– Чем попусту брехать, лучше семь верст отмахать! – заявил трактирщик.
Поп-расторгуй принял его заявление к сведению и стал собираться в поход. А именно – глубоко вздохнул и хлопнул в ладоши, да так звонко, что нам уши заложило.
– Ну, – решился поп-расторгуй, – мне, пожалуй, пора идти в монастырь. А то получается как в книге известного австрийского писателя! Мы ходим-ходим, брешем-брешем, а к Замку не приближаемся.[21]
– Это тенденция всякого культурного мероприятия, – вставила Вендулка. – Цель гибнет под грудой обстоятельств.
– Поясните, – потребовал поп-расторгуй.
– Охотно! – отвечала Вендулка. – Некая женщина все время жаловалась, что, если бы не разные обстоятельства, она могла бы стать великим композитором. А так ей приходится отплясывать нагишом в захолустном трактире. «Жизнь, – говорила она, – меня выгнала на панель, а могла бы сложиться иначе!»
И вот надоело Боженьке слушать всякие россказни и решил Он сотворить чудо. Дал этой женщине два рояля и мужа-мецената, о котором говорили, что со своими деньгами он из медведя сделает приму-балерину. Однако медведь иногда хоть встает на задние лапы, а наша женщина, честно сказать, не знала, как подступиться к роялю. И, невзирая на вложенные средства, симфонии из нее не посыпались. А только стала она промышлять на панели, как прежде, потому что имела природную склонность к этому делу. Да и фигурой Бог ее не обидел.
Мораль сей притчи следующая: как задом ни верти, а от себя не уйти!
– Есть такая болезнь человечьего мозга – придумывать разную фигню! – подтвердил поп-расторгуй. – Можно облечь ее в философию и погубить свой разум окончательно. А можно сочинить роман и слегка поправиться!
– Вы это к чему? – нахмурилась Вендулка.
– Ни к чему! – развел руками поп-расторгуй. – Просто поддерживаю беседу на должном интеллигентном уровне.
– Эх! – заявил трактирщик. – Где наша не пропадала?!
– В каком, извините, смысле? – уточнила Вендулка.
– В смысле, рассказываю… – пояснил трактирщик. – В соседней деревне на бабу свалился горшок и повредил ей мозги. До этого времени ничем особенным она не выделялась, а тут принялась повторять: «Я ведь женщина умная! Я ведь женщина умная!» Ну, вылитый попугай, честное слово!
Обычно до тридцати лет всякая баба оперирует своей красотой, а после – практицизмом. То есть обнажается не целиком, а только местами, чтобы подчеркнуть их значение для супружеской жизни. Ну, приоткроет одну извилину, и достаточно, чтобы мужчина не спутал ее с корытом! А целыми днями вякать: «Я ведь женщина умная! Я ведь женщина умная!» – у баб в этой деревне было не принято. Ибо мозги здесь не самое главное. Что с ними дальше-то делать?!
Думали бабы, думали и в полном составе решили идти к терапевту. Поставили во главе колонны свою запевалу и с криками «Я ведь женщина умная! Я ведь женщина умная!» отправились в путь-дорогу. Да слегка заплутали! Поэтому походили они побродили часа четыре вокруг деревни, повякали-повякали и разошлись по избам.
Мораль сей притчи такова: когда женщина умная – это издалека слышно!
– Я надеюсь, – сказала Вендулка, – здесь нет никаких намеков?!
– Боже упаси! – поспешно заявил трактирщик. – Мои простые истории безо всякого линейного подтекста. А только для развлечения публики и веселого времяпрепровождения!
Тут я подумал, что эти люди достаточно надо мной поиздевались, и решил прекратить их бессмысленные беседы.
– Ночь на дворе! – заметил я. – Вы будете грабить монастырь или нет?!
– Обязательно! – заверил меня поп-расторгуй. – Только сведу вас в укромное место, оставлю там же свои продукты и сразу займусь делом. Так что, считайте, Петроний у вас в кармане! Следуйте за мной!
Тут поп-расторгуй развернулся, взвалил мешок с продуктами себе на плечи и двинулся по тропинке прочь от монастыря.
– Куда?! Куда?! – снова завопил я. – Монастырь-то там!
– А моя лачуга – там! – откликнулся поп-расторгуй и пальцем указал в обратном направлении. – Неужто я брошу деньги, да посреди леса?!
– Какие такие деньги? – насторожилась Вендулка.
– Которые содержатся у вас в карманах, – уточнил поп-расторгуй. – А вдруг на вас нападут разбойники? Время-то нешуточное! Зато у меня в лачуге вы будете как у Христа за пазухой!
– Разбойники?! – воскликнул трактирщик. – Да в этом лесу, кроме тебя, никаких разбойников больше нет!
– Ну, как знаете, – обиделся поп-расторгуй. – Или сидите в лачуге и дожидайтесь моего возвращения, или давайте залог и поминайте как меня звали! Что выбираете?
– Залог, – подсказал мне трактирщик и пояснил: – Так мы скорей от него избавимся!
– Лачугу, – скрепя сердце предпочел я.
И, следуя за расторгуем, мы двинулись по тропинке к его лачуге.
– А что с эстетической точки зрения лучше, – не унималась Вендулка, – предвкушение или неудовлетворение?!
– Хм, – заметил трактирщик и споткнулся.
– Предвкушение ведет нас вперед, а неудовлетворение – еще дальше! – заявила Вендулка. – И поэтому цель в искусстве недостижима!
– Смотря какая, – возразил трактирщик. – К примеру, мне для искусственного удовольствия надо напиться, утром опохмелиться, а вечером снова утолить жажду! Вот и получается, что я буквально топчусь на одной цели! По этому поводу существует притча о…
– Хватит-хватит!! – воскликнул я. – Мне уже дурно от ваших притч!
– Тогда я спою песню, – как ни в чем не бывало заявил трактирщик. – А то страшновато бродить в темноте по лесу.
– Отлично придумано! – поддержал идею поп-расторгуй. – Ты, трактирщик, начинай, а я стану весело подпевать. Дабы никто не подумал, что я замыслил какое-нибудь злодейство…
– Bene![22] – согласился трактирщик и заорал…
Трактирщик (хмельные куплеты):
Жил-был прилежный пивовар
У нас в монастыре.
Так он готовил свой отвар
С утра навеселе!
Нет лучше Пива ничего!
Да славится всегда
Святая Троица его —
Хмель, Солод и Вода!
Поп-расторгуй (душераздирающий припев):
Имеются в трилогии
Другие аналогии!
Другие аналогии,
Мадам и господа!
Другие аналогии
Там несколько убогие!
Там несколько убогие —
Хмель, Солод и Вода!
Трактирщик (хмельные куплеты):
В монастыре за речкой жил
Прилежный пивовар,
С утра пораньше привозил
В пивную свой товар!
Он был святым наверняка,
Поскольку никогда
Его не дрогнула рука:
Хмель, Солод и Вода!
Поп-расторгуй (душераздирающий припев):
Имеем в современности
Совсем другие ценности,
Совсем другие ценности,
Мадам и господа!
Пускай же в неизменности
Останутся для пенности,
Останутся для пенности
Хмель, Солод и Вода!
* * *
И вот, уважаемые дамы и господа, уж третий день мы с Вендулкой сидим в лачуге посреди леса за десять немецких миль от монастыря Святого Галла и дожидаемся попа-расторгуя, который отправился за рукописью Петрония Арбитра и словно провалился. Трактирщик снабжает нас продуктами, а я от нечего делать сочиняю «Фацеции»[23]. Вендулка их переписывает без помарок. А как сложатся дальнейшие обстоятельства, неизвестно. Дарует мне Бог долгожданную встречу с Петронием и его персонажами? Никто не знает…
Вот тот, в чьем доме сегодня предстоит нам возлежать за обедом! Это как бы прелюдия пира!
Петроний Арбитр. Сатирикон
С Йиржи Геллером я познакомился в 2001 году при довольно невыразительных обстоятельствах и с тех пор каждое лето гостил у него в загородном доме. За мной была закреплена комната на втором этаже, которую Йиржи Геллер называл «артистической», хотя ничего художественного и театрального там не было, кроме далеких планов. Я полагал, что когда-нибудь здесь напишу роман, а Йиржи Геллер грозился прикрутить мемориальную доску. Мол, «однажды летом на этом чердаке известный чешский литературный критик и кинематографист закончил свое произведение в прозе». Мемориальный текст изменялся в зависимости от погоды, и дождливыми вечерами от нечего делать он растекался в эпиграфическую поэму для десяти египетских пирамид. Зато в погожий, солнечный день – усыхал до наскального рисунка. Словом, эта памятная доска служила объектом для постоянных шуточек и филологических упражнений.
– Послушайте! – выкрикивал Йиржи Геллер под моими окнами. – А как вам нравится «видный чешский писатель и общественный деятель»?!
Я смотрел на свой ноутбук и улыбался.
– Или сразу напишем «классик чешской литературы»?! – не унимался Йиржи Геллер. – «Его романы были изданы на всех языках мира, включая эсперанто и кисуахили!»
