Меньше чем через месяц я с детьми приехал в родной дом на юге Франции — там мама, ее муж, сестра, ее парень и моя бабушка. Ранним утром 25 декабря все спят. Серое небо смотрит угрюмо и одиноко, на улице холодно, я со своим тропическим загаром выгляжу нелепо. Три дня назад я подхватил в Париже страшную простуду и теперь вяло пытаюсь лечить ее фервексом и оропивалоном. Вскочив с постели, я, как обычно, сто раз отжался и покачал пресс, потом позавтракал хлебом, фруктами и минеральной водой, почистил зубы, принял горячий душ, привел себя в порядок и направился за чемоданами, которые стояли собранными со вчерашнего дня. Тут из соседней комнаты показывается заспанное лицо маминого мужа: «Привет. Ты уже готов?» Он говорит очень тихо, почти шепчет, чтобы не разбудить детей. Затем он быстро одевается и мы выходим из дому. Я завязываю шарф, застегиваю свою широкую шерстяную куртку, почти такую же, какую носят в холод моряки; я купил ее в Париже за пять евро на следующий же день после приезда. Теперь после более чем двух лет, проведенных в тридцатиградусной жаре, я вновь понимаю значение теплой одежды в холодный день. Я открываю ворота сада, отчим выезжает на «опеле» и подхватывает меня уже на улице. Мы едем по совершенно пустынным улицам и прибываем на не менее пустынный вокзал в Фароне. Отчим паркует машину, и я спешу в агентство «Авис», где меня встречает одинокая добродушная девушка-консультант в красной форме. «Веселого Рождества, веселого Рождества». Наше одиночество в пустом помещении придает сцене какой-то буффонный характер, словно двое уцелевших после ядерной войны прекрасно понимают, что жизнь кончена, но как ни в чем не бывало изображают на Рождество, что все по-прежнему и мир ни капли не изменился: «Я буду играть роль консультанта в агентстве по аренде автомобилей, а ты клиента, хорошо?» Я обдумал свое путешествие еще в Танамбо, и теперь мне приятно сознавать, что все идет по намеченному плану. Эта поездка — мой маленький каприз, первый после моего путешествия в Новую Зеландию пять лет назад. Это мое маленькое дорожное кино — road movie, — и я знаю, что малейшие его детали важны, от них зависит, какие у меня будут воспоминания, хорошие или не очень.
Я подписываю договор, консультант записывает номер моей банковской карты и отдает мне ключи. «Счастливого пути и веселого Рождества». Я сильно взволнован, мне не терпится испытать машину, но я стараюсь вести себя сдержанно и ступать медленно. На парковке меня ждет «рено-модус», у него на счетчике всего восемьсот километров пробега, уточнила девушка-консультант. Гудок, щелчок: машина открыта. После моего «лендкрузера» 1988 года, на котором я каждый день езжу по улицам Танамбо в компании не менее подержанных автомобилей, эта тачка меня просто очаровывает. Магнитофон с отверстием для компакт-дисков, запах новых сидений и все современные причиндалы: разные электронные устройства, цифровой экран, кнопки, средства безопасности и управления, яркое освещение в салоне, воплощенный в жизнь идеал комфорта, дорогие материалы, бесшумный двигатель — словом, европейский автомобиль двадцать первого века. Я укладываю чемоданы в багажник, снимаю куртку и бросаю на заднее сиденье, впрочем, шарф оставляю на шее — ничего не поделаешь, простуда. Потом я сажусь за руль, разворачиваю карту, выкладываю на переднее сиденье несколько новых компакт-дисков, в бардачок бросаю мелкие монеты, карту Visa, жвачки, упаковку оропивалона и шоколадку. Я чувствую, как запах мыла, которым я пользовался утром, распространяется по всему салону. Я пристегиваю ремень безопасности, определяю по карте свое местонахождение, пробую на глаз, как работает привод, поправляю с помощью крутящейся ручки зеркала заднего вида, регулирую обогреватель, мягко трогаюсь с места: ура, кино начинается!
На автотрассе ни души. На компакт-диске один за другим следуют Каэтано Велосо, Жоржи Бен и Карлиньош Браун. Я один-одинешенек в этой новой, бесшумно движущейся машине, один на автотрассе, один во всем мире. На дворе Рождество и очень холодно. Мне немного тоскливо, но в целом я чувствую себя счастливым, потому что я один, потому что я во Франции. Я улыбаюсь, глядя на сменяющиеся перед моими глазами названия летних курортов, нынче бездействующих: Ле-Лаванду, Сен-Тропе, Сен-Рафаэль. В этот рождественский день я единственный хозяин автотрассы. Дорога и небосвод над ней гармонично сочетаются с полутонами Велосо и с энергичными, солнечными аккордами Брауна. А может, это музыка трансформируется в моем сознании, и я слышу в ней голос меланхоличного, полинявшего неба и вздохи мокрого асфальта. Я сам ощущаю в этот момент нечто среднее между сплином и надеждой. Я назову эти мелодии звуками своего взросления и своих первых серьезных жизненных итогов. Я купил записи совершенно случайно во «Фнаке», что на «Ле-Аль», примерно неделю назад и теперь открываю для себя новую музыку. Отныне она будет напоминать мне о «рено», о пустынной автотрассе, проложенной вдоль Лазурного Берега, о зиме, о ночном кошмаре, который закончился, и о счастье, которое уже показывает мне свой нос. Это музыка моей свободы и моего обновления, она окрашена в цвет моего настроения, она сопровождает важнейший этап моей жизни. Первое, на что я решился, завязав с прошлым, — завязать со старой музыкой. Больше никакого R’n’B, которое я годами слушал из любезности к Алекс. Теперь я буду слушать старых бразильских шансонье — они гораздо ближе моему сердцу. Я вновь учусь быть самим собой. Я люблю свое одиночество, мне нравится балансировать между меланхолией и надеждой, я прислушиваюсь к себе. Я переживаю один из важнейших этапов своей жизни. Я люблю французское Средиземноморье — это моя пристань, моя тихая гавань. Если и существует на земле место, где я чувствую себя дома, где мне спокойно, где воздух, свет и море дарят мне гармонию, то это место здесь. Ницца, Монако, Ментон — названия любимых городов проносятся, как станции метро. Пересекаю границу и отправляю первую эсэмэску: «Sono in Italia!» Я мысленно фиксирую небольшие изменения в окружающем мире: дорога сужается, становится оживленнее и извилистее; белые отметки на асфальте выведены более отчетливо, стены в туннелях цвета бетона, яркий неоновый свет, больше светящихся полос на дороге, города издали выглядят отчужденными и грустными, настоящие владения Муссолини, остановки для отдыха на автотрассе носят гордое название Area servizio. В пунктах уплаты дорожной пошлины ухо ласкают слова: N’giorno signore, buon Natale, due euros per favore. Я проезжаю Сан-Ремо, Империю, Альбенгу, Савону. В Генуе я беру северное направление: Алессандрия-Монте. От одного вида этой таблички мое сердце забилось быстрее. Снаружи пахнет итальянским снегом. Дорожная пошлина, aree di servizio, buon giorno, buon Natale, vorrei un sandwich come questo e un café longo, grazie mille, ciao, вы покидаете Лигурию, счастливого пути, я чувствую себя европейцем, я горд, в магнитофоне неутомимо разевают рты Карлиньош Браун, Джонни Кэш, Каэтано Велосо, Сержио Мендес, Мария Бетания; и вдруг передо мной возникает Монте — сердце взрывается. Я бросаю взгляд на план города, поворачиваю направо, еду по широкому, величественному, бесконечно длинному проспекту, потом поворачиваю налево, еду по улице N., теперь прямо по заснеженному призрачному и прекрасному городу. Я еду под сетью переплетенных трамвайных проводов, минут через десять припарковываю машину около отеля напротив вокзала. В отеле просторно, тихо, безлюдно, тепло, приятно пахнет кожаной мебелью — обожаю. В холле пахнет вкусной едой, которую готовят на кухне, и одеколоном. Мне отдают ключи, я поднимаюсь в номер. Иду по бесконечным коридорам, как будто во сне. В номере высокий потолок. Я ставлю чемоданы на пол. На моей кровати лежит белая роза. Я раздеваюсь, принимаю душ, громко включаю телевизор, сушу волосы, переодеваюсь в чистую одежду, затем решаю, что надо немного поспать, и снова раздеваюсь, но заснуть не могу, ибо слишком перевозбужден, поэтому встаю и снова одеваюсь. Через полтора часа я получаю эсэмэску: «Я внизу. Сейчас поднимусь». Мои ладони становятся влажными от волнения. Я стою перед закрытой дверью и жду, сердце колотится. Я слышу ее шаги, сейчас я открою дверь. И вот передо мной Алиса. Она нервничает, как и я. Увидев открытую дверь и мою физиономию, она замедляет шаг прямо посреди коридора. Она еще красивее, чем на фотографиях, красивее, чем в моих воспоминаниях, красивее, чем в моем воображении. Волосы более светлые, черты лица более утонченные, глаза более зеленые, улыбка более ослепительная. Она одета по-зимнему, во все черное, и выглядит сногсшибательно. Она останавливается, я подхожу, обнимаю ее, прижимаю к себе. Спасибо за розу.
Напоминаю тебе на всякий случай, что до этого мы виделись лишь раз — летом в Романце. Но, как ни странно, зима, север, серое небо, простуда и шерстяные вещи ничего не меняют: мы остались собой. На следующее утро мы едем по автотрассе, ведущей к морю, Алиса дремлет и вдруг внезапно открывает глаза и смотрит прямо на меня. У нее точно такой же взгляд, какой был шесть месяцев назад, посреди ночи в постели в Романце, — глубокомысленный, напряженный, полный сомнений и любви. Пять дней мы проводим в отеле «Пять земель». Наш номер на вершине целого лабиринта лестниц. Мы единственные клиенты, потому что не сезон, все закрыто, ни души, море замерзло, с утра до вечера идет дождь, но нам на все наплевать, это самая счастливая неделя в нашей жизни. Мы ложимся спать, но не спим, мы все время пропускаем обед и ужин в отеле, около одиннадцати вечера мы, голодные как волки, спускаемся на кухню, чтобы перекусить хлебом и кусочком ветчины. У нас в номере стоит огромная кровать из дерева, мягкая, уютная, над ней светильник, а рядом, под зеркалом, туалетный столик. Наши чемоданы перевернуты вверх дном, вещи разбросаны по всей комнате, но ничто не имеет значения, кроме нас самих. Мы принесли магнитофон и подставку для компакт-дисков. С нашего крошечного балкона открывается потрясающий вид, это надо показывать в кино: темные отвесные скалы и Средиземное море, в это время года похожее на Балтийское. Можно подумать, что мы в шале в горах. Следующие два вечера мы проводим в кино и в Ла-Специи. Добираемся туда на машине. Вдоль дороги — бесконечные вереницы сосен. Для меня Средиземноморье выглядит по-летнему даже зимней ночью, при нуле градусов, под дождем, когда вокруг ни души. Мы одни на всем свете, с нашей музыкой, с тусклыми огоньками приборной панели и яркими фарами, чей свет пронзает итальянскую безлунную ночь. Мы чувствуем прилив эмоций, драгоценной страсти. Мы много фотографируемся. Мы ужинаем в пустых ресторанах. Мы полдничаем в баре отеля круассанами, горячим шоколадом и свежим апельсиновым соком. В полночь мы иногда отправляемся в большую, современно оформленную пиццерию, что прямо посреди улицы Ла-Специя, там тусуется куча народу, в основном спортсмены и молодежь. Называется местечко L’Antica Pizzeria Da Mamma Ri. Если когда-нибудь там окажешься, обязательно зайди. Я вымазываю лицо Алисы корицей, она дурачится, мы смеемся и болтаем на нашем родном романизированном английском. В оставшееся время мы совершенно серьезно пересказываем друг другу свою жизнь и занимаемся любовью. Мы делаем это по три, четыре, пять раз в день, ведь в нашем распоряжении море времени. Алиса — первая в моей жизни женщина, которая представляет себе любовь так же, как я: свободной, исключительной, нежной, сладостной, благородной, нарциссической. У нас одинаковые фантазии. Я впервые в жизни довожу женщину до оргазма, ты себе не представляешь, как меня это волнует, как меня это с каждым разом все больше возбуждает. Я чувствую, как абстрактное счастье воплощается в конкретное. Однако наша неделя подходит к концу, и надо возвращаться. Мы провели вместе сто пятьдесят часов, ни на секунду не отпуская друг друга и ни на секунду не устав от своего чувства, клянусь.