— Пожалуйте, пожалуйте, вам для паспорта или...
Тогда я стал планомерно ему втолковывать, для чего пришел; он слушал меня внимательно, и по всему чувствовалось, что с первых же слов все отлично понял, однако же вскорости прервал меня вопросом:
— Простите, вы что, сами это надумали или же... — и добавил: — Боже, как вы мне напоминаете кого-то...
— Нет, меня сюда направил мой руководитель.
— Еще раз простите, но... я должен знать, кто такой этот ваш руководитель, что он за человек... И все-таки на кого же вы так похожи...
— Не прикажете ли доставить сюда моего руководителя? — попытался я прибегнуть к юмору, хотя, по правде сказать, был уже основательно взвинчен.
— Нет, нет, приводить не надо, просто охарактеризуйте его; двумя-тремя словами, чтобы я мог представить себе, с кем по сути имею дело...
— Ну, как вам сказать... Это вполне современный, видный собой молодой мужчина, весьма энергичный и деловитый... И хотя он достаточно молод, к нему уже прикрепили нескольких сотрудников и он повел работу с нами весьма и весьма успешно.
— Значит, по вашим словам, он очень хорошо начал?
— Да! — со злостью сказал я и повторил: — Именно что очень хорошо начал.
— Эх-ма, — с грустью проговорил он, — и маршал Эдмондо Бетанкур тоже о-очень хорошо начинал, а вот как он закончил, это тоже всем прекрасно известно.
— Какой маршал, о чем вы... — встрепенулся я.
— Да о Бетанкуре, маршале, не о толстяке же Аурелиано... — и хлопнул себя рукою по лбу: — Как же это я до сих пор не сообразил, вы ведь как две капли воды схожи с Аурелиано-толстым, только еще до того, как он вовсю расплылся. — И пораженно: — Фу ты, до чего же похож!
— На какого такого толстого, что еще за толстый... — разволновался я.
— На какого? Да на двоюродного брата маршала, ну, на того самого, которого сцапал Диего. Не припоминаете? На мужа Эулалии! Хм! Вот точно таким, как вы сейчас, он представлялся мне в свои молодые годы, прежде чем страшно оброс жиром... Какое поразительное совпадение... а я-то все думаю, где это я вас встречал?
И, можете себе представить, спрашивает:
— Вы возьметесь мне это объяснить?.
Глаза у него вовсю искрились. «Ненормальный он, что ли?» — подумалось мне сначала, но ведь сумасшедшего, разумеется, не стали бы держать на службе... И я сказал ему возмущенным тоном:
— Как вы смеете на работе... в нетрезвом состоянии, а?!
— Я? В нетрезвом состоянии?! — оторопел он и вдруг глянул на меня с укоризной: — Ааа, понял! Стало быть, вы не читали Бетанкурианы, верно ведь, да?
— Нет, — отрезал я. — Но, в конце-то концов, вы будете отвечать на мои вопросы?
— Охотно, охотно, с большим удовольствием... А историю Ансельмо? Варгаса Льоса, Марио...
— Нне-ет.
— А Кортасара?
— Эээ,.. Нет.
Я уже ждал порицаний, а он... он глянул на меня с завистью:
— Счастливчик!
— Это почему?
— Потому что вас ждет впереди такое великое счастье, а я его уже пережил. Э-эх...
— Какое счастье? Что за счастье?
— Да бог мой! — счастье первого прочтения. Выходит, вы латиноам...
— Но позвольте, — не выдержал я, — респондентом тут покамест, как будто являетесь вы?!
— А что это такое — респондент? — живо заинтересовался он.
— Это тот, кого спрашивают.
— Аа, а вам, значит, прибавляется «ко[18]»? Только в начале: ко-рреспондент...
— Нет, нет, я — интервьюер.
— Да, прошу прощенья, спрашивайте.
Но тут в ателье бочком протиснулся какой-то застенчивый клиент. Респондент извинился передо мной, помог клиенту снять пальто, приподнял ему двумя пальцами голову, заставил поводить глазами туда-сюда; оглядевшись, снял с меня галстук и подтянул его по шее клиента, включил очень яркий свет, сунул голову в огромный фотоаппарат, еще раз деликатно приподнял клиенту подбородок, приладил что-то к объективу, потом сразу же отнял руку, выкрикнул: «гоп!», снял с клиента галстук, распустив по нечаянности узел; протянул его с большой благодарностью мне, только я не сумел его надеть: «Не умею завязывать галстук, по утрам всегда прошу об этом брата», — и тогда он виновато промолвил: «И я тоже не умею», затем обернулся к перегнувшемуся набок клиенту, уже успевшему просунуть в рукав одну руку, со словами: «Не завтра, а послезавтра» выписал и вручил ему квитанцию, принял задаток — восемьдесят копеек, улыбнувшись, сказал: «Всего наилучшего, дорогой» и вновь предстал передо мной — с головы до ног одна сплошная готовность:
— Прошу прощения — рабочие часы... Так приступим.
Я скинул с анкеты тыльной стороной ладони галстук и приступил:
— Фамилия!
— Кежерадзе.
— Имя!
— Васико.
— Василий?
— Да, да, — смутился он, прошу прощения, ведь «ко» — это ваше: ко-рреспон...
— Я же сказал, что я не корреспондент, а ин-тер-вью-ер, — раздельно повторил я, — понятно? Год рождения!
— Двадцать девятый.
— Тысяча девятьсот... да? — переспросил я с усмешкой.
— Ну ясно.
— Пол!
— Меня зовут Василием! — в свою очередь усмехнулся он.
Я записал: «Мужск».
— Профессия...
— Художественная фотография.
Переходя наконец непосредственно к делу, я поставил перед ним следующий вопрос:
— Любите ли вы свою работу?
— Да так себе... — вяло и безразлично ответил он.
— Почему?
Он уставился мне в лицо, поглядел, поглядел на меня погрустневшими глазами и говорит:
— Я страсть как люблю литературу.
Какое-то время мы оба молчали. Затем я спросил:
— Специальную?
Он с улыбкой качнул головой:
— Нет, художественную литературу.
Я почувствовал себя довольно-таки неловко, но постарался не уронить собственного достоинства:
— Да, да, понятно, уважаемый, но до этого мы с вами еще дойдем, в анкету входят и такого рода вопросы...
— Нет, нет, — снова улыбнулся он, — до этого мы не «дойдем», потому что с этого все начинается и этим кончается.
— Что?!
— Да хотя бы и ваши вопросы — для респондента моего склада.
— Во-первых, с чего вы это взяли? — не на шутку озлился я. — Скажем, вот в настоящий момент я должен спросить вас о том, каковы коммунальные удобства в вашей квартире — очень хорошие, плохие или средние, какое же отношение может иметь к этому литература, да еще литература в узком смысле — художественная?
— Эва, — усмехнулся он, беззастенчиво засматривая в анкету. — Хотя в доме у нас нет центрального отопления, тем не менее условия у меня самые наилучшие, хотите, назовите их коммунальными, хотите как вам будет удобно иначе.
— Это как же так получается?
— А вот как: у меня дома имеется два огромных книжных шкафа, полки, удобное кресло и торшер — по-над самым плечом лампочка...
— Но ведь это же не суть коммунальные удобства!
— Для кого как... — и покосился на меня с пренебрежением: — Значит, художественная — это в узком понимании...
— Да, потому что существует еще литература документальная, научно-популярная, учебная...
— Брошюру пропустили, милейший...
— Хотя бы и так, хотя бы и так, — не сдавался я, ведь упорство, натиск — вот что самое главное. И двинул дальше: —Любите ли вы кинофильмы?
— Нет.
— Почему? — изумился я.
— Финансируемый конкурент.
— Чей?
— Да не нравятся, говорю, — больше радуют глаз, чем ум, вот почему.
Записав «нет», я перешел к следующему вопросу, который после предшествующего оказался совершенно неуместным:
— Какие фильмы вам особенно нравятся?
— С титрами, вам понятно? — окрысился он.
Злиться он, оказывается, умел не похуже меня, но и я тоже вовсю раскипятился. Однако тут вошел новый клиент, и человек, сказавший, что он страсть как любит литературу, весь охваченный гневом, невольно выместил какую-то его частичку на клиенте: «Садитесь, сядьте, говорю» и включил такой яростный свет, что аж лампочки жалобно загудели; потом порывисто вздернул сидящему подбородок и, вдруг смягчившись, погладил его по голове: «Вы-то при чем, извините, у вас тут немного волосы растрепались...» Поначалу несколько огорошенный, клиент миролюбиво улыбнулся, и меж ними воцарилось полное согласие — один сидел точно каменный, другой крутился подле фотоаппарата; «гоп», — сказал респондент, помог клиенту натянуть пальто, на что тот благодарно пробормотал: «Нет, нет, я сам», и с улыбкой протянул ему квитанцию, но не успел клиент осторожно прикрыть за собой дверь, как я, в крайнем изумлении, обнаружил, что на меня глядит совершенно другой человек, глядит с недоверием и вызовом...
— Если вам угодно, продолжим завтра, дело не убежит, — вновь попробовал я прибегнуть к юмору.
— Нет, нет, спрашивайте.
И уж тут я выбрал вопрос, который не должен был иметь ни малейшей связи с его увлечением. Я спросил так:
— Какого вы изволите придерживаться мнения касательно моды? Какого рода одежда вам по более по душе...
