Ознакомительная версия.
У этого персонажа, который выступает в романе под разными именами, прослеживаются параллели и с другими реальными лицами, например с известным бельгийским филологом-деконструктивистом Полем де Маном, после смерти которого в 1983 году обнаружились сотни его националистических и антисемитских публикаций в коллаборационистских изданиях времен Второй мировой войны. А кроме того, над фигурой отца в романе зримо витает тень Карла Шмита, пожалуй самого спорного и выдающегося из правоведов-теоретиков, поддержавших национал-социализм.
Роман «Возвращение» вновь поднимает тему конфликта и преемственности поколений, объединенных непосредственной причастностью или опосредованной прикосновенностью к величайшим преступлениям минувшего века.
В эссе «Современность прошлого», открывавшем в немецком журнале «Шпигель» большую серию статей, посвященных необходимости обращения к прошлому, Бернхард Шлинк писал о своем поколении:
«Прошлое в виде Третьего рейха и холокоста сыграло для большинства из нас определяющую роль. Оно находилось в центре наших споров и разногласий с родителями, оно набрасывало свою тень на формирование наших представлений о немецкой истории; когда мы бывали за границей, то разговоры о прошлом Германии заставляли нас осознавать себя немцами. Обращение к прошлому — независимо от того, насколько большую или малую роль оно играло и продолжает играть в нашей работе, — сделалось составной частью нашего самоощущения и внешних проявлений.
Следующее поколение нередко демонстрирует, что прошлое, Третий рейх и холокост, набили им оскомину, а объясняется это той банальной назойливостью, с которой школа и СМИ заставляют молодежь обращаться к прошлому. Следующее поколение порой говорит о прошлом с долей легкомысленности и даже цинизма, что обусловлено тем нравственным пафосом, с которым мое поколение апеллирует к прошлому, используя его для сравнений с нынешним днем, хотя для подобных апелляций и сравнений уже недостает моральных оснований. […]
Чем дольше мы живем с представлением о том, что прошлое можно и нужно преодолеть, тем парадоксальнее складывающаяся ситуация. Когда говорится о преодолении, то обычно имеют в виду какие-то трудности: например, перед нами возникает сложная задача, мы работаем над ней и в конце концов добиваемся решения. Трудность преодолена, ее больше нет. […]
Но прошлое непреодолимо. Однако можно сознательно продолжать жить с теми вопросами, которые прошлое ставит перед настоящим, и с теми чувствами, которые прошлое пробуждает в настоящем. Да, прошлое не только ставит перед нами вопросы, оно может заставить нас скорбеть, возбудить страх или гнев, поразить немотой, потерей самообладания, утратой веры в человеческую и божественную справедливость, оно может заставить нас страдать не только по вине тех, кто совершал преступления, но и тех, кто был свидетелем злодеяний или закрывал на них глаза, а позднее не отрекся от преступников, оставив их в своей среде.
Там же, где прошлое не ставит вопросов перед настоящим и не пробуждает сегодняшних эмоций, не стоит разменивать его на мелкую монету. От размены моральных заповедей прошлого на мелкую монету ничего не выиграешь, зато легко многое проиграть и потерять».
24 ноября 2008 года Верховный суд Штутгарта принял решение об условно-досрочном освобождении Кристиана Клара, который провел в заключении двадцать шесть лет, отбывая наказание за соучастие в убийстве девяти человек. Кристиан Клар был одним из лидеров «второго поколения» ультралевой террористической группы RAF («Фракция Красной армии»). Ее жертвами стали, в частности, генеральный прокурор ФРГ Зигфрид Бубак и президент Федерального объединения союзов работодателей Ханс-Мартин Шляйер. Клар отказался сотрудничать со следствием, не высказал ни на суде, ни позднее сожаления о содеянном, не раскаялся, не просил прощения у семей погибших. Суд приговорил его в общей сложности к шести пожизненным срокам и вдобавок к пятнадцати годам тюремного заключения. Правда, Клар, находясь в тюрьме, содействовал самороспуску «Фракции Красной армии», но публично заявил, что оправдывает ее деятельность на определенном этапе.
И вот теперь по решению суда Кристиан Клар должен выйти на свободу 3 января 2009 года, что вызвало довольно острую дискуссию в Германии между противниками и сторонниками подобного акта милосердия со стороны правосудия.
А за год до этого Бернхард Шлинк опубликовал свой новый роман «Конец недели» («Das Wochenende»), который как бы предвосхищает нынешнюю ситуацию. Йорг, главный герой романа, наделенный многими биографическими чертами Кристиана Клара, выходит из тюрьмы после двадцатичетырехлетнего заключения, получив помилование от Федерального президента.
Кристина, сестра Йорга, увозит брата подальше от назойливых журналистов, в маленькое поместье, чтобы облегчить ему адаптацию к нормальной жизни, а еще приглашает старых друзей Йорга, его бывших единомышленников, чтобы отметить освобождение. Впрочем, теперь все они вполне респектабельные граждане: известный журналист-международник, школьная учительница, решившая стать литератором, преуспевающий владелец лаборатории зубоврачебного оборудования, солидный адвокат и даже женщина-епископ протестантской церкви.
Встреча старых друзей невольно оборачивается серьезным разговором о прошлом, которое отчасти вызывает ностальгические чувства об ушедшей бурной юности, однако не менее сильным оказывается желание критически осмыслить прежние заблуждения. Лишь Йорг до поры до времени отмалчивается, не участвует в общем разговоре, уклоняется от расспросов. Однако вскоре к дискуссии присоединяются представители молодого поколения. Нынешний политактивист Марко уговаривает Йорга вернуться в строй, чтобы стать знаменем обезглавленного левоэкстремистского движения. Ситуация до предела обостряется с появлением Фердинанда, сына Йорга, о существовании которого отец даже не подозревал. Именно сын занимает по отношению к Йоргу наиболее непримиримую позицию, предъявляя самые суровые обвинения и не желая принимать никаких оправданий.
Не хочется дальше заниматься неблагодарным делом, то есть пересказом острой сюжетной интриги книги, к тому же есть надежда, что российский читатель вскоре сам сможет познакомиться с романом. Заметим лишь, насколько актуальной, если судить по прозе Шлинка, продолжает оставаться для немецкого общества остроконфликтная проблема наследия двух тоталитарных режимов. Сменяются поколения, но проблема не уходит. Ведь и боевики левоэкстремистского подполья, носители марксистской идеологии, оправдывали вооруженное насилие необходимостью борьбы с «фашистоидной» политической системой, то есть с не до конца искорененными, по их мнению, реликтами национал-социализма. Но что делать демократическому обществу с теми, кто встал на путь террора и насилия, будь то государственная политика геноцида и массового уничтожения идейных противников, которая практиковалась национал-социализмом, государственное насилие, которое осуществлялось режимом «реального социализма», или же «городская герилья» правых и левых экстремистов, а также терроризм любого иного толка? Где проходит черта между демократическими свободами и правом граждан, общества и государства на безопасность? Где грань между возмездием, необходимой ответственностью за совершенное преступление и стремлением сохранить для общества каждого человека, в том числе преступника, по закону осужденного за свои деяния? Что значит «достоинство человека неприкосновенно» по отношению к убийце? Ведь так, напомним, звучит самая первая статья немецкого Основного закона, а все остальное в нем является ее производными.
Поиски ответов на эти вопросы содержатся в новой эссеистике Шлинка, в частности в его книгах «Вина за прошлое» и «Убеждения». Цитатой из них и закончим послесловие к роману, который предлагается вниманию читателя:
«От прошлого нельзя отрешиться. И не потому лишь, что невозможно забыть всей чудовищности его ужасов. Не только потому, что из-за них приходится сознавать реальной угрозу для нашего культурного и цивилизационного существования. Прошлое является материалом, который содержит в себе все темы и проблемы морального характера. Ответственность и принципы, сопротивление и приспособленчество, верность и предательство, неуверенность и решимость, власть, алчность, право и совесть — нет такой моральной драмы, которая не разыгралась бы в прошлом, обнаруживая свою близость к нынешней реальности и способность воспроизвестись хотя бы в художественной форме».
Роман «Чтец» носит автобиографический характер. Это вовсе не означает, что в жизни автора действительно произошла история, подобная той, которая описана в книге.
Ознакомительная версия.
