- Но «Фьялира» он уже не увидел, - сказал Матье.
- Комиссия так и не выяснила, почему люди на борту «Траутенау» не разглядели огней «Фьялира». Ведь расстояние между двумя пароходами было небольшим. Может, процесс гибели «Фьялира» занял меньше времени, чем мы себе представляем со слов Амело, - или осветительные генераторы отказали раньше. В корпусе пробоин не обнаружилось: шведское железо прогнить не могло. Но волны сорвали крышки передних грузовых трюмов. Корабль и его экипаж продолжали бороться с разбушевавшейся стихией. В машинном отделении приходилось работать, стоя по колено в воде. В конце концов огонь под котлами погас.
- Штурман Пер Амело заявил - об этом писали в газетах,- что спасательные шлюпки не удалось спустить на воду, потому что тали, на которых они висели, обветшали,- сказал Матье.
- Подумай сам: шлюпки в любом случае невозможно было спустить. И не потому, что не выдержали бы тали, -просто любая лодка тотчас разбилась бы о корпус. Судно опасно накренилось, волны перехлестывали через борт. Люди наверняка даже и не пытались спастись в шлюпках. Дойдя в своих показаниях до этого пункта, Амело выдвинул новые обвинения. Он сказал, что все шлюпки по правому борту вскоре после смещения груза разбились - потому что были гнилыми. Но попытайся рассуждать здраво: новые или гнилые, они все равно разбились бы под ударами волн, достигающих в высоту пять или шесть метров. Команда могла рассчитывать только на спасательные круги и спасательные жилеты.
- Те и другие - якобы - были в еще худшем состоянии, чем прочие спасательные средства, - сказал Матье.
Клаус Бренде возбужденно возразил:
- Так писали газеты. Но вспомни: спасательные круги были безупречно выкрашены в красный цвет, были красивыми красными кругами, в отличие от того красно-белого, с помощью которого спасся прозорливый штурман Амело; и после катастрофы, между прочим, никто не утверждал, будто в наших кругах обнаружили вместо пробки песок.
- Все же пусть штурман Амело выскажется до конца,-сказал Матье. - Я имею в виду: ты и я, мы оба, должны со вниманием отнестись ко всему, что он имеет сказать.
- Я еще тогда наглотался этих бредней вдосталь, - ответил Клаус Бренде. - Но за истекшее время научился быть терпеливее. Итак, что еще может он сообщить нам твоими устами?
- Мои уста лишь повторяют то, что печаталось в газетах, - сказал Матье.
- Теперь «Фьялир» затонул окончательно, в нашем с тобой разговоре; шлюпки разбились или пошли ко дну вместе с ним. Капитан Йенсен оставался на мостике до последнего. Фигуры кочегара и машинистов выступили из темноты. Из шестидесяти пяти человек, которым вскоре предстояло погибнуть, ни один не нашел пригодного спасательного жилета или круга. И ты веришь газетам? Ты готов в это повторить? А ведь тогда это печатали черным по белому, без тени сомнения. Только шестьдесят шестой -тот, кто благодаря метафизическому дару предвиденья украл спасательный круг с «Одина» - оказался обеспеченным средством спасения и спасся! В этом чудовищном утверждении есть, конечно, своя логика. Странно только, что пока все другие, вместе с кораблем, еще сопротивлялись натиску черных волн, штурман Пер Амело уже бегал по палубе с красно-белым кругом, который принес из каюты... Прости, я отвлекся... Итак, «Фьялир» погиб. Штурмана Амело с его спасательным кругам волны швыряют туда и сюда, накрывают с головой, он почти задохнулся. Он, по сути, уже оставил всякую надежду. Так он сказал в Комиссии, и тут ему можно поверить. Но «Траутенау» оборудован сильным, подвижным прожектором. Люди на борту полагают, что уже приблизились к месту катастрофы; они включают прожектор, и пятно света скользит по взбаломученному морю. Никто не рассчитывает что-то увидеть, ведь кругом только водные горы и долины, пена и беспорядочное движение. Но моряки все-таки видят что-то, причем в непосредственной близости от себя: красно-белый спасательный круг и человека. Штурман Амело не помнит, как оказался на борту «Траутенау». Он смертельно устал, потерял сознание. Наглотался воды. Все думают, он умрет. Но он выблевывает воду, хрипит, приходит в себя. Тем временем моряки ищут других потерпевших кораблекрушение. И не находят никого. Ни одного обломка. Вообще ничего. Оценив состояние штурмана Амело, они делают вывод, что все уже должны были утонуть, даже если сколько-то времени держались на плаву. Штурман находился в воде около получаса, по приблизительным подсчетам. С тех пор прошло два часа. Капитан «Траутенау» дает команду следовать прежним курсом.
- В чем ты подозреваешь штурмана? - спросил Матье.
- Думаю, в какой-то момент он начал возводить вокруг себя стену лжи: чтобы не пришлось стыдиться того, что он, единственный, спас свою шкуру. Красный спасательный круг «Фьялира» был бы так же хорошо виден, как краснобелый круг «Одина». А что не все члены экипажа камнем пошли на дно... об этом мы узнали позже. В двух разных местах норвежского побережья были найдены спасательные круги с «Фьялира». Прибой у крутого берега, между скалами, сильно их потрепал; но все-таки они плавали... имя судна удалось расшифровать. Пер Амело, по сути, катастрофу не пережил: он не остался собой прежним. Такое мнение сложилось у меня постепенно. Никакой паники на борту не возникло, разве что - в воображении Амело. Может, он видел, как Оймерта Мугенсена первым смыло с палубы, может, стал свидетелем тому, как волна швырнула юнгу о железные поручни, переломав ему руки и ноги и сделав калекой, прежде чем его поглотила черная бездна. Для Амело это было настолько непостижимо, что ему померещились выстрелы. Я не знаю, слышен ли треск, когда человеческие кости ломаются внутри тела. Но в ту ночь шум доносился отовсюду: непрерывные удары волн, и шипение пены, и завывания ветра. Собственно, только эти завывания и были слышны. Все человеческие звуки заглушались. Так вот, штурман наверняка наблюдал, как многих, одного за другим, уносило море, как они исчезали. Сам он не исчез, он выжил. Но теперь он не помнит: до конца ли оставался на борту, чувствуя под собой оседающий корабль, а потом был всосан волнами и снова вышвырнут на поверхность - или же водяная гора еще прежде гибели судна унесла его прочь. Он этого не помнит и помнить не может, потому что его тогда переполняли страх и сознание кошмарности происходящего. Может, Оймерт находился поблизости и Амело желал лишь одного: погибнуть в точности так, как юнга; но овладевший им страх уничтожил это желание. Может, он непрестанно молился о спасении Ойгена Мугенсена. Но как раз юнга первым попал в чудовищную мясорубку. Объяснить себе такое Амело мог только анархией на борту, преступлением! Канистра, которая где-то катилась, которая могла бы поддержать, спасти юношу, эта канистра неизбежно представлялась ему как-то связанной с преступлением. Кораблекрушение такого рода, как случилось с «Фьялиром», - посреди бушующих волн, под завывания урагана - есть нечто не воспринимаемое отчетливо, неописуемое. До определенного момента многие еще здесь, еще чувствуют под ногами качающуюся палубу, совершают какие-то действия, пусть и бессмысленные, думают о себе - или о других, о ближних. Не все думают только о себе - неправда! - некоторые и в последние минуты проявляют любовь к товарищу, судьба которого тревожит их больше, чем близость собственной гибели. Но это уже неважно. Потому что сделать что-то для другого нельзя. Капитан остается на мостике - по привычке. Люди потом скажут: из чувства долга. Но никакого долга у него теперь нет. От долга он свободен. Ибо корабль тонет, команда обречена. И все же капитан не покидает свой пост. Никто больше не верит в ценность собственной жизни, в то, что она сохранится. В этой неразберихе, в сырости, под ударами волн, среди хаотичного движения жизнь едва ощутима. Большинство людей уже и не жалеют себя, а только ищут какой-нибудь предмет, способный держаться на воде. Они толпятся возле плота. Внезапно плот разбивается или его уносит прочь. Сколько-то товарищей исчезло. Не слышно даже их криков. Но некоторые - отдельные - личности безропотно умереть не могут. Они не покоряются судьбе. Их страх сильнее, чем все усвоенные представления о нравственности. Их страх - это целый мир, единственная для них реальность. А потом наступает момент, когда других больше нет - нет тех многих, которые еще минуту назад чувствовали под ногами палубу, были чем-то заняты, хотели спастись. Только кто-то один остается, сам с собой... а вокруг него ропот безлюдных стихий... универсум, обходящийся без нравственности... как обходится без нее и страх. Очень может быть, что штурман Пер Амело никогда не крал с парохода «Один» красно-белый спасательный круг и не прятал его в своей каюте. Круг с «Одина» мог попасть на борт «Фьялира» в силу заурядного недоразумения, по чьей-то небрежности, - а потом занять место одного из красных кругов. Эту маленькую небрежность, эту случайность Пер Амело потом использовал как фундамент для обвинений против нашей компании и Комиссии по морским делам. У него на глазах море уничтожило все: судно, людей, шлюпки, плоты и жестяные канистры - всё, кроме красно-белого круга и его самого. Он истолковал это как указание на предстоящую ему особую миссию. Овладевшую им панику, сверхмощную реальность, он разложил на элементы - выдуманные события и ложные утверждения, - начав с истории о своем предвиденьи.
