Ханна Блэк уехала на вечернее мероприятие. Малкольм положил на колени папку Моргана Клэра с домашним заданием. «Совместные предприятия с участием частного и общественного капитала менее эффективны и более дороги, чем государственные проекты. Обсудить». Малкольм написал: «Обсуждать нечего. СП доказали свою несостоятельность. При рассмотрении проектов впредь необходима крайняя осторожность. Передача полномочий региональным властям и СП снимает с центрального правительства ответственность за неудачи, позволяя одновременно приписывать себе все заслуги в случае удач».
Али остановил машину на обочине у щита, на котором готическим шрифтом было выведено: «Приют: превосходный интернат для собак. Первый поворот направо». Рядом висела табличка «Продается» с названием риелторской фирмы и номером телефона.
Али пропустил вперед трактор, потом развернул машину и зашуршал шинами по длинной гравийной дорожке. Издалека доносился собачий лай.
— Похоже, там куча собак, иннит? — испуганно сказал Али. — Я как-то с собаками не очень, моего дядю в Лахоре однажды покусала собака, и он заболел бешенством.
Премьер-министр успокоил его:
— Вряд ли у Памелы на псарне есть бешеные собаки. Ведь тут один день пребывания стоит сто фунтов.
— Шутите? — изумился Али.
Они подъехали к симпатичному дому в георгианском стиле. Из калитки вышла высокая женщина со светлыми волосами, собранными на макушке, в сером жилете с начесом, линялых джинсах в обтяжку и зеленых высоких сапогах. В руках она держала пластиковое ведро. Даже издалека она до странности походила на премьер-министра.
Когда премьер-министр вылез из такси, она поставила ведерко и сказала:
— Боже, Эд! Тебе платье идет больше, чем мне.
Смех у нее был привлекательно низкий, с хрипотцой, словно после бронхита. Она вынула из верхнего кармана жилета пачку сигарет «Сент-Мориц» и прикурила от розовой одноразовой зажигалки. Тут же закашлялась и сказала:
— Эта дрянь меня убьет.
Выговор у нее был идеальный, но не чопорный, и Джеку она сразу понравилась.
Он и не заметил сначала, что ногти у нее грязные, а волосы перехвачены мужским носком. Премьер-министр познакомил их, они пожали руки, посмотрели друг другу в глаза и улыбнулись.
— Я так и знала, что однажды ты появишься, — сказала Памела.
Джек сразу же решил, что она обращается к нему, но ответил премьер-министр:
— Пам, меня здесь нет.
— Знаю, — улыбнулась она. — Ты в бункере, изображаешь великого полководца.
Премьер-министр отвел ее в сторонку и прошептал:
— Али, водитель, не знает, кто я такой, Пам, — не продай.
Али сидел за рулем, ожидая, пока англичане закончат свой странный приветственный церемониал. Он подумал, не придется ли и его детям научиться делать вид, что они не рады встрече с родней или новым знакомствам. Красивая сестра чокнутого мужика в светлом парике постучала в окно машины и пригласила его в дом на чашку чая.
Али спросил о собаках и рассказал про дядю в Лахоре. Памела с интересом выслушала его и заверила, что все собаки в падежных вольерах.
После того как они с Джеком пожали друг другу руки, она избегала смотреть на него и обращалась в основном к Али, выпытывая подробности мучительной дядиной смерти.
Они подошли к низкому беленому зданию.
— Вот здесь живут паши постояльцы, — сказала она. — Я как раз собиралась их кормить. Эдди, ступай и дом и завари чаю для Али. Джек поможет мне покормить собак.
Премьер-министр с облегчением покинул лающих и рычащих псов; отец в детстве не разрешал ему заводить животных из соображений гигиены.
Джек ожидал обнаружить запах дезинфекции, каменные полы и клетки, по с изумлением увидел уютные комнатки, ковры и мягкое освещение. У каждой собаки был отдельный вольер и цветной телевизор. Несколько собак смотрели «Новости».
Пока Памела ходила из комнаты и комнату, раскладывая в миски «Педигри», Джек ни с того ни с сего стал ей рассказывать о псе, который у него был в детстве. О том, что пес не возражал, когда его использовали в качестве подставки для ног.
— И как его звали? — спросила Памела.
— Боб, — ответил Джек. Он не стал говорить, что никогда не называл пса по имени на улице, иначе соседи стали бы дразнить и высмеивать собаку: на местном жаргоне слово «боб» означало «какашки».
Ростом Памела была почти с пего, и Джеку это нравилось. Маленькие женщины пугали его своей хрупкостью. Он не мог налюбоваться на ее милое лицо. Она обо всем говорила с иронией. Он пытался вычислить, сколько ей лет, и в конце концов просто спросил.
— Сорок один, — немедленно ответила она. — Врут, что после сорока — лучший возраст.
— Так ведь пока только один год после сорока, — сказал Джек.
— Ну да, зато уже дерьмовый. Муж ушел от меня в январе, мой бухгалтер переехал в Танжер, а сраное правительство Эда позволило британским корпорациям украсть мой пенсионный план.
Джек с удовольствием слушал. Ее рассказ означал, что она доступна и ранима. Он подумал, что мог бы рискнуть: попытаться осчастливить ее и восстановить ее пенсионный план.
Джек спросил, есть ли дети, и с облегчением узнал, что нет.
— Я слишком люблю детей, чтобы заводить их, — сказала Памела. — Из меня вышла бы жуткая мать. Я дико ленивая, ужасная эгоистка и вообще ненавижу, когда больно. Я слишком много насмотрелась ковбойских фильмов, где жены ковбоев обрушивают воплями свой домик на ранчо, пока рожают ковбоям сыновей.
— И почему-то всегда непременно сыновей, правда? — подхватил Джек.
— Ага, — улыбнулась Памела. — Для отца я стала двойным ударом. Не только дрянная девчонка, а еще и мать убила.
— Косвенно, — сказал Джек.
Ему пришлось сдерживать себя, чтобы не прикоснуться к ней, не обнять ее. Он уже почти разрешил себе положить руку на плечо Памелы, но побоялся напугать ее.
Они прошли в дом через заднюю дверь. К Джеку кинулся черный Лабрадор и уронил ему под ноги резинового Санта-Клауса.
— Это Билл, — представила Памела. Джек погладил плюшевые уши собаки:
— Здорово, Билл.
На полу в маленькой подсобке стояла коробка с мусором; из нее выглядывало с полдюжины пустых бутылок от «Столичной». Джек спросил, одна ли она живет.
Памела пнула коробку:
— Одна, ну и выпиваю маленько, а то одиноко. Джек почти обрадовался, что у нее есть изъян, — появилась надежда, что ей может понадобиться его помощь. Ему захотелось о ней заботиться. И вообще, подумал Джек, что-то я маловато пью. Он представил, как они вдвоем в Испании, например, может, даже на корриде. Она — Ава Гарднер, а он Эрнест Хемингуэй, они пьют и скандалят на людях. Джек спросил, нельзя ли рюмку водки. Он и целый стакан с радостью бы ухнул.
Памела с сожалением покачала головой:
— В доме ни капли. Все забываю купить, когда в деревню наведываюсь.
«Значит, не алкоголичка», — подумал Джек, и у него отлегло от сердца. Впрочем, пусть будет всем, чем пожелает. Ему плевать.
— Вино есть, — сказала она. — Но это же не выпивка, правда? Это скорее лекарство, раз эти чертовы врачи говорят, что можно по два стакана в день.
Все расселись за большим кухонным столом. Стол был завален книгами, газетами, счетами и последними предупреждениями. Али заснул почти мгновенно.
— Спекся на хрен, — посочувствовала Памела. — И чтобы уже никаких поездок в Лидс сегодня!
Джек подумал, не будет ли ее брань действовать ему на нервы, когда они поженятся. Она не слишком походила на женщину, которая покорно сносит критику.
— Почему Эндрю от тебя ушел, Пам? — спросил премьер-министр. — Другая женщина?
— Наверное, я ему надоела, — ответила Памела. — Я же такая надоеда, Эд. Поэтому и на вечеринки не хожу, я же там всем надоедаю до слез. Со мной даже поговорить не о чем.
Джек поклялся больше не ходить на вечеринки, никогда. Он желал сидеть дома, чтобы ему надоедала Памела.
— Я никогда не стряпаю, — сообщила Памела, — но продукты есть. — Она неопределенно кивнула на кладовку и холодильник. — Уверена, вы что-нибудь найдете.
Она закурила очередную сигарету и сказала Джеку:
— Вы же полицейский, правда? А меня на прошлой педеле обокрали.
— Что взяли? — спросил Джек.
— Как обычно, — ответила она. — Телик, видео, серебро, все мои драгоценности.
— А ты заявила в полицию? — спросил премьер-министр.
— Бесполезно. Сигнализация не работает, так что чертовы страховщики все равно не оплатят.
Джек хотел сказать, что готов снять все свои сбережения и купить ей драгоценностей взамен украденных.
Словно прочитав его мысли, Памела добавила:
— Я по бирюлькам не скучаю. И так есть чем заняться. Посмотрите на этот дом. У меня пять спален, две ванные, три гостиные и кухня, все завалено шмотками. Они у меня в печенках сидят. До самой смерти ничего больше не куплю. Все, что мне нужно, это белая комната, маленькая белая кровать, пепельница и немного книг.
