Еще ты спрашивала, что же самец игуаны, и я отвечаю тебе: он благоденствует, и игуана видимо довольна. Насколько близко теперь их знакомство, мне неизвестно, но они много времени проводят в зимнем саду в обществе друг друга.
Не знаю, что ответить тебе относительно рыцаря, носящего мои цвета. Его намерения для меня пока не ясны. С другой стороны, каковы бы они ни были, у меня пока также нет определенных намерений. Остается ждать развития событий.
На Валентинов день планов я пока не составила. Что собираешься делать ты? Это ведь только кажется, что до него много времени. Получила ли ты какие-то предложения? Фауна, заходившая вчера, сказала, что имеет уже предложения от нескольких кавалеров, но назвать их имена отказалась. Однако она купила уже потрясающее белье, специально для праздника – полуграцию «Триумф», трусики – ну, она сама тебе все покажет, я не сомневаюсь, и чулки, которые особенно мне понравились, черные в золотую полоску, 85 гривен в бутике на Новом базаре.
У Валентины в Валентинов день как раз день рождения. Думаю, что бы ей подарить. Может быть, чайный сервиз? Она хотела такой, с шестигранными блюдцами, белый. Говорит, очень благородно смотрится за эти деньги. Надо пойти посмотреть.
На этом я прощаюсь.
Не забывай меня, дорогая Флора!
Твоя навеки,
М.
Дорогая Флора!
Вот теперь меня все забыли. Даже Ора не приходит – сезон садовой клубники кончился, и клубнику ей теперь покупает в супермаркете некий прекрасный юноша. К сеньоре Ольге явился призрак ее покойного супруга, что-то давно его не было видно, и теперь сеньора при деле – с утра до вечера бранит его, как и при жизни. Рыцарь, носящий мои цвета, ушел в запой. Валентина целыми днями настилает паркет в кабинете Сергея Кивалова, по доллару за квадратный метр, ей вздохнуть некогда; рыцарь, являющийся мне в снах, не является по техническим причинам; игуана выходит замуж, ей не до меня; Оля Берендеева ищет новую квартиру, ей не до меня; Лулу пошла на курсы английского языка, и у нее нет свободного времени. Я даже позвонила Фауне, она всегда готова поболтать, но на этот раз Фауна велела быстро говорить, что мне нужно, потому что трубку возле ее уха держит маникюрша, а сама Фауна сушит ногти.
Вообще-то одиночество – это не так уж плохо. Есть много занятий на случай одиночества – рукоделие, стихосложение, караоке… нет, караоке в одиночестве – это уж я хватила, просто тоже дурацкое занятие. Инопланетяне вот прислали мне журнал на русском языке, там есть кулинарные рецепты, выкройки и очерки из истории их инопланетной культуры – ну, такой себе журнал для домохозяек. Некоторые рецепты даже осуществимы в наших условиях, вот, например, энергетические конфеты: инжир, финики, миндаль и грецкие орехи смешать в блендере, скатать такую колбасу, завернуть в пергаментную бумагу или фольгу, подержать в холодильнике, а потом нарезать кружочками. Еще там есть банановый торт, но для него надо яйца взбивать, лень возиться. Остальные рецепты содержат или исчезательный порошок, или вообще ингредиенты, которые нельзя достать. Или вот коктейль – ямайский ром, текила сауза, настойка валерианы и диет– кола в равных долях, подавать с лимоном, это же ни в какие ворота. Инопланетяне присылают много интересного. Кроме зарплаты, они всякий раз присылают неизвестные предметы. Некоторые я оставляю себе, но большинство отдаю Валентине. Так что у нее по квартире летает, например, искусственная пчела, крупная, с воробья, – очень занятная, но утомляет. Шарик, о котором я писала тебе, продолжает тикать, больше пока ничего не делает.
Кроме инопланетных развлечений есть еще зимний сад, о котором неплохо бы позаботиться, есть стирка, посуда не мыта с позавчера, пол не метен.
Еще можно включить все источники звука – телевизор, радио, диск еще какой-нибудь врубить, так, чтобы стало тошно от звуков.
Может быть, хотя бы ты придешь? У меня есть орехи и финики, скатаем эту инопланетную колбасу, черт с ней.
До свидания, дорогая Флора.
Приходи.
Твоя М.
Дорогие инопланетяне!
Вы просите написать об образовании.
Маленьких детей сначала отправляют в детский сад. Это их социализует. Там они научаются ябедничать и коллективно сидеть на горшках. Потом они учатся в школе. Школа – это такое место, где взрослые люди, не знающие, что делать с собственной жизнью, обучают несовершеннолетних разным вещам, причем теперь – на языке, на котором здесь большинство обучающих и обучаемых говорить не умеет. Как это возможно, не знаю, но это факт. После школы часть обученных начинает наконец учиться чему-то полезному, вроде токарного дела или парикмахерского искусства, но другая часть выбирает практически бесполезные занятия, наподобие психологии, философии или журналистики. К чему все это, я в точности не знаю, но некий смысл в этом безусловно есть, хотя пользы и не видно. Большой процент завершивших образование начинает тут же учить других. Принято считать, что они имеют на это право.
Знаете, когда я пытаюсь все это для вас систематизировать, то понимаю еще меньше, чем до того, как начала пытаться. Возникает вопрос, кто тут вообще инопланетянин – вы или я. Собственным образованием в свое время я изрядно пренебрегла, а когда заходит речь об обучении других хоть чему-нибудь, мне сразу хочется пойти повеситься. Я добрая, но в процессе образования своего места не вижу ни на одном из этапов, и это здорово меня раздражает. Лучшая форма обучения, по-моему, – это обучение во сне.
На этом прощаюсь.
Ваша М.
Здравствуй, рыцарь, являющий мне в снах!
В последнее время я так мало сплю, что ты не смог бы явиться, если даже хотел. Чем я занимаюсь ночью, в точности не могу сказать, но обычно одно из двух – или делаю что-то бесполезное, или пытаюсь уснуть и злобствую на себя. Это два основных моих занятия.
Рыцарь, совершал ли ты ошибки? Такие, чтобы всю жизнь потом мучиться? Думать потом – ну зачем я это сделал, лучше бы вот так или эдак, ах, если б я знал!
И ведь если тебе приходилось совершать фатальные ошибки, то в самый момент совершения их ты не мог не догадываться, к чему это приведет. Хотя бы какая-то часть тебя кричала, ну пусть шептала: нет! не делай этого! Мгновение, одно слово, движение – и все разбито и не подлежит восстановлению. Теперь можно все что угодно, и ты тупо, например, сидишь, уткнувшись в монитор, и не спешишь с работы домой, потому что все разбито, не склеишь и какая теперь разница, дома ты или на работе. Или ты дома и тупо смотришь опять же в монитор, и смысла выходить на улицу нет и не может быть, даже за пивом. Потому что какая теперь разница.
Если ты совершал ошибки, рыцарь, ты поймешь меня. Потому что вчера я совершила роковую, непоправимую ошибку. Я купила паспортистке коробку конфет «Монте-Кристо» за 28 гривен. Мне нужна была ее помощь, и я хотела заручиться ее благорасположением. И в тот момент, когда я отдавала ей конфеты, что-то внутри меня этому противилось. Но я все равно отдала их. А вечером встретила в магазине Фауну, которая между прочим поинтересовалась, решила ли я свою проблему с паспортисткой. Услышав про конфеты «Монте-Кристо», Фауна присвистнула: «Ни фига себе! А меня бы жаба задавила отдавать, они такие вкусные, эти конфеты, у них внутри ликёр». Теперь я не могу перестать думать о конфетах. Когда у меня снова заведутся 28 гривен, я могу купить себе точно такие же конфеты, но это будет уже не то. Уже ничего не исправить, и нет толку думать – ах, отчего я не купила ей конфеты «Люкс» за 7.50, что она в этом понимает, или «Пушкинский платан», сколько бы он ни стоил, меня все равно от одного названия передергивает. И теперь душа моя будет вечно тосковать по коробке конфет «Монте-Кристо» с ликёром внутри. Сколько бы я их ни съела, мне всегда будет казаться, что в той коробке конфеты были вкуснее.
И когда я не сплю и ворочаюсь с боку на бок, призрак конфетной коробки тревожит меня.
На этом прощай, о рыцарь.
Жду вестей от тебя.
Твоя М.
Дорогая Флора!
О том, о чем ты спрашивала, сказать практически нечего. Рыцарь, носящий мои цвета, по вульгарному выражению Фауны, не мычит и не телится. Между тем мне столько же лет, сколько тебе. Я знаю, что это совершенно не важно. Но меня выводит из себя тот факт, что и он тоже думает, что это не важно.
В остальном все неплохо. Разве что сегодня в парикмахерской мне сказали, что я похожа на Одри Тоту. Во-первых, она гораздо красивее, а во-вторых, она мне не нравится. Да и не хочется мне быть похожей на кого-либо. Интереснее было бы походить на запах, например. Вот я хотела бы быть похожей на запах канифоли. Или на запах виски. Или жареных семечек. Или на запах, черт ее возьми, Одри Тоту – если она, конечно, не пахнет, как кентавр. Рыцарь, носящий мои цвета, однажды сказал, что любит запахи. Так и сказал: «Я вообще люблю запахи. Хорошие. Хотя некоторые плохие тоже».