Задуманный мной эксперимент груб, но не лишен возможного изящного отклика. Я направляюсь в Сан-Пиканте, небольшой городок с десятком тысяч жителей; это в Нью-Мексико, за Лордсбургом, потом через Сильвер-сити, в горах Мимбрес. Ни один поезд не подходит к Сан-Пиканте ближе, чем на девяносто четыре мили. Сегодня приблизительно в четыре часа ночи, или, точнее, уже утра, я установлю свое усилительное оборудование и включу шум приближающегося поезда — причем на полную громкость. Разумеется, я это уже проверял, эффект получается довольно-таки впечатляющий. Я планирую проделать это в жилом районе и, если соберется толпа, возьму микрофон и произнесу перед публикой пару слов.
— Я бы на вашем месте лучше смотался по-быстрому, — заметил я. — Кое-кто из аборигенов может слегка расстроиться, когда его заставляют наложить от страха в самые любимые штаны и лишают двух-трех часов сна перед работой.
Джошуа едва заметно склонил свою массивную голову в знак понимания.
— Согласен, вероятность высока. Но если бы не высокая вероятность, мы бы не ценили редкие исключения. Говорю как истинный естествоиспытатель — в противоположность тем оторванным от жизни ученым, которые только и делают, что лижут упругую задницу Логоса, да простится мне такая вульгарная, но справедливая формулировка, — утверждаю со всей объективностью (хотя и неохотно), что готов сдаться при малейшем намеке на чудо. На первом занятии по биологии в колледже мы все разглядывали под микроскопом капельки собственной крови. Я увидел там миллион обнаженных женщин, с песнями поднимающихся в горы под дождем. Кто знает, что может произойти, когда произойти может все что угодно? Эти люди могут сегодня ночью услышать поезд и выйти из своих домов просветленными, наконец осознавшими реальность своего существования. Но если их реакция подтвердит ваши мрачные прогнозы — что ж, вы умелый водитель. Я бы даже сказал, блестящий.
Я заметил, что он включает меня в свой «эксперимент» и расценил это скорее как робкое приглашение, а не как наглую констатацию факта. Только я собирался ответить, как Джошуа указал куда-то вперед.
— Поглядите на этот живописный виргинский дуб. Необычное дерево. Глядя на него, вы сразу понимаете, что оно могло появиться только здесь и нигде больше — даже по телевизору не могло. Это добрый знак, не правда ли?
Я не знал, что и сказать, поэтому улыбнулся и промолвил:
— Джошуа, вы еще безумнее меня.
Он откинул голову назад и зажмурился, как будто решил поспать, но тут же подался вперед и поглядел на меня.
— Джордж, друг мой, когда мне было семь лет, мы с родителями жили в Вайоминге. Однажды я сидел на горном лугу и изучал дорожки, которые образуются на траве от ветра, и вдруг у меня над головой пролетел ворон и хрипло спросил: «Каррабль?» Я регулярно посещал воскресную школу, поэтому был убежден, что это тот самый ворон, которого Ной много веков назад отправил с ковчега на поиски земли — ну, помните, до голубя он выпустил ворона, но тот так и не вернулся, — и вот теперь, после невообразимого, полного загадок и изматывающего путешествия, он наконец нашел землю, зато потерял ковчег. Я почувствовал, как радостная весть умирает, так и не вырвавшись из его горла. Поэтому принялся мастерить ковчег у нас во дворе из досок и мусора с ближайшей стройки. Сооружение мало походило на ковчег, скорее на остроносый плот, но я трудился с такой целеустремленностью и упорством, что управился в течение недели. Потом я забрался на борт и стал ждать, когда ворон вернется. Через три недели такой моей одержимости родители повели меня к психиатрам.
Врачи убеждали меня, что я ослышался. Мол, все вороны издают хриплое карканье, которое легко принять по ошибке за слово «корабль». И в этом я был с ними согласен. Но их ведь не было там, на лугу, они не слышали ворона. Я мог понять их сомнения, но не стойкое нежелание допустить хотя бы малейшую вероятность того, что они ошибаются. Кроме того, они не могли привести никаких выдержек из Библии о судьбе ворона, зато в один голос твердили, что птица не могла летать по свету со времен Ноя, что это абсолютно исключено, что ворон давно сдох бы от старости и все в таком духе. При всем при этом они утверждали, что верят в Бога. И не могли (или отказывались) осознать, что, если Бог смог сотворить землю, и небо, и воду, и звезды, ему ничего не стоило уберечь одного-единственного бедного заблудившегося ворона от смерти. Это было отвратительное насилие над логикой и прямое оскорбление пытливому уму. Вот почему для меня такая радость и облегчение встретить человека вроде вас, который понимает…
— Джошуа, — вклинился я, не желая выглядеть совсем уж тупицей. — Я заметил, что вы упомянули меня в своих планах в качестве шофера, и хотел бы с самого начала внести ясность. Мое главное дорожное правило: не гони пургу.
— Хм, довольно грубо сказано, — заморгал он. — Вообще-то я имел в виду, что вы поедете со мной как друг и компаньон, а не просто шофер.
— Хорошо, так и быть, я почту за честь быть вашим соучастником.
Никогда не забуду его улыбку, она и теперь порой озаряет мою память как неожиданное благословение. Это из-за нее я тогда согласился.
— И еще кое-что, — добавил я. — Надеюсь, вы примете мое предложение и продолжите со мной путешествие к могиле Биг Боппера. Я был бы рад вашей компании.
Джошуа вздохнул.
— Бывают такие уроки, на которых нам просто необходимо поучиться, и даже самый мудрый советчик не станет нас отговаривать. И будет совершенно прав. Все дождевые капли, падающие в реку, разные, и при этом они одинаково питают деревья. После двух лет, проведенных в светло-зеленых стенах среди докторов-вероотступников, я понял, что ворон не прилетит ко мне, и сам отправился на его поиски. Я нашел его в деревьях, в небесах, в воде, в пламени и в себе. Я построил немало ковчегов для множества воронов и сжег немало пустых гнезд. У меня большой опыт в таких делах, Джордж, уж поверьте мне. Я здесь не учитель, а вы не ученик. Но для нас обоих будет лучше, если я не поеду с вами. Ваш путь — это путь молодости. А мне почти пятьдесят. Та помощь, которую я мог бы оказать, только помешает вам; мое общество отвлечет вас от цели. Верьте, я нуждаюсь в вас гораздо больше, чем вы во мне. — Он протянул руку и похлопал меня по плечу. — Понимаете?
— Нет, конечно, — ответил я, уязвленный его отказом. — Я в последнее время уже вообще ничего не понимаю. Догадываюсь только, что вы не умеете водить машину, а я умею — именно это, если я все понимаю правильно, и делает меня необходимым.
Джошуа мягко и терпеливо произнес:
— Мы в самом начале пути, — а потом добавил с упорством, прорывающимся сквозь покров вежливости. — Это было только приглашение, Джордж, его можно принять или отклонить.
Я так и не понял, чье приглашение он имел в виду, и решил, что это неважно.
— По-моему, я уже дал понять, что буду рад помочь.
Джошуа придвинулся поближе.
— Хорошо, — прошептал он. — Тогда давайте обсудим наши секретные планы.
Однако секретности там было немного. Мы приезжаем в Сан-Пиканте уже затемно, находим подходящее место, Джошуа расставляет оборудование, мы запускаем пыхтящий и гудящий поезд прямо в мирный сон местных жителей, Джошуа комментирует свой эксперимент, а потом мы уносим ноги и разбегаемся, а в случае преследования проделываем все то же самое, только в три раза быстрее. У меня было несколько замечаний, вопросов и сомнений. Во-первых, мой «кадиллак» слишком бросался в глаза для такого дела, на что Джошуа ответил, что, напротив, машина, как и любой крупный и вычурный объект, обладала «своеобразной незаметностью искаженных пропорций». На мой аргумент, что тачка в угоне, он возразил, что в глуши нас сложнее отследить, к тому же, когда речь шла о важном научном эксперименте, законный статус машины волновал его в последнюю очередь. Он согласился с моим предложением замазать номера грязью — чтобы «затруднить идентификацию», но при этом считал, что нам нечего скрывать и незачем вести себя так, будто есть.
Я не особенно проголодался, но, взяв на себя роль радушного хозяина, осведомился у Джошуа, не желает ли тот перекусить. Он ответил, что не имеет ничего против молочного коктейля, и мы завернули в кафе-мороженое в Лордсбурге, взяв четыре коктейля на вынос: ванильный для меня, малиновый, карамельный и с шоколадной крошкой для Джошуа. Я запил коктейлем четыре таблетки спида — работенка предстояла нелегкая, ночью нужно было оставаться бодрым. Джошуа от протянутой бутыли отказался, заявив, что с него хватит и коктейлей. Он пил то из одного стакана, то из другого, потребляя напитки с одинаковой скоростью и очевидным удовольствием.
Заглянув в местный «Ю-Сэйв»[18] за льдом, чипсами и пончиками «Долли Мэдисон», я завел «кадди», и мы двинулись в путь. Подъезжая к горам, я спросил у Джошуа, что он собирается сказать публике (если, конечно, для речи останется время). Он сказал, что еще не придумал ничего конкретного; возможно, произнесет пару общих слов о природе сущего и смысле жизни — смотря по обстоятельствам. Это напомнило мне, как я сам заливал Натали и ее приятелю о тех словах, которые прошепчу на вершине горы Шаста.
