них уйти, захватили ли кого — нибудь фашисты. Особенно просил получить сведения, любые, даже мельчайшие, даже самые косвенные свидетельства, касающиеся двух членов группы, чью внешность подробно описал — было похоже, что наше командование устанавливает судьбу пропавшей разведгруппы. И, не исключено, опасается захвата немцами её командира и радиста для ведения радиоигры.
Обтаптывал Миша путейского бригадира, свидетеля того боя, больше недели. По сути, батраком за ночлег и похлёбку был в его хозяйстве. И грядки полол, и картошку окучивал, и хлев чистил, и воду таскал, и траву в корыте сечкой для кур и свиньи рубил, пока постепенно к нужной теме подвёл. И только тот разговорился, только «подтекать» начал:
— Да, был там бой. Как раз в кривой,[19] возле вон того леска…
Заваливается сосед — приятель и ставит на стол бутылку самогона.
— Нечего тебе, малый, в доме сидеть да пустыми разговорами взрослых людей от серьёзных дел отвлекать. Бери — ка удочки, и дуй на речку, купаться да рыбу ловить.
И всё пропало. Облом. Полный облом. «Знал бы ты, конь педальный, индюк геморройный, один чирей тебе подмышку и два на задницу, у кого дела важней, а у кого пустей!»
