3
К счастью для борттехника Ф., во время замены двигателей в ТЭЧ ошивался инженер-доработчик с казанского завода. Он предложил борттехнику повысить температуру газов за турбинами двигателей.
— У тебя будет самый мощный борт в эскадрилье, — сказал искуситель. — Правда, двигатели выработают свой ресурс раньше, но на твой век здесь их хватит.
Намекал ли доработчик на то, что век борттехника здесь короток, или сказал это без задней мысли — борттехнику было все равно. За прошедший месяц ему надоело летать на астматической машине, и он согласился, не раздумывая. Двигатели отрегулировали. Доработчик напоследок дал совет:
— И скажи летчикам, чтобы большой шаг не брали. Лопасти начнут грести воздух — срыв потока, падение оборотов и прочая дрянь обеспечены…
Облет делал капитан Д. На висении машина показала себя великолепно — поднялась чуть ли не при нулевом угле атаки лопастей. Но когда пошли в набор по спирали, что-то не заладилось. Командир морщился:
— Хреново лезет. Шаг уже 11 градусов, и кое-как ползет — так мы и до трех тысяч не дотянем.
— А ты попробуй шаг сбросить, — посоветовал борттехник. — До девяти или даже до восьми.
— Сдурел, что ли? Посыплемся.
— Ну, потихоньку снижай.
Командир с неохотой послушался — и чудо произошло! Машина взмыла вверх, как горячий монгольфьер!
— Вот это да! — восхитился командир. — Прет на восьми градусах. Такой мощи я еще не видел! Слушай, а как тебе в голову пришло шаг сбросить?
— Обижаешь, командир, — я, как-никак, инженер. Если берешь шаг — и не лезет, значит, нужно этот шаг отдать!
— Логично! — засмеялся командир.
4
Единственным минусом неожиданно приобретенной мощи было то, что борт № 10 начали ставить в планы на самые сложные задания — и намного чаще, чем другие машины. За день борттехник менял три-четыре экипажа и налетывал по 5–8 часов. Вспомнились хитрые слова доработчика о коротком веке… Борттехник захандрил. И неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не сон…
Ему приснилось, будто на утреннем построении командир эскадрильи показал на него пальцем и сказал:
— Через десять лет этот парень станет императором!
Суеверный борттехник проснулся и долго думал, что бы это значило. Императорская символика не поддалась ему, но, обратив внимание на первую часть фразы, он понял — у него есть будущее!
С этого момента борттехник Ф. перестал думать о собственной смерти.
P.S. Назначенные десять лет (а потом и еще десять) миновали, но бывший борттехник так и не стал императором. Ни в каких смыслах. И это его до сих пор удивляет — все-таки командир приказал!
ПАРАДОКСЫ ВОЙНЫ
С рассвета пара занималась свободной охотой — прочесывали пустыню возле иранской границы к западу от Шинданда. Летали уже около двух часов, садясь по любому требованию старшего группы спецназа. Охота не складывалась — ни машин, ни верблюдов, ни явных духов. Попадались только черные, похожие на каракуртов, пуштунские палатки…
Во время очередной посадки, когда бойцы рассыпались по палаткам, борттехник посмотрел на топливомер и увидел — керосина оставалось только долететь до «точки».
— Командир, пора возвращаться, — сказал он, показывая на топливомер.
Командир высунулся в блистер, поманил пальцем стоящего неподалеку бойца и крикнул ему:
— Зови всех, топливо на исходе!
Боец спокойно кивнул, повернулся лицом к палаткам и позвал товарищей. Сделал он это предельно просто: поднял свой автомат и нажал на спуск. Очередь — с треть магазина! — ушла вертикально вверх — в небо, как искренне считал боец. Но поскольку он стоял возле командирского блистера — прямо под вращающимися лопастями несущего винта — то и вся очередь — пуль десять! — на глазах у онемевшего экипажа ушла в лопасти!
Борттехник и командир схватились за головы от ужаса, заорали нечленораздельно. Они грозили бойцу кулаками, тыкали пальцами в небо, вертели ими у висков. Боец удивленно посмотрел на странных летчиков, пожал плечами и отошел на всякий случай подальше.
Пока летели домой, экипаж прислушивался к посвистыванию лопастей, присматривался к кромке винта — но все было штатно.
Прилетели, зарулили, выключились. Борттехник быстро затормозил винт, потом отпустил тормоз, и все трое поднялись наверх. Тщательный поочередный осмотр лопастей показал, что в них нет ни одной дырки!
— Наверное, у этого бойца на калаше установлен прерыватель Фоккера,[15] — пошутил успокоенный (не надо менять лопасти!) борттехник.
— Хорошо, если так, — сказал командир. — А тебе не приходило в голову, что наш спецназ холостыми воюет?
(Всю глубину этой фразы борттехник Ф. не может осознать даже спустя двадцать лет.)
УСТАЛЫЙ БОРТТЕХНИК
12 февраля 1987 года. Пара прилетела из Турагундей, привезла почту. Борттехник Ф. заправил вертолет и собирался идти на обед. Уже закрывая дверь, он увидел несущегося от дежурного домика инженера эскадрильи. Он махал борттехнику рукой и что-то кричал. Борттехник, матерясь, пошел навстречу инженеру.
— Командира эскадрильи сняли! — подбегая, прохрипел запыхавшийся инженер.
— За что? — удивился борттехник, перебирая в уме возможные причины такого события.
— Ты дурака-то выключи, — возмутился инженер. — «За что»! За хер собачий! Сбили его! В районе Диларама колонна в засаду попала. Командир, пока ты почту возил, полетел на помощь. Отработал по духам, стал заходить на посадку, раненых забрать, тут ему днище и пропороли. Перебили топливный кран, тягу рулевого винта. Брякнулся возле духов. Ведомый подсел, чтобы их забрать, тут из-за горушки духи полезли, правак через блистер отстреливался. А командир смог все-таки взлететь и на одном расходном баке дотянул до фарахрудской точки. Теперь, оседлав ведомый борт, он крутится на пяти тысячах, чтобы координировать действия! Не меньше, чем на «Знамя» замахнулся, а то и на «Героя», если еще раз собьют (тьфу-тьфу-тьфу)! Только что попросил пару прислать, огнем помочь и раненых забрать. Ты борт заправил? — закончил инженер.
Через пять минут пара (у каждого — по шесть полных блоков НУРСов) уже неслась на юго-восток, к Дилараму. Перепрыгнули один хребет, прошли, не снижаясь, над Даулатабадом («какого черта безномерные со спецназом там сидят, не помогут? Две минуты лету…» — зло сказал командир), миновали еще хребет, вышли на развилку дорог с мостиками через разветвившийся Фарахруд. Между этими взорванными мостиками и была зажата колонна, которая сейчас отстреливалась от наседавших духов. Сразу увидели место боя по черному дыму горящих машин. Снизились до трехсот, связались с колонной, выяснили обстановку — духи и наши сидят по разные стороны дороги.
— Пока я на боевой захожу, работай по правой стороне, чтобы морды не поднимали! — сказал командир.
Борттехник, преодолевая сопротивление пулемета на вираже, открыл огонь по правой обочине дороги, где, размытые дымом и пылью, копошились враги. Трассы кривыми дугами уходили вниз, терялись в дымах, и стрелок не видел, попадают ли они по назначению.
— Воздух, по вам пуск! — сообщила колонна.
— Пуск подтверждаю! — упало сверху слово командира. — Маневрируйте!
— Правый, АСО![16] — сказал командир и ввинтил машину в небо, заворачивая на солнце.
Обе машины, из которых, как из простреленных бочек, лились огненные струи тепловых ловушек, ушли на солнце с набором, развернулись и, сваливаясь в пике, по очереди отработали по духовским позициям залпами по два блока. Справа от дороги все покрылось черными тюльпанами взрывов. Борттехник палил в клубы дыма, пока не кончилась лента.
— …Твою мать! — вдруг сказал командир, ерзая коленями. — Педали заело! Подстрелили все-таки. И что за гиблое место попалось!
Борттехник, возившийся над ствольной коробкой с новой лентой, скосил глаза и увидел, что мешок для гильз под тяжестью последних двухсот сполз с выходного раструба, и крайние штук пятьдесят при стрельбе летели прямо в кабину. Большинство их завалилось за парашюты, уложенные в носовом остеклении под ногами борттехника, но несколько штук попало под ноги командира — и одна гильза сейчас застряла под правой педалью, заклинив ее.
— Погоди, командир, — сказал борттехник и, согнувшись, потянулся рукой к торчащей из-под педали гильзе. Попытался вытянуть пальцами, но ее зажало намертво.
— Да убери ты ногу, — борттехник ткнул кулаком в командирскую голень. Командир вынул ботинок из стремени, борттехник выдернул гильзу, смел с пола еще несколько и выпрямился. — Все, педалируй!
— Ну, слава богу! — вздохнул командир. — Пошла, родимая!
Снизились, зашли на левую сторону, сели за горушкой. За холмом гремело и ахало. Загрузили убитых и раненых. Борттехник таскал, укладывал. Когда погрузка была закончена, солдат, помогавший борттехнику таскать тела, сел на скамейку и вцепился в нее грязными окровавленными пальцами.
