Долго искать причины этому не приходилось — их было более чем достаточно. Во-первых, Вика сильно отличалась от своих сверстниц, причем отличалась явно невыгодно. Без косметики, с волосами, убранными в нелепый пучок, который ее старил, в мешковатых невзрачных костюмах, она была «серой мышью» или «синим чулком», кому какое название больше нравится, — а такой тип женщин отнюдь не привлекает внимание противоположного пола. Во-вторых, знакомиться ей было, собственно, и негде — она не ходила никуда, кроме занятий, не бывала ни на вечеринках, ни в парках, ни на загородных прогулках. А в-третьих, Вика сама как огня боялась мужчин. Стоило кому-то из них заговорить с ней, она смущалась, краснела как свекла или, еще того хуже, принималась глупо хихикать. Вспоминать об этом ей до сих пор было стыдно.
Но вот Вике минул двадцать один год, а через некоторое время был сдан последний экзамен летней сессии на четвертом курсе. Дома по этому случаю устроили праздник. Бася подала закуски, родители чокнулись бокалами, Вике тоже разрешили выпить немного шампанского, что случалось только по большим праздникам.
— Ну вот, ты уже совсем большая, перешла на пятый курс, — заявила Мария Львовна, улыбаясь дочери. — Пора уже и о замужестве подумать, правда, Валера?
Генерал чуть не поперхнулся икрой.
— У тебя есть кто-то на примете, дочка? — удивился он.
Вика, сама удивленная не меньше отца, хотела сказать что-то вроде: «Нет, папа!» — но не успела. Мария Львовна ответила за нее:
— Конечно, нет. Ей некогда заниматься глупостями, она отличница, идет на красный диплом. Я говорю, что это нам с тобой надо подумать о замужестве дочери, как ты считаешь?
— Мне казалось, что такие вещи человек должен решать сам, — осторожно проговорил генерал, накладывая себе на тарелку заливное.
— Ну вот еще! — возразила Мария Львовна. — У нее нет никакого опыта, знания жизни… Ты же не хочешь, чтобы она связалась с каким-нибудь проходимцем? Мы сами должны устроить ее судьбу.
Вскоре выяснилось, что мать не на шутку увлеклась этой затеей.
— Девочка будет солисткой оркестра, — вслух размышляла Мария Львовна. — Значит, ей нужен человек не из мира искусства. Две творческие единицы в доме — это хаос. Нужно будет поискать в министерской среде.
Она так и говорила — единицы. Генерал только хмыкал, Вика краснела. Ее навеянные поэзией Серебряного века мечты о пылком объяснении в освещенной луной беседке, жарких поцелуях в плывущей по заросшему кувшинками пруду лодке и страстных объятиях на кружевных простынях плохо сочетались с понятиями «среда» и «единицы».
Мать перебирала кандидатуры, Вика чувствовала себя в ситуации, многократно описанной в классической литературе. С одной стороны, «душа ждала кого-нибудь», с другой — она слишком хорошо знала мать и совсем не была уверена в том, что ей выберут что-то подходящее. Так и случилось. В один прекрасный день, придя после занятий домой, она поняла — в доме что-то происходит. У Баси, встретившей ее в передней, чтобы стряхнуть снег с шубы и шапки, были поджаты губы — верный признак того, что она недовольна чем-то, но сдерживается. На вешалке Вика увидела незнакомое мужское пальто — драповое и явно дорогое.
— У нас гости? — почему-то шепотом спросила Вика.
— Жених, — также шепотом отвечала Бася.
— Чей жених? — растерялась Вика.
— Твой.
Из столовой доносились два голоса: привычный — Марии Львовны и незнакомый, высокий и несколько манерный — мужской.
— А где папа?
— Сбежал, — фыркнула Бася и отправилась на кухню.
Еле живая от волнения, на негнущихся ногах, Вика вошла в столовую. Мария Львовна, нарядная, улыбающаяся поспешила ей навстречу.
— А вот и дочка! Виктория, знакомься, — представила она дочери молодого человека. — Это Аркадий, сын Егора Яковлевича.
Вика, наконец, решилась поднять взгляд. Лучше бы она этого не делала! Аркадий оказался сутулым, с уже наметившимся брюшком — а ведь ему наверняка еще тридцати не было! — и близко посаженными бегающими глазками. Боже ты мой!
— Очень приятно, — с трудом выдавила из себя Виктория. Кто такой Егор Яковлевич, она и понятия не имела.
— Аналогично, — певуче протянул «жених», оглядывая курнышовские хоромы, картины на стенах, богемское стекло в витринах, россыпь фарфоровых статуэток, а заодно и генеральскую дочку.
— Виктория, ты ведь не устала? Ты сыграешь нам мое любимое капричиозо Сен-Санса? Аркадий без ума от классической музыки, правда, Аркадий?
Аркадий торопливо закивал.
Вика со вздохом потянулась к скрипке. Она играла на ней сегодня много часов подряд и сейчас с куда большим удовольствием села бы за стол, выпила горячего чаю и поела бы душистых Васиных пирогов. Но объяснять все это матери было бесполезно.
— По-моему, очень милый молодой человек! — заявила Мария Львовна, когда Бася закрыла за Аркадием дверь квартиры. — А ты что скажешь?
— М-м-м… — промычала Вика.
— Что? Не слышу. Ты что, хочешь сказать, что он тебе не понравился?
— Нет, что ты, мама! Ты права — очень милый молодой человек.
Через три месяца в купольном зале ресторана «Прага» сыграли скромную свадьбу на пятьдесят человек. Вика была как во сне, ничего не видела и не слышала, с волнением и страхом ожидая того, что произойдет, когда они вернутся домой. До этого их отношения ограничивались совместными прогулками под руку да единственным поцелуем, состоявшимся в день «помолвки», как назвала Мария Львовна тот факт, что они подали заявление в загс. Тогда мокрые губы жениха мазнули Вику по губам, и это ей совсем не понравилось. Она украдкой вытерла рот тыльной стороной ладони и спросила себя — неужели это и есть то самое волшебство, которое воспевают поэты, сладкая печать любви, лепесток алой розы и так далее? Не может быть! Наверное, она просто не распробовала…
Когда черная «Чайка» привезла молодых на улицу Герцена, Аркадий был уже изрядно навеселе. Им открыла Бася, с сочувствием поглядела на Вику, тихонько перекрестила ее и закрыла за ними дверь комнаты Виктории, которая отныне становилась спальней молодоженов. Едва они остались вдвоем, Аркадий принялся ее обнимать:
— Ну, женушка, ну наконец-то мы одни…
Его неловкие пальцы мяли платье и фату, безуспешно пытались расстегнуть крючки. Вика отстранилась:
— Подождите… Подожди, я сама.
— Давай, — с облегчением согласился новоиспеченный супруг. Он быстро скинул пиджак, стянул галстук и начал стаскивать брюки. У него были очень белые ноги, все покрытые рыжеватым пухом. Вику передернуло от отвращения. Она схватила с подушки кружевную ночную рубашку и ретировалась к двери:
— Я пойду в ванную…
В коридоре встретилась Бася (родители оставались еще в ресторане с гостями). Вика упала ей на грудь и разрыдалась:
— Басенька, милая, ну зачем?… Ну почему…
И домработница гладила ее по волосам и тихо утешала:
— Ничего, моя девочка, ничего… Все будет хорошо. Поверь мне, это далеко не самое страшное…
От матери Вика никогда в жизни не видела такой ласки, не слышала таких слов…
С Васиной помощью она сменила подвенечный наряд на целомудренный шелковый халатик. Вика старалась переодеваться как можно дольше, чтобы отдалить так пугающий ее миг. Но в конце концов больше тянуть уже было нельзя. Замирая от ужаса, Вика вошла в спальню. Аркадий, совершенно голый, лежал поверх одеяла.
— Ну, женушка, ну иди же ко мне, я заждался… Молодая супруга торопливо погасила свет.
Ту первую ночь Вика до сих пор вспоминала с ужасом. Было стыдно, больно и отвратительно. И если физическая боль со временем стала утихать и где-то недели через две (первое время они занимались этим каждую ночь) совсем прошла, то стыд и отвращение только усиливались. Каждый раз, когда муж приставал к ней с ласками (их у него было только две — поцелуй в губы и собственно половой акт), Вика стискивала зубы и принималась считать про себя до пятисот — дольше ее мучения, к счастью, никогда не продолжались.
Впрочем, недолго продолжалось и ее замужество. Расписались они в самом конце апреля, а уже в середине августа молодой муж был с позором выгнан из генеральского дома.
Бася, целыми днями смахивающая пыль с трофейных богатств генерала, спросила как-то у хозяйки, Марии Львовны, куда это подевалась медная всадница с копьем да настольные часы с Орфеем. Произвели смотр и обнаружили пропажу еще одной статуэтки, полудюжины серебряных ложек, нескольких колец и браслета с рубинами. Мария Львовна была в шоке. На Басю она не подумала. У генерала в доме бывало немало всякого народу, но чтоб их такие солидные друзья воровали… А тут под вечер пришел генерал и, как в плохой комедии, сообщил, что только что заезжал с друзьями в комиссионку на Кузнецком купить для генерала Пташука к его юбилею саблю, а на витрине красуется знакомая всадница с копьем.
