Они, сидели в кабинете руководителя КГБ за большим столом для совещаний и ждали, что скажет им Председатель. Торшину находится здесь, было не по чину. Не каждый генерал мог попасть на такое совещание. Но Григошин настоял, а Всеволодов не возражал, чтобы на докладе присутствовал и лейтенант Торшин. «Это полезно, для вашей карьеры Леша, когда высшее руководство знает вас в лицо, — сказал Торшину Григошин, когда они, окончательно проанализировав все полученные данные по делу Ефимова, сообщили начальнику второго главного управления КГБ о результате их работы, и на следующий день, получили приказ явится для доклада к председателю.
— Рикки — Тики — Тави, — сказал, выслушав доклад, Председатель, — а мы для него значит кобры. Только ошибочка у вас вышла, господа хорошие, мы не змеи, а змееловы.
Все сидевшие за столом были слишком вышколены, для того чтобы высказывать свое удивление, такой странной реакцией, на выслушанный доклад.
— Они зовут его Рикки — Тики — Тави, — продолжил Председатель, он и не собирался знакомить собравшихся контрразведчиков, с донесением полученным от Мика, это был слишком ценный сотрудник, звезда советской разведки, что бы о нем говорить.
Сидевшие в кабинете председателя мужчины, продолжали почтительно молчать.
— Ваши предложения, по делу, — потребовал от собравшихся Председатель.
— Предлагаю гнать через него дезинформацию, использовать его вслепую, через наших агентов, пусть продолжает работать, только уже на нас, — внес свое предложение, начальник второго управления, он тоже не был знаком последним донесением Мика.
— ЛжеЕфимов знает о наблюдении и, он уже подал сигнал тревоги, это установлено наружным наблюдением, он сменил маршрут еженедельной прогулки. В этом случае дезинформация будет не только бесполезна, но и вредна, так как по ее характеру аналитики противника сделают вывод, о подлинной информации, которую хотят замаскировать, — не вставая из-за стола, оспорил предложение Григошин. Он не боялся противоречить своему прямому начальству. Жизнь почти прожита, можно и не боятся, — предлагаю наблюдение продолжить, все контакты отсечь, лучше всего брать ЛжеЕфимова на горячем. Англичане, возможно, захотят его спасти, вот тогда его и надо брать. И выдать это за попытку иностранной спецслужбы похитить выдающегося советского ученого. Будет шпионский скандал на весь мир, британцы умоются грязью, мы останемся чистенькими, а лжеЕфимова изолируем, якобы с целью обеспечения его безопасности.
— Ваше мнение полковник? — холодно спросил Председатель.
— Согласен с предложением генерала Григошина, — опять встал из-за стола Всеволодов.
— А вы лейтенант, что думаете? — Председатель интересом посмотрел в сторону Торшина.
— Согласен с генералом Григошиным и полковником Всеволодовым, — вскочил и вытянулся Торшин.
— Я буду докладывать о лжеЕфимове в Политбюро, — решил Председатель, и с улыбкой по свойски, а для своих он умел быть душевным начальником, за что его и уважали сотрудники, предложил, — По старой русской традиции, предлагаю обмыть присвоенные вам Торшин, и вам Всеволодов, внеочередные звания.
Секретарь вкатил столик с легкими закускам, соками, минеральной водой и армянским коньяком. Председатель достал две пары парадных погон и вручил одну пару со знаками отличия генерал — майора, Всеволодову. «Благодарю за отличную службу, товарищ генерал — майор» — сердечно поздравил он Всеволодова. Вторую пару со знаками отличия старшего лейтенанта, Торшину. «Благодарю за отличную службу, товарищ старший лейтенант» — пожал он Алексею руку.
— Приказ о присвоении вам званий, мною уже подписан и, передан в отдел кадров, — с доброжелательной улыбкой уточнил Председатель, — а теперь прошу к столу.
Выпили по рюмке коньяка, Председатель, его мучили больные почки, пил минеральную воду из фужера, приглашенные деликатно закусили, дольками засахаренного лимона. Попросили разрешения покинуть гостеприимного хозяина. Председатель милостивым кивком головы их отпустил.
— Товарищ Торшин, — остановил Алексея, Председатель, — задержитесь.
Торшин недоумевая, вернулся за стол.
— Вы Торшин, сообщили Маше, что отбыли в служебную командировку? — спросил Председатель.
Вот так поворот, вот так продолжение истории про принцессу, Торшин от неожиданности вопроса растерялся и непозволительно долго собирался с ответом. Не дождавшись объяснений офицера. Председатель доброжелательно продолжил:
— Вас удивляет, что я знаю об этой истории?
— Да, — ответил Торшин.
— Напрасно, руководитель обязан знать все, а в этом случае, вы этого, разумеется, не знаете, но я хорошо знаком с их семьей. Девушка в тяжелой депрессии, ее мать приходила ко мне и просила вернуть вас, из служебной командировки, я обещал разобраться. Что скажите товарищ старший лейтенант?
— Я женат, жена ждет ребенка, — покраснев, после небольшой паузы, ответил Торшин.
— Похвально, — снисходительно — равнодушным тоном заметил Председатель, — что у вас такие твердые моральные устои. — Председатель вернулся за свой стол, сел, перебрал несколько бумаг, одну положил перед собой, — Офицеру с такими твердыми принципами, можно и нужно доверить представлять наш Комитет за рубежом…, ну что ж, раз вы так решили…, то командировка, так командировка. Есть вакансия на должность заместителя службы безопасности, в посольстве СССР в Афганистане. Сколько вам дать времени на сборы?
— А как же Ефимов? — задал от неожиданности глупый вопрос Торшин, — а как жена? Ей же нельзя уезжать.
— Полагаете, что с лжеЕфимовым без вас не разберутся? — с иронией поинтересовался Председатель. Торшин еще раз, покраснев, по мальчишески замотал головой. — Что до вашей супруги, то она останется ждать вас дома, такая у жен наших офицеров, работа, ждать. Естественно о ней позаботятся наши товарищи. Через два дня приказываю Вам убыть к новому месту службы. Вы свободны!
* * *
— Вот так я первый раз в Афганистан и попал, 1972 год, тогда там спокойно было, — Торшин, закончил рассказ, и спросил, меня, — покрепче пива, ничего не желаешь выпить?
— Нет, не хочу, — машинально ответил, я, и спохватился, — а как же Ефимов? Что же дальше было? — я злился, недоумевал, — за что тебя в ссылку отправили, ты же приказ выполнял!
— Ссылка понятие относительное, заместитель службы безопасности посольства, майорская должность, а я тогда старший лейтенант был, через полгода досрочно капитана получил, командировку майором закончил. Просто убрали меня, чтобы глаза не мозолил, да случайно академику под горячую руку не попался, он в то время очень большой вес имел и, не только в науке, лапа у него настолько «мохнатая» была, что меня и КГБ могло не защитить.
— Да не может такого быть! Мы в то время были уверены, что вы, всесильны.
— Обывательские рассуждения, нам было надо, чтобы вы думали, что мы всесильны, вот вы и думали. А на деле КГБ находилось под контролем, административного отдела ЦК, все стратегические вопросы, в том числе и связанные с нашей деятельностью, Политбюро ЦК КПСС решало. Самостоятельность, или как тогда говорили отсебятина, жестко пресекалась. На место Председателя КГБ много желающих было, вот он и маневрировал, между ответственными товарищами, чтобы эту должность другому не предложили. Но было у него одно качество, за которое его офицеры КГБ, очень ценили и уважали, своих он не сдавал. Никогда, не предавал. Вот и меня он просто убрал с глаз долой, а мог с потрохами в угоду «друзьям» из ЦК сожрать, что ему какой то лейтенант. Так, что я не в обиде.
— А с Ефимовым, что дальше было? Ты знаешь?
— Через полгода, жена родила, меня отпустили в отпуск. Ребята, Всеволодов, Ивлев пришли, поздравили, Григошин тоже проведал. Выпили, как водится не мало. Мне они конец этой истории и рассказали.
Москва. Кремль.
Кремль это не просто историческая реликвия и декоративно модифицированная крепость — музей, приспособленная и для административных функций, и для проведения культурных мероприятий. Кремль даже не сердце страны. Это символ власти, ее душа, ее гордыня. Третий Рим. Менялись династии, менялась страна, менялась идеология, но это ощущение исключительности, ощущение центра истинной веры, неважно какой православной, или коммунистической, пропитало каждый камень этой государственной твердыни, и каждую человеческую душу, что в нем жила. И господин, и слуга, здесь каждый чувствовал свою исключительность, если угодно высшее предназначение быть частью этого мироздания, не зависимо от рода занятий. У многих, из тех, кто здесь жил и правил, этот каменный колос высасывал и душу и жизнь, и даже после смерти не отпускал от себя своих верноподданных, складируя их тела, у своих стен.
