— Теперь пойдем в столовую, — сказал Голубь, поскольку пара-тройка людей у них уже была, а он видел, как давит на Троппауэра пропажа стихов. — Я тебе сыграю отличную песню.
Но поэт продолжал мрачно идти рядом с ним и тяжело вздыхать.
— Лучшие мои стихи украли. Там был мой эпос «Завтра рота тренирует кисти рук». Тебе он так нравился…
Они сели за столик в углу. Им принесли вина, и Голубь полез в карман за гармошкой.
Но ее там не оказалось.
Вместо гармошки он вытащил бумажник Гризона с майорским жетоном, пятнадцать тысяч франков, блокнот и вырезку из газеты…
Голубь глупо уставился на ворох вещей.
— Что это? — спросил Троппауэр.
— Вещи, которые… были в клеенчатом мешочке… Который пропал из сейфа… А теперь они в кармане!
— Мои стихи! Они ведь тоже были там! — в волнении воскликнул поэт. — Смотри скорей в кармане!
Но напрасно Голубь шарил. Стихов не было.
— Нету… — пробормотал он. — Все отдал обратно… даже пятнадцать тысяч франков…
— Так я и думал, — горько сказал поэт, — он знал, мерзавец, что ему нужно. Станет он цепляться за какие-то пятнадцать тысяч франков, когда у него есть почти все подлинники Троппаузра.
Губы у него дрожали, а большие серые глаза влажно блестели…
2
Голубь угрожающе поднялся.
Так— так! Никто другой, кроме как мальчишка-араб, который постоянно вертелся возле стола вокруг снятой рубашки, не мог подсунуть ему вещи в карман! Но куда же подевался этот шпаненок?
Голубь оставил Троппауэра и, ни слова не говоря, направился за стойку, к кухне. Там никого не было. Он пересек кухню. Вышел в небольшой, окруженный каменной оградой дворик, где чистили картошку и выливали оставшуюся от мытья посуды воду.
Вот он! Стоит и чистит ботинки.
Голубь схватил его.
— А ну, признавайся, чертенок, не то сверну тебе шею! Как к тебе попали эти вещи?
— Я все скажу… только отпустите меня… господин…
Но стоило Голубю чуть разжать пальцы, как мальчишка выскользнул у него из рук и по узенькой тропинке помчался к дому. Голубь схватил его за запястье… Их руки едва не прищемило дверью. Но парень вырвался и влетел в комнату, где жил маркитант. Голубь надавил плечом на дверь, с легкостью выломал замок — и вот он уже на пороге.
В живот ему уперся здоровенный унтер-офицерский револьвер, который подрагивал в трясущихся мальчишеских руках…
— Только троньте, застрелю!
Голубь с удивлением смотрел в отважно сверкающие глаза темнокожего подростка. Потом перевел взгляд на его руки. И обомлел. Там, где рука задела за дверь, кожа была белой и на ней виднелось треугольное родимое пятно! Призрак! Это вовсе не темнокожий мальчишка-араб, а белая женщина! Голубь в волнении отступил.
— Извините… я не знал… что…
Мальчишка проследил за его взглядом… И в испуге прикрыл на руке пятно. Стало тихо.
— Ну и глупая я… — грустно сказала женщина. — Понятно было, что вы догадаетесь, если положить все обратно в карман…
— Знаете ли, — небрежно махнул рукой Голубь, — я со всем этим делом стал первоклассным сыщиком. Так что извольте принять это к сведению. А теперь скажите мне, кто вы. Потому что я упорно не хочу верить в привидения… Женщина на секунду задумалась.
— Магда Рюсель… Исследователь, которого подло убили, был моим отцом, а мать позже… вышла замуж за доктора Бретая.
— Теперь все ясно… потому вы так похожи на нее… и это родимое пятно…
— Прошу вас… Я сейчас ничего не могу вам рассказать. Я долго думала, что вы… предатель. Например…когда просила часы… там, в оазисе. Вы ведь помните?…
— Смутно… — недовольно ответил Голубь и закашлялся…
— Потом я убедилась благодаря одному человеку, что вы… абсолютно… порядочный и…
Голубь с сияющими глазами шагнул к ней и взял за руку.
— Я давно ждал этого разговора… И должен вам. сказать…
— Нет, не говорите ничего, — перебила его девушка и пунцово покраснела.
— Ах да… конечно… часы… если угодно…
— Ничего… Держите их у себя… но прошу вас, — ома добавила с искренней тревогой, — будьте осторожны, вас за них хотят убить…
— Но почему-то все никак не убьют! — огорченно воскликнул Голубь.
Запела труба. Отбой.
— Когда я вас увижу?… — быстро спросил Голубь.
— Возможно… еще представится случай… Позвольте мне самой решить. Я сейчас не принадлежу себе, но обещаю вам, что скоро увидимся…
Девушка не стала бы противиться, если бы Голубь поцеловал ей руку. Но у него, кажется, и в мыслях такого не было.
1
Было видно, что солдат форта охватило какое-то странное беспокойство. В углах перешептывались. Безжалостный Кобенский ходил с рядовыми чуть ли не в обнимку, а те злобно косились на Латуре и Батисту и шушукались за их спинами.
Вечером Финли докладывал больному Делаю о донесениях унтер-офицеров. Стоило майору почувствовать себя лучше, как офицеры собирались в его комнате на чашку чая, ибо даже в своем крайне немощном состоянии Делэй оставался душой гарнизона.
— В периоды засухи они всегда беспокойны, — сказал он, когда Финли покончил с докладом. — А может быть, действительно что-то замышляют от тоски… но в любом случае у нас есть такое оружие, как вода… в этом адском пекле жажда прикончит их за полдня…
— А вы не думаете, — заметил Гардон — что они все-таки могут найти способ вскрыть сейф?…
— Это исключено… — ответил Делэй, с трудом переводя дыхание. — Его можно… только взорвать… Именно поэтому… на складе гарнизона… нет тринитрофенола.
Делэй откинулся на подушки.
— Успех… зависит от понимания… в каких случаях вам следует применять безжалостную строгость… а в каких… посмотреть на что-то сквозь пальцы… Это нужно знать… Теперь оставьте меня… я должен отдохнуть…
Он устало закрыл глаза.
В конторе офицеров поджидал какой-то толстый мужчина в штатском.
— Я доктор Бордан. Мы к вам из Тимбукту с бригадой Красного Креста. Нигерийская миссия получила разрешение провести среди каторжников медицинское обследование.
Гардон просмотрел бумаги. Разрешение на имя доктора Бордана и его спутников, уполномоченных провести в провинции Нигер анализы крови с целью воспрепятствовать распространению сонной болезни, было составлено по всем правилам.
Гардон подписал его и распорядился, чтобы конвой проводил бригаду до леса.
Доктор Бордан вернулся к машине и сел за руль. Кроме него, там находились еще двое.
— Все в порядке, — сказал Бордан своим спутникам. Это были Лорсакофф и Маккар.
В салоне автомобиля лежало несколько больших свертков с эмблемой Красного Креста. Целых пять упаковок тринитрофенола.
2
Утром Шполянский отозвал Голубя в сторону.
— Сегодня после обеда начнется, когда будет сменяться конвой. Вроде бы каторжники раздобыли оружие и взрывчатку. Сейф взорвут. Конвой примет их сторону. Кобенский тоже с ними,
— Подонок.
— Не только он. Чуть ли не все солдаты с ними заодно. Нервы не выдерживают этого безделья, однообразия, этой удушливой жары, они готовы идти на верную гибель только ради того, чтобы хоть что-то делать. Я знаю, я одно время занимался психологией.
— Это ты правильно сделал… А скажи, может, стоит предупредить Финли… или нет?… — размышлял Голубь.
— На мой взгляд, поздно. Людей озлобили. Здесь для этого совсем немного требуется. Теперь все будет идти как идет, события покатятся лавиной, все быстрее и быстрее. Это я в одном романе вычитал.
— Мы сделаем все, что в человеческих силах. Для начала устроим военный совет. Послеобеденный взрыв не должен застать нас врасплох.
Голубь пошел искать Главача и Троппауэра, которого он решил позвать на военный совет.
Пора засухи вступила в свой последний, самый страшный период. Тяжесть воздуха была почти осязаемой, кости ломило, полуденный ветер доводил людей до исступления.
Днем в канцелярию явился Илье, и с ним каторжник, Барбизон. По приказу лейтенанта конвой пропустил его, чтобы дотащить до форта огромную сумку с инструментами. Илье сразу же поспешил к Гардону.
— Этого человека зовут Барбизон. Его послала секретная служба. — Он передал капитану удостоверение. В нем было написано, что за оказанные отечеству услуги бывший бандит помилован и назначен агентом секретной службы. В его обязанности входила сыскная деятельность в среде каторжников.
— Итак? — спросил Гардон, изучив документ. — Вы имеете что-нибудь доложить?
— Более чем, — ответил бандит. — Сегодня начнется бунт. К арестантам под видом бригады Красного Креста нроникли умелые организаторы. Они привезли с собой тринитрофенол.
Гардон побледнел.
— Бунт, — продолжал Барбизон, — невозможно предотвратить. Недовольство умело подогревается. План был разработан еще в Оране. Их людей большинство и среди туземцев, и среди жандармов, и среди каторжников, да и в конвойном отряде тоже. Верных солдат не наберется даже на один патруль. Но самое опасное, конечно, тринитрофенол. Если они взорвут трубу в том месте, где она ответвляется к нам, мш останемся без воды. Кроме того, к арестантам часто наведывается какой-то туземный вождь и обещает им поддержку племени сокота, которое придет с того берега Нигера, а в случае если они займут форт, то и выведет их тайной тропой к Верхней Гвинее.
