— Сколько стоит? — поинтересовалась я у грустной владелицы ларёчка.
— Эти? Двадцать долларов.
Штаны были, конечно, не фонтан, но все же довольно приличными, шерстяными, и даже итальянскими, если верить этикетке. Хотя, конечно, все равно из Турции, ну да неважно. В любом случае они были не хуже тех, что я перещупала десятками.
— А что так немного? — подозрительно спросила я.
— Так это с того года остались, никто не берет. Они хорошие, девушка, не сомневайтесь.
Я, хоть и сомневалась, штаны померила. Сидели они неплохо и на мне смотрелись даже ещё приличней, чем на вешалке. Такое редко бывает, и я их купила.
Теперь возникла дилемма — что делать с остальными деньгами? В своих метаниях по рынку я успела понять, что тут же можно попытаться подобрать и сапоги, и свитер. Вернее, или сапоги, или свитер — на все уже не хватало.
Резонно рассудив, что сапог под столом все равно не видно, а свитер — как раз наоборот, я быстренько нашла себе простенькую чёрную водолазочку (с ней почему-то было проще, чем со штанами) и пошла восвояси домой. И у метро даже позволила себе пир в «Макдоналдсе» — гулять так гулять.
В пятницу вечером, выходя из дому, я в последний раз оглядела себя в мутном зеркале. Очень, очень прилично. Простенько, но со вкусом. Прямо почти как раньше. Если, конечно, не принимать во внимание гадкие сапоги. И пальтишко, будь оно неладно. Но ничего, и с этим справимся потихоньку.
Ресторанчик был очень симпатичный, небольшой, умеренно модный, с восточной кухней. Я не была таким уж большим любителем восточной кухни, но разве же дело в этом… Не в этом, и не в новых брюках, и не в обстановке… Бог его знает, в чем было дело, но так хорошо и уютно мне давно не было. Может быть, оттого что Петя смотрел на меня ласковыми глазами, и говорил комплименты, и иногда касался руки, подливая вино в бокал. Хотя подумаешь — глаза, руки, эка невидаль, если вдуматься. А все равно…
Потом он подвёз меня до дому — почти до подъезда. Конечно, пришлось все-таки признаться, что с Валькой у нас временные сложности в отношениях, но вместе мы живём или нет — я пока не уточняла. Высаживая меня из машины, Петя сделал было робкий намёк на чашечку кофе, но я только брови подняла, и он более не настаивал.
А в целом вечер удался. Даже очень. Поэтому мы его спустя несколько дней повторили. И, так как моя жизнь не блистала разнообразием, а вечера были, как правило, свободны, через несколько дней ещё раз. Не могу сказать, что это вошло в привычку — для этого все-таки прошло слишком мало времени, но выходы «в свет», безусловно, встали на регулярную основу. И, надо сказать, очень украсили жизнь. Выходные перестали быть бесконечными, а пролетали так, что не заметишь. Оказалось, это очень здорово — знать, что есть человек, с которым приятно встретиться и который, главное, хочет видеть тебя. И во всем этом нет ничего ни запретного, ни плохого. Ну что может быть плохого во встрече со старыми друзьями? Или коллегами по работе — я же все-таки с Петей сотрудничала. Он, между прочим, заказал мне ещё одну статью, сам тему назвал. Нехватка денег как-то стала менее заметна на этом радостном фоне. Хотя, может, это ещё и потому, что Петя принёс мне гонорар. Сам принёс, без моей просьбы. Сказал — досрочно, в виде поощрения начинающим авторам. Очень любезно. Я даже матери долг отдала, хотя жалко было до безумия. Вот уж действительно — берёшь чужие на время, отдаёшь свои навсегда. Надо заметить, досада от расставания с такими необходимыми деньгами слегка затушевала мой сияющий вид, но все равно мама, кажется, что-то заметила. Во всяком случае, качала головою неодобрительно. Спасибо, хоть молчала.
В общем, время шло как-то быстро, довольно весело и совершенно незаметно. Наступил и уже даже перевалил за середину декабрь, все покрылось снегом, в воздухе запахло Новым годом и праздником — ещё одно забытое ощущение. Петя, похоже, сделал какие-то свои выводы по поводу моих отношений с Валькой, потому что намёки на кофе становились все настойчивей и отчётливей. В общем, я и сама не находила причин, отчего бы старым друзьям не выпить как-нибудь по чашке кофе вечером в пятницу, после посещения ресторана, в интимной обстановке Петиной холостяцкой квартиры. К себе мне все-таки его вести не хотелось, незачем пока это, а вот зайти к нему… Да хоть бы и в ближайшую пятницу…
В этот день мы пошли не в ресторан, а в ночной клуб. Довольно большой и модный, как объяснил мне Петя, — сама я в этом не разбиралась. Про рестораны ещё что-то понимала, а уж про эти заведения — совсем ничего. Я там никогда не была. По ночным клубам жён, вернее, супруг, не водят. Это — для девочек. И вот теперь я в этом качестве, наконец, сюда и попала.
Мне не понравилось. Прямо очень. Во-первых, громко. Музыка орала — себя самого слышно не было, не то что соседа. Накурено так, что дым стоит сплошной завесой. Потом — свет. То есть, вернее, не свет, а темнота, перебиваемая ярко-неоновыми вспышками, в которых все, что не было чёрным, казалось мертвенно-синим. А если к этому добавить мигание разноцветных лампочек вокруг эстрады, или танцпола, или как они там называют эту площадку в центре, так просто хотелось надеть чёрные очки. Желательно сплошные.
Еда, может, была и ничего, но вот вся эта обстановочка… Мне даже пришло в голову, что, может, Петька специально выбрал такое место, чтобы меня зомбировать и я не брыкалась бы потом насчёт кофе. Смысл в этом был. Попав из этой пыточной камеры на свежий воздух и в тишину, я могла бы от радости и вправду поехать куда угодно. Надо было, наверно, ему заранее сказать, что я и так не против, мучиться бы не пришлось.
С действительностью меня примирили, как это ни странно, танцы. С ума сойти. Я — и танцы. Такого сто лет не случалось, со времён школьных дискотек. А тут оказалось, что это очень здорово, что я страшно по танцам скучала, что медленный танец — это ужасно романтично и что если бы убрать все эти вспышки, взблески и людей вокруг…
Тут я их и увидела. Вернее, сначала — его. Гришу. Он сидел вполоборота ко мне, столика за три от нашего, и был совершенно поглощён беседой. С кем — я не разглядела, да мне, если честно, было не до того. Если Гриша, значит, и Валька здесь! Они вечно вместе ходят, «по делам фирмы» или «расслабиться». Кошмар! Сейчас они меня увидят, и что тогда будет! Надо срочно убегать.
Я уткнулась лицом в Петино плечо и стала из-за него осматривать зал, ища Вальку. В пределах видимости его не наблюдалось. Я вгляделась попристальнее в Гришиного соседа, и тут… Это был вообще не сосед, а соседка. Белокурая баба, чем-то знакомая мне. Боже праведный! Это была Марина!
Испуг во мне сменился дикой яростью. Вот мерзавка! Да как она посмела! Совсем с ума сошла. Откуда она вообще узнала Гришу, вернее, не Гришу, а про Гришу, про то, что я когда-то с ним… Стоп. Ничего не было, было и прошло, нечего узнавать. Но все-таки? Уж точно я ей не говорила, а он тем более не мог. Опять стоп. Конечно, не мог, ведь я — это она, вернее она — это я. Не мог же он мне — обо мне. Но тогда…
Мы развернулись в танце, и я оглядела сцену под другим углом. Сидят, шепчутся и держатся за руки. Свинство какое. Ну, шепчутся — это ещё понятно, тут, кроме как на ухо, и не поговоришь, но за руки… Очевидно, что у них роман. И это бы ещё ладно, хотя и гадость, но чтоб в публичное место пойти… Разве я могла бы… А Валька узнает…
И тут до меня дошло, что основная причина моей злости — это не ревность к Грише и не опасения за свою репутацию, а то, что они обманывают моего мужа. Вальку. Жена, можно сказать, и сотрудник. Первый зам и всякое такое. За его спиной. Кстати, интересно, а где же он сам? Время позднее, хоть и пятница. Хотя, наверное, тоже где-то шатается, расслабляется после трудной недели. Это только я, дура, сидела, как привязанная, в девять спать ложилась. Нет, но Марина-то какова. Так нельзя. Надо что-то делать. Надо ей сказать.
Тут музыка, по счастью, кончилась, мы вернулись за столик, и я обрела относительную свободу действий. Так. Во-первых, надо сесть, чтобы их видеть. Во-вторых, надо, чтобы меня саму не заметили. Быстро решив в уме эту тактическую задачу, я развернула должным образом свой стул, объяснив Пете, что мне так меньше бьёт по глазам. Теперь, наверное, надо дождаться, пока Марина выйдет в туалет, и отловить её там без свидетелей.
Минут через двадцать она поднялась и направилась к выходу. Я тоже вскочила, может быть, несколько нервно, пробурчала что-то типа: «Я сейчас», и кинулась вслед. Честное слово, Петя, наверное, решил, что у меня внезапный приступ поноса, ну да наплевать. Сейчас важнее другое.
Я поймала Марину уже в помещении дамского туалета, у зеркала. Она помаду подновляла. Ну и цвет, между прочим. Взбесившийся анемон какой-то.
Я дёрнула её сзади за руку и прошипела:
— Ты что делаешь? Совсем с ума сошла?
Тут я нечаянно глянула в зеркало и снова обалдела. Все-таки до чего же мы одинаковые. Даже при том, что на Марине красовалось нечто бордово-лиловое, а на мне моя единственная чёрная водолазка, наши отражения легко можно было бы перепутать. Это зрелище как-то охладило мой запал. Марина же, очевидно, за время случайной паузы успела прийти в себя и осознать, кто перед ней, потому что ответила мне вопросом же на вопрос:
