— Ну и нечего устраивать истерику, — сказал Эйб коту, открывая шкафчик. — Можно подумать, ты умираешь с голоду.
Вообще-то Эйб не любил котов, но этот был исключением. Он не увивался вокруг людей, выгибая спину дугой и выпрашивая подачку, он был настолько независим, что у него даже не было имени. «Эй, ты», — окликал его Эйб, когда хотел привлечь внимание кота. «Иди-ка сюда, приятель», — звал Эйб, протягивая руку за банкой дорогушей кошачьей еды, про которую он обычно говорил, что только идиот станет тратить на нее деньги.
Конечно же, это был кот с историей, поскольку одного глаза у него не было. Лишился ли он глаза в результате хирургического вмешательства или же потерял в каком-нибудь из давних сражений, оставалось загадкой. Это увечье было не единственной отталкивающей чертой кота, черная шерсть у него на спине была в колтунах, а душераздирающее мяуканье напоминало скорее мычание коровы, а не мурлыканье, свойственное представителям кошачьего племени. Уцелевший глаз был желтым и мутным, его взгляд приводил в смущение каждого, на кого был нацелен. Сказать по правде, Эйб вовсе не огорчался тому, что кот поселился у него. Беспокоило только одно: Эйб начал с ним разговаривать. Хуже того, он начал прислушиваться к мнению кота.
Когда Джоуи заехал за Эйбом, что делал на протяжении последних четырнадцати лет, Эйб успел принять душ и одеться, но все еще никак не мог отделаться от сна.
— Что выглядит как вода, но ломается, как стекло? — спросил Эйб друга.
— Что за дурацкие загадки в половине восьмого утра? — Джоуи налил себе кофе. Он заглянул в холодильник, но молока, как обычно, не оказалось. — Там такая жарища, что от тротуаров валит пар. Подозреваю, Мэри-Бет заставит меня снова навешивать на окна ставни.
— Ну, угадай. — Эйб достал из шкафчика, где держал кошачьи консервы, коробку сухого молока и протянул Джоуи. — Я с ума схожу от этой загадки.
— Извини, приятель. Понятия не имею.
Хотя столовые приборы были немытые, а сахара в сахарнице на самом донышке, Джоуи наскреб ложку для кофе и кинул туда же слипшегося комками молока. Быстро выпил концентрированную микстуру из кофеина и сахарозы и подошел к раковине, чтобы поставить свою чашку поверх кучи грязной посуды. Мэри-Бет упала бы в обморок, если бы увидела, как Эйб содержит свой дом, но Джоуи завидовал способности друга жить в таком беспорядке. Чего он не мог понять, так это появления кота, который сейчас вспрыгнул на кухонный стол. Джоуи замахнулся на него газетой, но кот остался на месте и мяукнул, если, конечно, можно назвать мяуканьем те хриплые звуки, какие он издавал.
— Тебе жалко это отвратительное животное? Это поэтому ты его завел?
— Я его не заводил, — сказал Эйб о коте, потом насыпал в миску сухого молока, добавил воды из-под крана и поставил миску на стол перед котом. — Это он меня завел.
Несмотря на принятые таблетки, голова у Эйба гудела. Во сне он прекрасно понимал, о чем говорит ему дед. А когда проснулся, все стало бессмысленным.
— Что с тобой такое и что это за загадки? — спросил Джоуи, когда они пошли к машине и задняя дверь с грохотом захлопнулась за ними.
По дороге Джоуи загнал черный седан в автомойку, пристроенную к мини-маркету, и сейчас солнце сияло в капельках воды на крыше, отчего черный металл сделался похожим на стекло. Золотистый свет заливал Стейшн-авеню, пчела лениво летала над неухоженной лужайкой Эйба, которую он не стриг с июня. Все соседи Эйба были у себя во дворах, изумляясь погоде. Взрослые мужчины не сомневались, что прогуляют сегодня работу. Женщины, которые всегда были сторонницами машинной сушки, собирались развесить белье на веревке.
— Ты только посмотри, — сказал Эйб, глядя на глубокое сияющее небо. — Настоящее лето.
— Долго это не протянется. — Джоуи сел в машину, и Эйбу ничего не оставалось, как последовать его примеру. — К вечеру мы уже будем трястись от холода.
Джоуи завел мотор и, как только они тронулись с места, развернулся на сто восемьдесят градусов и поехал в город, свернув направо в проулок между Мейн-стрит и Дикон-роуд, где стояла гостиница. Сестра Никки Хамфри, Дорин Беккер, которая работала в гостинице менеджером, развесила на перилах несколько ковров, пользуясь прекрасной погодой, чтобы выколотить из них пыль. Она помахала им, когда они проезжали, а Джоуи посигналил, приветствуя ее.
— Как насчет Дорин? — Джоуи смотрел в зеркало заднего вида, как Дорин перегнулась через перила, закатывая ковер. — Она вполне бы тебе подошла. У нее прекрасная задница.
— Ты что, только эту часть тела и замечаешь? Наверное, потому что они вечно от тебя уходят.
— Я-то тут вообще при чем? Мы же говорим о тебе и Дорин.
— У нас с ней уже был роман в шестом классе, — напомнил Эйб. — Она со мной порвала, потому что я не умею брать на себя ответственность. Пришлось выбирать: или она, или Молодежная лига.
— Да, ты же был отличным подающим, — вспомнил Джоуи.
Эйб никогда не ездил в город этой дорогой, предпочитая срезать путь через западную часть города, таким образом полностью минуя его восточную часть. Гостиница обслуживала в основном приезжих, родителей учеников Хаддан-скул, приезжающих на выходные, или туристов, приехавших полюбоваться листопадом. Эйбу же гостиница напоминала о коротком и ненужном романе с девушкой из Хаддан-скул. Ему было шестнадцать, самый пик разгульного поведения, в тот год, когда погиб Фрэнк. Он был тогда совершенно безумен, все время проводил на улице, болтался часами по городу в поисках неприятностей, и, как оказалось, именно неприятностей искала и та девушка из Хаддан-скул. Она была из тех учениц, какими полнилась школа в те дни, хорошенькая и избалованная девушка, ничего не имеющая против того, чтобы подцепить местного парня и снять лучший номер с помощью кредитки своего папы.
Хотя Эйб предпочел бы забыть о том случае навсегда и ни разу не рассказывал о нем Джоуи, он помнил, что девушку звали Минна. Он подумал сперва, что она говорит ему о каких-то минах, и девушка долго смеялась над этим. Как бы там ни было, прошло уже много времени с тех пор, как он вспоминал об ожидании на гостиничной стоянке, пока Минна регистрировалась в гостинице. Когда они проезжали мимо гостиницы, он вспомнил, как она махала ему из окна снятого номера, совершенно уверенная, что он последует за ней когда угодно и куда угодно.
— У меня не было времени позавтракать, — сказал Джоуи, пока они ехали дальше.
Он потянулся мимо Эйба к бардачку, где у него было припрятано печенье «Орео». Он рассказывал всем, что это для детей, но его дети никогда не ездили в этой машине, и Эйб знал, что Мэри-Бет запрещает им есть сладкое. Люди все время так поступают, и разве это преступление? Большинство людей постоянно прибегают к маленькой невинной лжи, как будто бы правда — слишком простое блюдо, чтобы его готовить, как вареные яйца или яблочная шарлотка.
— Предположим, это не было самоубийством и несчастным случаем, тогда остается только одно.
Может быть, это раскрытые глаза мальчика так повлияли на Эйба. Невольно задумываешься, какие события запечатлелись в мозгу, что видел, чувствовал и знал мальчик в последние мгновения своей жизни.
— Старик, что-то ты этим утром весь в загадках. — В эту раннюю пору на улицах было пусто, поэтому Джоуи прибавил скорость, он до сих пор получал удовольствие от возможности превысить городское ограничение в двадцать пять миль в час. — Интересно, сможешь ли ты разгадать загадку, которую придумала Эмили? Как называется полицейский, у которого на голове кукурузный початок?
Эйб покачал головой. Он говорил серьезно, а Джоуи не желал прислушиваться к нему. Но разве они не общались всегда в подобной манере? «Не спрашивай, не рассказывай, не чувствуй ничего».
— Кукуруза на копе. — Джоуи закинул в рот очередное печенье. — Догадался?
— Все, что я пытаюсь сказать, — существует возможность преступного замысла, особенно в Хаддан-скул. Обычно все оказывается не тем, чем кажется.
В машину через открытое окно умудрилась залететь пчела и теперь размеренно билась о лобовое стекло.
— Ага, а иногда оказывается именно тем, чем кажется. Самое лучшее — сказать, что парень погиб в результате несчастного случая, но я сомневаюсь, что это так. Я просмотрел в школе его личное дело. Он то и дело попадал в лазарет из-за мигреней. Он принимал прозак и кто знает какие еще запрещенные таблетки. Признай, Эйб, он не был невинным маленьким мальчиком.
— Половина населения нашего города принимает прозак, но это не значит, что все они бросаются в реку или падают в нее или что там еще могло случиться. А откуда синяк у него на лбу? Он что, ударил себя по голове, чтобы затем утопиться?
— Знаешь, это все равно что спрашивать, почему в Гамильтоне идет дождь, а в Хаддане нет. Почему один человек поскальзывается на грязи и ломает себе шею, а другой проходит благополучно? — Джоуи взял пакет от печенья и прижал им пчелу к стеклу. — Пускай летит, — сказал он Эйбу, выбрасывая помятую пчелу за окошко. — Лети давай!
