При этом Бьянка не вызывала у Юдит зависти, так как мама Юдит заботилась о магазине во время ее отсутствия.
Тебе с ней тяжело? — спросила Юдит.
— Нет, вовсе нет, — ответила Бьянка. — Ваша мама во многом очень похожа на вас.
— Еще один такой комплимент, и можешь отправляться восвояси.
Позже разговор незаметно перешел на Ханнеса.
— Нам с Басти бросилась в глаза одна вещь, — призналась Бьянка.
— Нет, — остановила ее Юдит, — я больше не хочу о нем слышать. Пожалуйста, прекратите за ним следить, это нечестно.
И Юдит рассказала, что это Ханнес нашел ее и привез в больницу, и он все-таки единственный из друзей, который сидел возле ее кровати, пока она не пришла в себя.
— Да, мне ваша мама рассказала, — произнесла Бьянка. — Она ловит от него мега-кайф, думаю, она даже чуточку в него влюблена. А почему бы и нет? Из-за разницы в возрасте? А кому какое дело, вон, например, возьмите Мадонну или Деми Мур…
— В любом случае он мне больше не внушает страха, а в моем состоянии это самое главное, — заметила Юдит.
Бьянка спросила: могу я хотя бы рассказать, что заметил Басти? Я им горжусь, когда-нибудь он станет настоящим детективом, а потом, может, и героем сериала.
Затем последовала детальная разборка истории со светящимися кубиками: каждый раз, когда в дом, где живет Ханнес, то есть ваш бывший Ханнес, в темное время дня заходит какой-то человек, один за другим загораются пять кубиков. Это, как говорит Басти, подъездное освещение. Потом, если подождать, можно заметить, что загорается один кубик. А если еще подождать, то увидишь кубик на самом верху, примерно на уровне шестого этажа. Вскоре кубик светит уже на уровне первого или второго этажа, не выше, — так утверждает Басти. Потому что у всех, кто там живет, окна выходят на улицу. Некоторые кубики горят ярко, похоже, тот, кто проходит мимо двери, очень близко к окну, включает их на полную мощность. Некоторые кубики горят слабо. Но горят все. А потом горят в основном только другие рядом, это, возможно, кухни или гостиные или спальные, где жильцы включают свет. Однако какой-нибудь из оконных кубиков обязательно горит всегда, если жилец дома. Так говорит Басти. Но он мог гореть и раньше. В таком случае кто-то другой уже находился внутри. Логично? Юдит: логично.
Бьянка: у Ханнеса, то есть у нашего объекта, кубики на четвертом этаже — это кубики семь и восемь. Басти вычислил точно. А теперь внимание, госпожа начальница! Каждый раз, когда господин Ханнес вечером возвращается домой, загораются, как у всех других, пять кубиков один над другим. Это он включает свет в подъезде, никаких отклонений. Тогда Басти наблюдает за кубиками семь и восемь на пятом этаже. Он ждет десять секунд, тридцать секунд, минуту, две минуты — ничего. Пять минут — по-прежнему ничего не происходит. Десять минут — все так же. Пятнадцать минут… По-прежнему ничего, — тихо произнесла Юдит.
Бьянка: точно! Басти говорит, он способен ждать, пока не посинеет. Кубики семь и восемь на пятом этаже так и не загорелись. Это он подметил. Уже интересно, правда? Это означает лишь то, что господин Ханнес не включает свет, когда входит в свою комнату, не включает и после, он вообще никогда не включает свет. Живет в полной темноте. Увлекательно, правда? Юдит: да уж. Бьянка: тем не менее в подъезде он свет все-таки включает. Таким образом, делаем вывод: поскольку Ханнес не страдает светобоязнью, он не включает свет только у себя в квартире. Вы понимаете, начальница? — Нет, призналась Юдит, подумав, что и не желает ни во что вникать, а если бы и захотела разобраться, то решение наверняка оказалось бы банально простым, например у Ханнеса просто-напросто перегорели лампочки.
— Ничего не скажешь, Басти здорово поработал, — сказала она. — А теперь закончим на этом и оставим господина Ханнеса в покое, ладно?
— Ладно, — согласилась Бьянка. — А все-таки жаль, тут наверняка еще больше загадок. Но если вы его больше не боитесь и он вам больше не докучает, то, конечно, дальше наблюдать не имеет смысла.
Через две недели Юдит посоветовали покинуть клинику, поскольку ее шуб[6] теоретически должен был давно утихнуть, а дальше свое дело сделают предписанные лекарства. В действительности же, как поговаривали, клинике потребовались койки для новых психов. Дело в том, что ко Дню всех святых[7] по традиции у многих происходят обострения, и в стационаре возникает острая проблема с местами. Юдит хотела через Джессику Райманн воспрепятствовать своему выдворению, но та, как назло, находилась в Альпах на конгрессе по психиатрии. Не одним только пациентам время от времени было полезно подышать свежим горным воздухом.
Наступили выходные. Юдит смогла в последний раз насладиться казенным больничным питанием. В понедельник мама забрала ее и отвезла домой. Был один такой одержимый безумец, кажется американец, он обосновал учиненную им бойню во Вьетнаме тем, что не любил понедельники. Сильнодействующие таблетки, среди которых новые беленькие против депрессии, к счастью, так хорошо действовали на Юдит, что она воспринимала свою разговорчивую маму лишь в общих чертах, как бы в ослабленном звучании, различая ее речь по тону на страдание и сострадание.
Дома в этих навевавших жуть помещениях, где свили гнезда голоса и звуки, Юдит сразу же забралась на диван под одеяло. Мама пылесосила, вытирала пыль, взбивала подушки, принесла ей на диван чашку лекарственной настойки без сахара — наверное, чтобы продемонстрировать, как дочь запустила быт, — и задала вполне оправданный вопрос: как дочь намерена жить дальше. Юдит: пока не знаю, мама. Сейчас я ничего кроме усталости не чувствую. Мама: в таком состоянии тебя нельзя оставлять одну. Юдит: я собираюсь спать, и ничего более. Мама: тебе нужен рядом человек, который бы о тебе заботился. Юдит: мне нужен лишь тот, кто позволит мне поспать. Мама: я на время у тебя поселюсь. Юдит: не говори такие вещи, ты же знаешь, я психически неустойчива. Мама: сегодня я у тебя останусь, а завтра мы поговорим. Юдит: хорошо, мама, спокойной ночи. Мама: сейчас четыре дня. Ты грезишь, дитятко?
В последующие недели о работе нечего было и думать. Вообще о чем-либо думать не хотелось. Юдит должна была принимать психотропные средства утром, в обед и вечером. Из-за этого она чувствовала себя виноватой перед мамой, заботившимися о ней друзьями, традиционной медициной и перед самой собой. Пилюль белого цвета Юдит часто принимала чуть больше, чем предусмотрено, во-первых, потому что они были просто крохотными, а во-вторых, ее вялые клетки мозга после увеличенной дозы ощущали себя так, словно человек в сорокаградусную жару погрузился в горный ручей.
К многочисленным и бессмысленным видам ничегонеделания дома с определенного момента добавились по три часа в неделю встречи с Артуром Швайгхофером, симпатичным, хорошо выглядевшим, чуть небрежно одетым психотерапевтом, которого для нее нашел Герд. Терпение, с каким он говорит на любые темы, лишь бы не о проблемах, могущих подстерегать Юдит в процессе выздоровления, было впечатляющим. Впрочем, о подробностях ее случая он также имел слабое представление. Если бы узлы у Юдит в голове когда-нибудь ослабли, а то и вовсе развязались, что, конечно, маловероятно, то она отправилась бы с Артуром в кругосветное путешествие под парусами, — ведь он настоящий любитель приключений, если его послушать. А она любила слушать, причем часами напролет.
Чтобы Юдит не вырвалась из дома, с наступлением темноты кто-нибудь обязательно находился рядом. Поначалу возле нее дежурили, поочередно сменяя друг друга, друзья. Так, к примеру, Ларе было удобно в понедельник, поскольку в этот день вечером Валентин ходил на боулинг и возвращался очень поздно, и она не хотела, лежа с ним в постели, вдыхать запах пива с водкой. Лара оставалась на ночь у Юдит и охраняла ее, сама того не ведая, от голосов.
В конце недели следовало ожидать появления мамы. В эти дни потребление белых пилюль возрастало. Несмотря на то что мама старалась представить свое присутствие при любимой дочери как своего рода отпуск, по искривленному очертанию ее рта и складкам в виде восклицательных знаков на лбу нельзя было не прочитать горькое признание того, что воспитание дочери потерпело крах, и ей теперь вместо заслуженного покоя приходится заботиться о запущенном магазине светильников и сошедшем с ума взрослом ребенке.
Лишь в редкие и непродолжительные моменты Юдит удавалось заставить мозг работать, чтобы разобраться в сложившейся ситуации. Она старалась следовать совету Джессики Райманн, которая призывала найти начало всех неприятностей, той веревочки, потянув за которую можно будет распустить клубок. Но Юдит быстро запутывалась в сети детских воспоминаний и ярких событий из подросткового периода. Приходилось прекращать разыски по причине очень быстрого перегрева клеток мозга, и тогда Юдит снова прибегала к проверенному средству — бросалась в прохладные воды горного ручья.
