— Замри! — приказал Митя и усилием воли вызвал в себе импульс отрешения. Этому нехитрому охотничьему приёму его обучил в лесном лагере Алик Петерсон. Точно так маскировались лесные хищники, сливаясь с природой, превращаясь в её неразличимый фрагмент. Биолокаторы не обманешь, но если это живое существо… Наступила пауза абсолютного штиля, лишь где-то далеко в лесу высвистывала одинокая горлица, жалуясь на свою судьбу. Постепенно у Мити возникло ощущение, что перед ним не робот и не мутант, а что-то третье, совершенно неизвестное. Красноватые глазки чудовища пронизывали насквозь, ощупывали, но одновременно казались незрячими. Так продолжалось целую вечность. Чудовище не делало попытки напасть, Митя пребывал в прострации, Даша тихонько поскуливала на дне лодки. Однако она первая разгадала смысл происходящего. Пяткой потёрлась о его ногу.
— Оно нас не тронет. Надо плыть.
— Почему ты так думаешь? По-твоему, кто это?
Они оба говорили почти не разжимая губ, слова глохли на дне лодки.
— После, Митя, после… Греби потихоньку-потихоньку…
Митя медлил, не решался последовать её совету. Покой был жизнью, движение означало смертельный риск. Вдруг чудовище ожило, да ещё как. С лязгом щёлкнуло пастью, из отверстий по бокам головы вылетели струйки пара, подсинив неподвижную воду. Оно тяжко, по-человечески вздохнуло, обдав их такой вонью, как если бы включился дизель. Блестящие глазки вспыхнули и погасли, словно перегоревшие лампочки, и чудовище медленно, как и возникло, начало погружаться. Через мгновение поверхность озера разгладилась, по ней пробежали голубоватые искры, будто скользнули в разные стороны сотни ящерок-белохвосток, и уже ничто не напоминало о том, что под водой что-то таится — живое ли, мёртвое ли, но ужасное. Мираж исчез.
Митя сделал осторожный гребок, потом — смелее — второй, потом заработал вёслами с утроенной энергией. Не помня себя разогнались, причалили к берегу, спрыгнули на твердь и упали в траву, дрожа от пережитого страха. Даша прижималась к нему, в бездонной синеве глаз — восторг и упоение.
— Если хочешь знать, я совсем не испугалась.
— Да, я видел… Ты очень смелая девушка.
— А ты? Ты не хотел умирать?
«Матрёшка» в который раз проверяла, насколько она вочеловечилась. Изменённые не боятся смерти, она им неведома. Митя ответил уклончиво:
— Неохота помирать котлетой… Так кто это был?
Даша перевернулась на спину, мечтательно глядела в небо, разукрашенное сизыми облачками.
— Механический гуманоид. Мне клиент проболтался под паром. Из штатных. Последнее достижение бионики. Они несколько штук запустили на вольный выпас. Природная адаптация. Я толком не поняла, как их делают. Ну, вроде машине вживляют мозг рептилии. Я тогда страшно перетрухала: вдруг вспомнит, когда протрезвеет, чего нёс.
— Не вспомнил?
— Нет, я гада так обработала, маму родную забыл. Митя, у них бывают матери? Или они все клоны? Мы с девочками часто спорили. Вот…
— Заткнись, — попросил Митя. — Почему твой гуманоид нас не тронул?
— Разве ты не понял? Он подыхает. У него программу заклинило.
— Может быть, — уныло согласился Митя, поражённый (тоже не в первый раз) её кругозором.
Второй случай, когда их путешествие чуть не оборвалось, был совсем нелепый. Они очутились на открытом пространстве, пересекали цветущий луг и зазевались. Засмотрелись на очертания горной гряды, внезапно проступившей на горизонте, словно чёрное ожерелье. Когда услышали подозрительное металлическое жужжание, до леса оставалось метров сто. Побежали, но Даша споткнулась, подвернула ногу. Всё ту же самую, укушенную змеёй. Возможно, это их спасло. Поисковый вертолёт «Гепард» завис над ними, распластавшимися в траве, из люка высунулись два хохочущих негра. Улюлюкали, визжали, тыкали в них лазерными стволами, но стрельбу так и не открыли. Митя догадался почему. Это были знаменитые охотники за черепами, палить по неподвижным целям было ниже их достоинства. Поисковые «Гепарды» обычно занимались выслеживанием беглых руссиян, но частенько использовались для увеселительных прогулок, как, вероятно, было и на этот раз. Охотники кончили тем, что швырнули в них сверху несколько консервных банок, видно, на спор. Одна угодила Мите в плечо. Негры восторженно завопили. Потом захлопнули люк, вертолёт чихнул, развернулся по длинной дуге и исчез в облаках.
— Ну, — сказал Митя, — что с ногой?
Обследовали — растяжение связок, пустяк. Митя хмыкнул ядовито:
— Если на каждой кочке спотыкаться… Ничего, к зиме дойдём.
— Бежал бы один. Чего остановился?
Митя увидел в её глазах выражение, никак не соответствующее сказанным словам. Не сразу вспомнил, как это называется. Но всё же вспомнил — из детства. Уважение. Она смотрела на него с уважением. Почему? Что он такого сделал? Да уж сделал, конечно, не стоит хитрить перед собой. Нарушил первую заповедь выживания: спасаясь, думай только о своей шкуре, ни о чём другом. Правило такое же безусловное, как таблица умножения, которой заканчивается образовательный процесс в школах для туземного населения. Любое отвлечение на что-то постороннее ведёт к потере темпа, а в худшем случае — к разбалансировке всего внутреннего энергетического потенциала. Нарушил — и гляди как обернулось. Побежал бы и, наверное, спалённый лучом, сейчас валялся бы в траве грудой дымящегося мяса. Охотники за черепами владеют оружием в совершенстве, не промахнулись бы. Везенье или что-то иное? Некогда думать. В любую минуту вертолёт мог вернуться, капризы миротворцев непредсказуемы. Митя запихнул консервы в ранец, подал Даше руку.
— Ты не ответил, Митенька. Почему меня не бросил? Пожалел?
— Давай не будем, — сказал он.
По Митиным прикидкам, если делать в сутки по пятьдесят — шестьдесят километров, не ломать ноги и не поддаваться на Дашкины уговоры пожить денёк в каком-нибудь райском уголке, им оставалось преодолеть не больше тысячи километров. Никаких проблем. Поселения попадались всё реже, иногда за два-три дня не встречалось следов человеческого присутствия, зато леса и водоёмы превратились в продовольственные кладовые: грибы, ягоды, рыба, непуганая мелкая живность, которая сама шла в руки. В буквальном смысле. Однажды в речной заводи, зайдя по колено в воду, они с Дашей за полчаса накидали на берег с десяток то ли лещей, то ли жерехов, упитанных, жирных, вялых от перенасыщения радиацией.
В ту ночь, обожравшись рыбой, запечённой на углях, долго лежали без сна на еловой подстилке, любуясь звёздным небом. Обоим было хорошо, как никогда прежде. Наркотическая хмарь предыдущей бессмысленной жизни давно повыветрилась, и они чувствовали себя словно новорождённые. От этого было немного жутковато. Не убирая твёрдой ладошки из его руки, Даша нарушила привычное необременительное молчание.
— Зачем? — спросила с печальным вздохом.
— Что — зачем? — Митя, конечно, знал, о чём она думает, но хотел получить подтверждение.
— Зачем куда-то идти, когда можно остаться здесь? Погляди, Митя. Лес, река, тихо, чисто. Зверюшки ручные. Или тебе плохо со мной? Зачем возвращаться к людям? Они злые, отмороженные. Мне кажется, я раньше вообще не жила.
— Ты не жила, и я не жил. Разве в этом дело?
— А в чём, Митенька?
— Твои предки тоже не жили, дедки с бабками. Никто в России никогда не жил как хотел. Кроме приватизаторов. Это не причина, чтобы Димыча кинуть. Придумай чего-нибудь получше.
Митя не заметил, как мимоходом нарушил вторую заповедь изменённых. Не вдумывайся в слова — вот что она гласила. Хуже будет. Даша мягко попеняла:
— Ты слишком быстро вернулся, Митенька. Слишком быстро вернулся в прошлое.
— Ну и что?
— Ничего. Я рада… Но почему ты меня избегаешь?
— С чего ты взяла?
— За целый месяц у нас не было секса. Только один раз, да и то когда спал.
— Как это — спал и секс? Разве так бывает?
— По-настоящему только так и бывает. Всё хорошее нам снится, всё плохое происходит на самом деле.
Верная мысль, подумал Митя. Изменённые всегда счастливы, потому что живут с помрачённым сознанием. Им худо, если не удаётся вовремя принять очередную дозу, но это ерунда по сравнению с тем, что испытывает вочеловеченный. Множество страхов заново поселяются в его душе и отравляют жизнь. И главное, он всегда сознаёт, что ему не уцелеть в том мире, где восторжествовало зло.
… Настоящая беда, как и крупная удача, приходит всегда неожиданно. Оторвавшись от дикой Печоры, катящей отравленные воды вспять, они со дня на день ожидали, что вот-вот появятся из лесных сумерек сторожевые разъезды. Тому было много признаков. Всё чаще попадались следы от костров, на деревьях встречалиа засеки. Мелкий зверь сторожился, не кидался обморочно под ноги, ища знакомства. На рассвете ноздри улавливали горьковатый жилой дымок. Однажды откуда-то будто из-за тридевяти земель, донёсся собачий лай. В пространстве ощутимо присутствовал свирепый человеческий дух. Стояла макушка лета, они оба к концу пути превратились в дикарей. Исхудали до коричневого блеска, одежда истрепалась, глаза лихорадочно блестели. Оба знали, что дойдут, и не верили в это…
