Не знаю, как насчет «изначальной доктрины» и «медлительности развития исторического процесса», но насчет первобытности у нее здорово получается.
Вы бы видели ее во время акций!
Я иногда задумываюсь, как может один и тот же человек быть таким разным?
Может быть, Гудрун и не так красива, как, скажем, Рика, да и большинство моих бывших подружек, но в минуты близости она бывает такой ласковой, такой нежной, такой мягкой, что может дать им всем сто очков вперед. Я даже умиляюсь — такая она любящая маленькая девочка. Уткнется мне в плечо и спит, тихо посапывая носом. Да и нос ее в такие минуты кажется совсем не таким длинным. Нос как нос. А такие красивые волосы я мало у кого видел.
И посмотрели бы вы на нее в тот момент, когда мы освобождали этого типа из тюрьмы или тогда, с профессором Дроном… Страшно смотреть на нее! Вот уж действительно первобытный зверь! Глаза горят, губы в ниточку, палец белый — с такой силой жмет на спуск. И ясно, какое она получает наслаждение. Страшно!
А я все не могу забыть глаза той старой женщины у тела профессора…
Впрочем, что я все Гудрун и Гудрун? А чем Рика лучше? Уж кажется, красавица, умница, блестящая журналистка. Смеется, душа радуется — зубы как жемчуг, ямочки на щеках. Но когда у нее в руках пистолет или граната, тут не до жемчужных улыбок, тут оскал, оскал смерти.
И я не лучше. Где я тот, прежний, — ни забот, ни хлопот. Нет, заботы были: получше экзамен сдать, с той вон курочкой познакомиться, получше на первенстве университета выступить…
И что я тогда делал? Шел к Эстебану. Он умел поднимать мне настроение, с ним было весело, интересно. На него можно было положиться. Где-то он теперь?
Как где? Он-то на прежнем месте и делает своеобычное дело, он-то не изменился.
В те дни, что мы скитались по свету, я частенько вспоминал Эстебана, его советы, его предупреждения. Может, надо было его послушать? Да что уж теперь говорить…
Вечером того дня, когда мы «экспроприировали» банк, раздался телефонный звонок. Звонил Франжье. Откуда, бог его знает — из другого города, из другой страны, возможно.
— Сегодня же переезжай на южный курорт, дорогой Альберт, — говорит. И все, повесил трубку.
Южный курорт — это значит Италия. Альберт — это значит маршрут № 3, машиной через Австрию.
— Подъем! — кричу я.
И хотя мои девочки уже спать собрались, они мгновенно собираются, надевают джинсовые костюмы — боевые доспехи, так сказать, загружают в сумки кое-какую артиллерию, кое-какие консервы, и вот мы уже готовы.
Быстро спускаемся по лестнице, проходим два-три квартала, ищем машину помощней, побыстроходней.
Наконец находим — «Мерседес-600». Как он здесь оказался? Обычно такие машины стоят в солидных гаражах. Может быть, владелец заночевал у подружки?
Открыть любую дверцу, завести любой мотор для меня давно перестало быть проблемой. Садимся, трогаемся в путь. В очередной путь.
Где конец этому бесконечному пути? И какой он будет, этот конец?..
Только выехали из города, Рика говорит:
— Вот что, Ар, не нравится мне эта машина.
— Чем, — смеюсь, — машина что надо, и бар есть, и телевизор, и музыка квадрофоническая. Едем — сто шестьдесят! Только крыльев не хватает.
— Вот именно, давай-ка сменим на что-нибудь поскромней. Поверь мне.
Она, конечно, права, таких «мерседесов» не так уж много. Но жалко расставаться, уж больно хороша. Все же у меня хватает ума, проезжая через какой-то маленький городишко, где-то в полночь бросить в темном дворе нашу роскошную карету и пересесть тоже в «мерседес», но куда скромней и совсем не новый. Отъехав километров двадцать, меняем номера на итальянские и продолжаем путь.
Едем всю ночь. Границу минуем спокойно. Документы у нас железные, а таможенники спят на ходу.
Утром уже в Италии слушаем радио.
Узнаем, что через несколько часов после нашего отъезда полиция нанесла визит в нашу квартиру. В квартире, радостно сообщает диктор, обнаружены фальшивые автомобильные номера, оружие, карандашные планы банка и окрестных улиц, спортивные сумки. Словом, открыто убежище преступников, совершивших ограбление банка! Да здравствует полиция!
Мы смеемся, хотя полицейские напали на след, прямо скажем, удивительно быстро. Но еще более удивительна прозорливость нашего шефа, вовремя нас предупредившего. Прямо чудеса, словно и его кто-то предупредил из полиции… Бывает…
Но мы перестаем смеяться, когда узнаем, что полиция сразу же обнаружила угон «Мерссдеса-600» (оказывается, владелец вышел к своей машине буквально через несколько минут после нашего отъезда).
И что совсем плохо, полиция уже знает, что вместо «Мерседеса-600» мы теперь катим в нашей колымаге, сообщает ее цвет, номера мотора, шасси, предупреждает, что номер может быть другой, что нас трое, две женщины и мужчина, кое-какие наши приметы…
Сейчас по нашим следам идет Интерпол. Так, по крайней мере, сообщает диктор.
В такие минуты мы действуем быстро и решительно. Тут же сворачиваем в ближайшую рощу, бросаем там машину и расстаемся. Рика возвращается на шоссе — с ее красотой она доедет на попутных машинах, ее любой одинокий автомобилист рад будет подсадить. Мы с Гудрун пешим ходом добираемся до ближайшей железнодорожной станции.
Договариваемся встретиться в Венеции, на площади святого Марка, у подножия Кампаиилы. Венеция — конечный пункт маршрута № 3 «Альберт».
Поезд мчится быстро, вдали, будто причудливый кремовый торт, маячат Доломиты. Вдоль пути торчат рекламы мыла, вин, зубных паст, отелей, ресторанов, машин. От них рябит в глазах. Гудрун дремлет, как всегда, тихо посапывая.
В полдень отправляемся в вагон-ресторан. Я выпиваю три чашки крепчайшего «экспрессо». Все-таки варить его умеют только в Италии. Когда официант слышит, сколько еды моя нежная подруга заказывает на завтрак, у него глаза лезут на лоб, а когда видит, с какой скоростью она все это поглощает, он чуть не падает в обморок.
Во второй половине дня прибываем в Венецию. На вокзале пахнет дымом, тухлой водой (ею всюду пахнет в этом городе). Солнце отражается в донельзя замусоренных водах каналов. Вообще зимой и весной здесь погода дрянная — дождь, холодный ветер. Я впервые в этом городе, и он мне не понравился. «Жемчужина Адриатики»! Как же — моченое яблоко! И все время приходится ходить пешком — машин нет.
У Кампанилы лужи, нахохлившиеся голуби мотаются по площади, норовя сесть туристам на плечи. Да и туристов что-то не видно. Маячит одинокая фигура Рики в дождевике, который она успела купить. Торопимся забежать в кафе — согреться, я пью кофе, они — виски. Гудрун использует паузу, чтоб съесть яичницу с беконом, салат, сыр и кусок яблочного торта.
Поздно вечером являемся на очередную квартиру, дверь открывает, как ни странно, монахиня. Она молча вручает нам ключи и исчезает. Осматриваемся. Та же картина: походные койки, консервы, пыль. Но здесь еще и сырость. Включаем телевизор — реклама. Включаем радио — неаполитанская музыка. Смотрю в окно — внизу грязный канал, напротив облезлый, избитый сырыми ветрами дом с когда-то розовым фасадом. Тоскливо…
Неожиданно нам наносят визит.
Раздается условный стук в дверь. Следует обмен паролями. Входит немолодой тип в очках в старомодной оправе. К нашему удивлению, выясняется, что он священник. С ним парень и девушка. Жгучие брюнеты, черноглазые, этакие живчики — типичные итальянцы (хотя здесь, в Венеции, итальянки как раз светловолосые).
Они принесли нам оружие — пистолеты «беретта», «кольт», взрывчатку, радиодетали. Оказывается, парень радиотехник, и он собирается мастерить приемник, чтобы подслушивать радиопередатчики полиции.
Мы угощаем гостей вином — красным и белым «кьянти», сами предпочитаем что-нибудь покрепче (кажется, я начинаю привыкать к алкоголю, а ведь когда-то, кроме пива, ничего не пил). Гудрун вынимает сигареты с марихуаной. Я совсем забыл вам сказать, что Гудрун частенько балуется марихуаной. Рика, кстати, тоже.
Меня лично наркотики не увлекают. Как-то попробовал, Гудрун уговорила — брр, мерзость! Как можно этим увлекаться? Да еще говорят, бросить трудно.
Болтаем с вновь пришедшими (священник ушел). И тут выясняется интересная вещь. Оказывается, они из КР, «красных бригад»! Ну, скажу я вам, не ожидал. Это же наши идейные противники. Вы небось читали, слышали о «двух зкстремизмах»? На одном полюсе они, на другом — мы. Два часа болтаем, во всем согласны, а, оказывается, идейные противники. Чудеса.
Девка только на вид романтическая красотка, как я понял, она — мозг, а парень — руки.
Она говорит, например:
— Что нас беспокоит, так это необходимость учитывать существование уголовного мира (говорит-то как!). Они видят в нас соперников — боятся, что отнимем у них доходы. И в какой-то степени правы, потому что всякое ограбление с целью политического характера (тоже мне формулировка!) приводит к усилению активности полиции. Поэтому нам приходится остерегаться уголовников: они считают святым делом доносить на нас.
