Изо рта командира полка шел пар. Он пах кофе, колбасой.
От этой горы в шубе пахло домом, семьей. Утрами с кофе, с хлебом, с колбасой. Теплой женой в комбинации. Водкой с пельменями по субботам.
Я вообразил его в тапочках! Он сидел перед телевизором и дремал.
От нас воняло табаком, потом, дерьмом в кальсонах, которое уже не отстирывалось, спермой, разбавленным какао, чаем с бромом, нашими письмами на серой бумаге в клетку.
От нас шел аромат портянок, на которых отпечатывались наши мокрые ноги.
От нас несло дымом случайных костров на стройках, горелой ватой воняло от наших бушлатов, чаем крепким, сваренным на костре, в недостроенном доме...
Нашими тайниками в теплотрассах, где мы могли отлежаться.
Нашими руками, черными, в мазуте, отмороженными руками, красными, как гусиные лапы...
Вот какая была парфюмерия.
Я смотрел, как эти сто с лишним кило дерьма ходят, поскрипывая портупеей.
- - - Как одену портупею - - - Так тупею - - - и тупею, - - - раздался шепот во второй шеренге.
Я почувствовал, что сейчас самое время.
Ха-ха!
И я уже оказался шагнувшим из строя.
- - - Товарищ полковник, - - - услышал я свой голос, - - - разрешите обратиться - - -
Он моргал, будто я ему предлагал насрать мне в руки.
Я предложил ему кое-что покруче.
Я пригласил его на танец! Вполне серьезно!
- - - Разрешите - - - разрешите пригласить вас на танец - - - Товарищ полковник! - - -
Он мне дал трое суток. Я заикнулся. Он прибавил еще трое. Было уже шесть. Достаточно.
Я слышал, как ржут в шеренге. Армянин и один из рязанцев спокойно мне кивнули.
- - - Одеть его! - - - В самые теплые штаны! - - - Самый толстый лом! - - - Самый тяжелый карандаш ему в руки! - - - С ним потанцуешь! - - -
Он орал мне уже в спину. Старшина, усмехаясь, вел меня в каптерку.
Меня провожал хохот. Это были невидимые аплодисменты.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Черт, я не знал, что все так будет.
Это, в сущности, действительно грустная история. Но тогда мне было весело и по хую.
Грело солнце. Меня привели к забору. Открылась дверь. Здесь ничего не изменилось. Только снег стал лужами. И воняло из деревянной уборной. Мой май пахнул плодородием!
Меня нежно подстригли наголо. Велели прочитать правила поведения.
Там тоже ничего не изменилось.
Наконец, втолкнули в камеру и провернули ключ.
Я был один. Первое, что услышал, после уходящих шагов, была тишина.
Нары были пристегнуты к стене и закрыты на ключ.
Я снял бушлат, постелил его на пол и сел. Я тут же приклеился к стене, покрытой слоем никогда не высыхающего черного кузбаслака.
Совсем об этом забыл.
Стоило три утра подряд заметить черные следы на твоем ВСО, и автоматически добавлялось еще трое суток.
А не приваливайся к стене!
Один тип ухитрился спать стоя. Нас было двенадцать в пятиместке.
Он завязал шапку под подбородком, воткнулся головой в стену и спал!
Он даже засунул руки в карманы!
Его привели пьяным. Утром еле отклеился.
Я сидел и ждал.
Ноги начали гнить. Это была "забайкалка".
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Я не знал тогда, что произошло с Сафой.
Только потом, когда меня из-за профилактики сифилиса перевели в общую камеру, кое-что прояснилось.
Мою камеру засыпали сухой хлоркой и пустили воду.
Я никогда не перестану удивляться, как люди входят в свои роли и с наслаждением их исполняют. Раз и навсегда.
В тюрьмах, лагерях, армии и семье это заметно ярче всего. Жесткие условия, скопление однополых существ, плохая еда, скудные эмоции, безделье - все это провоцирует создание иерархии и ролей.
Здесь было то же самое.
Здесь был свой пахан. По имени его никто не звал. Только Пикало.
Здоровое, откормленное существо с массой задатков быть убитым.
Черт возьми, как некоторые просто напрашиваются, просто хотят быть убитыми! И потом еще удивляются, если, конечно, успевают!
Этот парень взял на себя распределение посылок. Чай, сигареты, молоко, травка... Все эти лоскуты, заплатки энергии, которая поддерживала мало-мальски надежду выйти. В сущности, это было забытье.
Многие спали на ходу. Падали в строю. В крайних условиях супержары и холода это не самое подходящее состояние.
Но оно для некоторых было единственной возможностью сбежать.
Смыться, уйти, съебаться в сон! В снег... В землю... В мерзлоту!
Травка стоила дорого. Пять блоков сигарет или 15 часов массажа. - - - Можешь отработать, - - - усмехаясь, говорил он.
Через Пикало проходили некоторые вещи. Порножурналы, транзисторы, панасоники, джинсы со шведских кораблей во время навигации.
Он находил морячков для якуток, которые хотели быстрого финансового роста.
Все это Пикало прибрал к рукам. Он брал проценты.
Его побаивались некоторые из офицерья. Он знал кое-что, с кем-то был связан и кое-что мог рассказать.
Когда условия содержания становились чуть менее милосердными, он начинал болтать. До них это доходило, и условия сразу менялись.
Что он знал?.. Что он знал особенного?
То, что было рабство? Когда взвод отправляли к якутам и солдаты пахали как черти... Стоило это бивень мамонта за месяц работы.
Что он знал такого особенного? Что два прапорщика живут вместе, как муж и жена?
Что писарь из Иркутска сосет с удовольствием у майора по кличке Грек?
Что он знал такого, что не знал никто?! Все это знали. Все. Когда я вошел во все это, страшно захотелось на войну.
Тогда я впервые пожалел, что родился.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Пикало сидел в одиночке. Это была единственная камера с застекленным окном. В наших вместо стекол были кирпичи. Ему открыто наши сторожевые псы передавали сгущенный кофе и сигареты.
Он жил как царь. Он привык. Вошел в роль.
Сафе все эти хитросплетения были по хую. Он был не зэк. Он был солдат.
Может быть, мы были плохими солдатами. Но мы были солдаты.
Однажды Сафа просто надел на башку Пикале ведро с мочой.
Пикало вошел в роль царя. После такой коронации ставки страха полетели вниз.
Он кричал много слов из своей одиночки. Он грыз свою одежду. Когда новобранцы из караульной роты попытались его утихомирить, он откусил одному мизинец.
Мы ночами слышали его звериный вой. Все-таки в нем было на вид килограммов сто мяса и густой голос.
Сафе было насрать на все это.
- - - Бля, - - - удивлялся он, - - - его мать еблась с трактором!
- - - Он сломает стены! - - - И так уже дует! - - -
Это все печально кончилось.
В одну ночь нас согнали всех в большую, просторную камеру.
Сафы не было.
Его принесли потом.
Его положили на пол в углу.
Его укрыли шинелью.
Единственное движение, которое он сделал, - это подтянул ноги к подбородку.
Мы от ужаса, как обезьяны, прижались к стенам.
Из его угла пахло смертью.
Мы сидели и смотрели на эту кучу, покрытую шинелью. Я до сих пор помню обгорелые дыры на полах этой шинели. Ночью я подполз к Сафе. И оказался в луже. Это была моча с кровью.
Я хотел откинуть шинель.
- - - - - - - - - - - Не надо - - - - - - - - - - Фриц - - - - - - - - - - Уходи - - - - - - - - - -
Голос у него был, будто ему на спину упала стена.
Я снял свои кальсоны и собрал мочу. Тряпку положил в углу.
- - - - - - - - - -Эй! - - - - - - - - - - позвал Сафа - - - - - - - - - - Хозяйка - - - - - - - - - -
Я бросился к нему.
- - - - - - - - - - Садись - - - - - - - - - - Рожа у меня - - - - - - - - - - Только - - - - - - - - - -
Действительно, его здорово избили.
Я сказал, что надо ломиться в дверь. Сказал, что почки иначе совсем сядут.
- - - - - - - - - - Знаю - - - - - - - - - - Фриц - - - - - - - - - - Знаю - - - - - - - - - - Не надо - - - - - - - - - -
Его голос садился до шепота.
- - - - - - - - - - Суки - - - - - - - - - - Фриц - - - - - - - - - - Здесь все повязано - - - - - - - - - - Все - - - - - - - - - -
Он помолчал.
- - - - - - - - - - Я не могу дальше - - - - - - - - - - Фриц - - - - - - - - - -
Я молчал. Он подумал, что это вопрос.
- - - - - - - - - - Я сосал у этого мудака - - - - - - - - - - Понимаешь - - - - - - - - - - Сосал - - - - - - - - - -
Ну и хуй с ним, - - - сказал я, - - - сосал-сосал-сосал - - - Ебаный в рот! - - - Ну и что! - - - Ну и я сосал! - - - Хули из этого кино делать! - - - Подыхать?! - - -
Сафа замолчал. Это для него было что-то новенькое. Он посмотрел на меня. Не врал ли я?
Я опустил глаза. Теперь у меня не было Сафы. Я его потерял в эту секунду.
Он молчал.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - Может быть он вспоминал когда мы оказались в первый раз вместе в этом веселом местечке пьяные и нас посадили для протрезвения в клетку в огромную клетку во дворе и было градусов тридцать и алкоголь улетучивался мы мерзли и пели громко орали а наш охранник только говорил не положено не положено я ему начал рассказывать всякие развратные вещи с блондинками он был южный человек и любил блондинок и уже топтался и начинал рукой копаться в ширинке но много не нафантазируешь когда яйца с горошину и сафа орал на него мешая дрочить этому парню а он уже выгнулся с автоматом смотрел в небо и вздрагивал его тулуп это было добрым знаком он мог потом нам открыть дверь клетки и мы хотя бы согрелись в караулке все равно зверя не было он ушел сука а нас бросил но южные люди боятся зверей больше чем хотят дрочить и мы остались сидеть вернее метаться в клетке под небом на которое бог кончал радугой я сказал сафе что надо раздеться пусть суки нас выпускают а то мы замерзнем сафа орал на меня ты ни хуя ничего не понял идиот мудак да кому мы нужны но потом начал раздеваться и я тоже мы остались только в сапогах голые а этот парень охуел от всего и смылся и мне пришла мысль в голову я его крикнул и попросил бутылку горячей воды только бутылку воды только воды и он принес бережно нес ее из-под кефира и дымок шел из горлышка а сафа не понял и смотрел на меня приняв бутылку сквозь прутья я обжегся об железо и плеснул себе на руки на руки на руки много половину а вторую оставил наверное для сафы и тихо чокнул чмокнул бутылку об сталь и розой кефирной полоснул провел полоснул и крови не было слишком замерзла в нас кровь спряталась и я начал резать и орать выходи выходи и сафа понял понял и полоснул себе без воды из него сразу кровь выпрыгнула потом у меня пошла наконец мы вздохнули и уже стало теплее теплее теплее мы сели на наши шмотки и теплее теплее и глаза закрылись я все рассчитал правильно южные люди боятся крови любят ее больше блондинок и боятся больше зверей он побежал и нас открыли а мы с сафой плыли и улыбались нам потом рассказывали показывали как мы сидя друг против друга с губами как незрелая клубника улыбались на ковре нашей теплой крови на ковре самолете взлетая
