Когда он подошел к автомобилю, второй патрульный тронул руку Лоува, советуя ему помолчать. Ван Ас оглянулся назад — в ту сторону, откуда он только что пришел. Затем уселся в машину и бросил холодным безучастным тоном:
— Поехали.
Всякий раз, когда от шоссе ответвлялась дорога или просто достаточно широкая тропа, он приказывал сворачивать на нее. Так они колесили весь день, пока уже под самый вечер, когда солнце висело над самым краем земли, не достигли наконец тропы, по которой ехал Кэтце-Вестхьюзен. Они остановились недалеко от того места, где останавливался Кэтце-Вестхьюзен. Карл Ван Ас вылез из машины. Перед ним была стена сахарного тростника, которая поднималась выше машины. Карл Ван Ас прошелся взад и вперед, внимательно осматривая почву под ногами, и неожиданно увидел межу, футов в десять шириной, по которой мог бы проехать небольшой трактор, косилка или погрузчик. Он сделал несколько шагов вдоль межи, шаря вокруг себя глазами. Но хотя он не увидел и не нашел ничего подозрительного, его нервы, как тогда на берегу, напряглись и какое-то древнее, необъяснимое чутье — может быть, инстинкт, сохранившийся с тех времен, когда человек был еще животным, — подсказало ему, что он отыскал место, где состоялась встреча Кэтце-Вестхьюзена с подпольщиками. Он пристально осмотрелся кругом, как бы ожидая от земли и высоких побегов подтверждения своей догадки.
Как раз в это время в машине Лоув поглядел на часы и проворчал:
— Мы тут из-за него проторчим всю ночь.
— Ну и что?
— Я хочу домой.
— А ты знаешь, кто он?
— Конечно. Парень из безопасности. Зовут его Ван Ас.
Второй полицейский сокрушенно покачал головой.
— Ты бы хоть иногда заглядывал в газеты или слушал, что говорят люди. Этот «парень из безопасности», как ты выражаешься, пользуется большим влиянием, чем любой другой человек в Натале и многие лидеры страны. Он был секретарем президента еще до того, как президент стал президентом; и он работал вместе с премьер-министром еще до того, как тот стал премьер-министром. Говорят, он любимец обоих. В последнее время министр иностранных дел несколько раз брал его с собой старшим консультантом, когда выезжал за границу.
— Тогда почему же он работает в безопасности?
— Так подготавливают людей для высоких постов. Перебрасывают их с места на место — и всякий раз с повышением.
— И все же я хочу домой.
— Неужели у тебя нет других желаний, кроме как спать со своей женой? Когда ты вернешься, она будет дома — и только теплее от ожидания. И зачем ты работаешь — ума не приложу… Так вот знай: когда устраивают какой-нибудь важный прием или в страну приезжает высокопоставленный гость, его непременно приглашают в президентский дворец.
— Стало быть, он важная птица. Ну и что? Почему мы должны торчать здесь всю ночь?
— Неужели тебе хочется всю жизнь служить вшивым патрульным и каждые две недели отправляться в ночной наряд?
— Н-нет…
— Тогда пойми же наконец, что одно его слово стоит дороже, чем двадцать представлений, которые напишет сержант.
— Смотри, он машет нам рукой.
— Поезжай. Только успокойся и не проявляй излишнего рвения. Говорят, что он дьявольски умен, — и я сам теперь в этом убедился. Так что помалкивай и слушай!
— Хорошо, — угрюмо согласился Лоув, подавая вперед.
Ван Ас сел в машину и приказал ехать вдоль меж«, разделявшей две плантации тростника. Через несколько миль за небольшой водокачкой они увидели развилку: одна тропа вела к большому дому, другая плавно поднималась обратно к шоссе.
Ван Ас был в недоумении. Он не сомневался, что передача Дубе-Нкоси состоялась на краю сахарной плантации. Но почему именно там?
— Ну что ж, — сказал он, — на сегодня, кажется, все. Теперь можно ехать назад. Спасибо вам обоим за помощь.
К этому времен «солнце уже скрылось за натальскими холмами, и земля купалась в тусклых отблесках света, в котором было что-то нереальное. Здесь сумерки наступают сразу, без той медлительной ласковости, с какой они разливаются по трансваальскому плато, где ночь, как И весна, наступает с мялкой постепенностью. Кажется, будто кто-то повернул выключатель. Солнце село, но его лучи все еще золотят землю — и вдруг щелк: сиянье погасло, все погрузилось во мрак.
Лоув включил фары. Автомобиль сделал несколько рывков и помчался со скоростью шестьдесят миль в час. Мотор перешел на ровное негромкое урчание. Ван Ас сошел около управления безопасности.
— Я бы хотел, джентльмены, — сказал он, — чтобы завтра вы выполнили одно мое поручение. Оставьте все другие дела, переоденьтесь с утра в штатское и поезжайте туда, где мы были сегодня. Я уверен, что кто-нибудь видел, как Кэтце-Вестхьюзен ехал на встречу с туземцем, и я уверен, что кто-нибудь видел и вторую машину в ту ночь. Расспрашивайте до тех пор, пока не выясните. Потратьте на это столько времени, сколько понадобится: день, два или три. Но, сами понимаете, всякое промедление уменьшает наши шансы на успех.
— Понимаем, сэр, — оказал второй патрульный. — Сколько раз вам докладывать? Дважды в день?
— Докладывайте только тогда, когда есть что докладывать. Звоните мне в управление в любое время дня и ночи.
— Есть, сэр. Но наш сержант…
— Я все улажу. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, сэр!
Когда машина тронулась, Лоув бросил быстрый взгляд на своего напарника и с трепетом в голосе сказал:
— Ты был прав.
В канцелярии один из дежурных вручил Ван Асу запечатанное письмо от секретарши. Ван Ас прочитал его в кабинете. Там содержался длинный список телефонных номеров с указанием точного времени, когда звонить по каждому. Он взглянул на часы, набрал один из номеров и вызвал телефонистку. Она тотчас же узнала его голос.
— Я ждала вашего звонка, сэр.
— У вас есть описок номеров?
— Да, сэр.
— Превосходно. Через два часа я буду у своего личного телефона.
— Звонить по девять-пятнадцать?
— Да, и позаботьтесь, чтобы линия была абсолютно свободна.
— Хорошо, сэр. Я вас вызову.
«У нас работают прекрасно подготовленные люди, — подумал он. — Дай бог, чтобы подпольщики наконец уразумели это».
Оборвав нить своих размышлений, он вынул бумагу и ручку и сел писать доклад, где подробно изложил все, что ему удалось установить за это время, а также высказал свои соображения по поводу дальнейшего ведения дела. Единственное, о чем он не написал, о чем даже не упомянул, было его личное знакомство с человеком, известным под именем Ричарда Нкоси.
Было уже без двадцати девять, когда Ван Ас окончил доклад. Он запер его в потайное отделение стола и вышел из управления. Он был голоден, измучен и чувствовал себя безнадежно одиноким — более одиноким, чем когда бы то пи было за два года, которые прошли с тех пор, как они виделись в последний раз; он знал, что сегодня ее гордость восторжествует над его гордостью.
Без трех минут девять он был в своей квартире. Десять минут ушло на то, чтобы принять душ и переодеться, и он как раз усаживался, чтобы выпить вина, когда зазвонил телефон. При мысли о своей точности он почувствовал невольную гордость. Послышался знакомый голос — так же отчетливо, как если бы говорили по соседству, а не из далекого Кейптауна.
— Карл…
— Да, сэр. Рад вас слышать.
— И я тебя тоже, мой мальчик. Послушай… Это дело… Насколько я понимаю, оно поручено тебе…
— Да, сэр. И я выяснил, что убитый, тот самый, что называл себя Кэтце, сопровождал связного, который был высажен на берег.
— Гак вот откуда у них деньги!.. Этого человека надо найти, Карл. Во что бы то ни стало!.. Послушай! Утром ты получишь донесения. Начинает создаваться легенда, а это всегда опасно. На тайных сборищах в Претории, Йоханнесбурге и во всех районах, где добывают алмазы и золото, уже поговаривают о новом герое-подпольщике, неуловимом и бессмертном, ибо он-де воплощает дух свободы и потому неуязвим. И этот слух распространяется все шире и шире, мой мальчик! Зовут его Ричард Нкоси, и он привез деньги для подпольщиков, говорят они, а потом уехал назад. И он может приезжать и уезжать, когда захочет, потому что мы бессильны перед ним. Ну, ты знаешь, что болтают в таких случаях.
— Да, сэр.
— Так вот, мой мальчик, я не хочу распространения этой заразы. Не то дело может принять серьезный оборот. Мы должны уничтожить этот миф, прежде чем он успеет пустить корни.
— А для этого мы должны арестовать человека, которого возвели в герои мифа, и предать его открытому суду.
— Да, и покарать его на виду у всех, мой мальчик. Я хочу, чтобы ты совершил это ради меня, ради нашего народа. Не отступай ни перед чем! И помни, что в нашем распоряжении не так уж много времени. Мы бы не хотели, чтобы иностранные журналисты и бабуины из Организации Объединенных Наций раздували эту историю. Теперь все в твоих руках. Если что-нибудь понадобится, позвони. Ясно?
