Как будто все это ничего не значило!
* * *
Редкий я все-таки идиот, должен признаться.
Человек открывает женщине сердце – и что в итоге?
Разочарование.
Манипуляция.
Использование.
Меня тупо использовали сексуально.
Она воспринимала меня как предмет, как ничего не значащее Ничто.
Короткое соитие – и привет, спасибо за сотрудничество.
И еще это «в отличие от тебя мне утром рано вставать!».
И это злорадство, якобы незаметное!
Она даже не хотела разговаривать! Ничего не объяснила, почему уходит, – а только показала, кто тут хозяин. Вот теперь я хорошо вспомнил, почему мы расстались!
Она всегда такая была.
Сука! Холодная сука.
У женщин есть удивительная способность – они бьют тебя под дых именно тогда, когда ты особенно несчастлив и особенно нуждаешься в сочувствии и понимании. С ее стороны это было бездушно.
Я был настолько подавлен, что после ее ухода сделал себе еще коктейль. С джином. Который ненавижу, потому что от джина у меня на следующий день всегда ужасное похмелье.
А потом я включил телевизор и посмотрел три выпуска новостей подряд.
Я вернулся со встречи с Джери. Мы с ним немножко помолчали, немножко поразглядывали женщин. У Джери тоже нет в жизни счастья. Но у него, по крайней мере, есть работа, которую он любит.
Стоянку раскопали – укладывают какие-то трубы, неизвестно для чего, на свете и так грязно и мерзко. А теперь будет еще грязнее – с моих налогов. Я с трудом нашел свободное место и выдержал скандал с соседом с пятого этажа, который орал, что это его место и он всегда тут паркуется. Я ему объяснил как человек, что стоянка общая, а та часть, где я обычно парковался, вся перекопана. А он мне на это заявил, что это не его дело. Ну не его так не его. Я от него просто отвернулся и пошел к дому. А там двери закрыты и бумажка висит: «Входите через выход». И побрел я вокруг дома, потому что тут тоже сняли асфальт.
Что за страна!
Дома я лег на диван и решил не делать ничего. Совсем ничего. НИЧЕГО. Даже музыку не стал включать, потому что не хотел слышать стук снизу.
Телефон.
– Добрый день, пан, меня зовут Тереза Бабич, я разговариваю с хозяином номера?
– Спасибо, у меня есть интернет, и он меня устраивает.
– Я не из телефонной компании, я из юридической консультации «Волтар и Влотар». В последнее время вы участвовали в ДТП?
У меня ноги подкосились: ДТП?! Мама?!!
– Нет.
– А кто-нибудь из членов вашей семьи пострадал?
Я пострадал.
– Мне ничего не известно об этом. А в чем дело?
– Мы юридическая консультация «Волтар и Влотар», мы оказываем услуги пострадавшим в ДТП и в других случаях, добиваемся ускоренных выплат страховых сумм и обладаем огромным опытом в этой области.
– Спасибо, но у меня не было и в ближайшем времени не планируется несчастных случаев и ДТП.
– А может быть, кто-то из ваших соседей пострадал?.. – голос женщины полон надежды.
– Нет. У меня нет соседей, – говорю я злорадно и отключаюсь.
Единственный человек, который тебе звонит за целый день, – это дура, предлагающая какие-то идиотские услуги.
Такая страна.
И так день за днем.
Неудачник. Неудачник.
* * *
Весь свой блестящий ум и сообразительность я теперь направляю на то, чтобы моя собственная мать не жертвовала собой и Гераклом и не пыталась сосватать меня каким-нибудь случайным женщинам, счастье которых, по ее мнению, я должен был бы составить. Этого я вообще не могу понять – ведь я веду себя иногда так, словно мне опять четырнадцать лет, а иной раз так, будто мне как минимум пятьдесят и жизнь прошла мимо.
И все это выходит мне боком.
– Иеремушка, ты этого не замечаешь, ты знаешь, что я никогда не вмешиваюсь ни во что, – но ты в последнее время изменился.
Я не менялся.
Жизнь изменилась.
Она с каждым днем все отстойнее.
Я получил заказное письмо. Заказное! Вернее – уведомление о заказном письме. Иду на почту, там очередь человек пятьдесят. А говорят, что почта теперь не в моде, что люди друг другу писать письма перестали.
Одни старухи. Что они там делают? Неизвестно. Время убивают.
Я встаю в очередь. Авиапочта, оказывается, до сих пор действует. А еще, оказывается, люди здесь платят налоги и штрафы, потому что еще не знают, что через интернет это делать быстрее и спокойнее и не надо никому никуда идти и в очереди стоять.
Господи. А вот мое заказное письмо я по компьютеру получить не могу.
Стою и не думаю.
Стою.
Не буду нервничать, ведь выхода у меня все равно нет.
Передо мной стоит Серая Кошмарина.
Вот она подходит к окошку, ищет очки, берет ручечку, ей еще что-то нужно дописать… и еще что-то нужно дописать… и еще послюнявить, ага… а еще поискать что-то в бездонной сумке… покопаться в ней подольше, еще подольше… да где же оно… у нее же было два злотых вот тут, в кармашке… сейчас-сейчас она найдет, нет, не найдет, высыпет мелочь, начнет считать… и не отходит сразу, а еще стоит сопит, припоминает – не забыла ли чего, а еще беседует – люди добрые, помогите!
Но стою.
Такое бессмысленное времяпрепровождение человека может просто уничтожить, превратить его в ничто. Но стою, а что делать.
– Простите, вы стоите?
Нет, черт возьми, грибы собираю!
– Стою.
– Я за вами буду, ладно?
– Конечно.
Еще одна Кошмарина.
– Вы последний?
Только не последний!
– Нет, за мной еще пани в зеленом, но она вышла.
– Тогда я буду за той пани, только я присяду, – и старая Шляпа идет к стене.
Черт, черт, черт.
А ты стой тут как столб, если не сказать хуже.
– Вы стоите?
Да нет, лежу, как видите.
– Я за этим паном, – сообщает Шляпа, – но передо мной еще одна пани.
– Тогда я буду за паном.
* * *
Что за мир, что за жизнь…
И матушка еще говорит, что я изменился.
Я просто вырос. И вижу, что жизнь – это одно большое говно.
Чем человек старше – тем умнее.
Но я, конечно, этого ей не скажу – потому что она моя мать. А мать, как известно, у человека одна.
– Тебя просто не узнать, правда, Геракл?
Геракл не подтверждает и не отрицает. Он меня просто не выносит. Всегда, когда я прихожу и, чтобы сделать матери приятное, разумеется, только поэтому! – пытаюсь его погладить, он убегает и пищит, как будто я с него шкуру снимаю. Я знаю, что чихуашки очень нервные, – мне мамуля об этих «чудных, мимимишных малюськах» все рассказала. Единственной их защитой является этот вот жалобный писк. Когда я первый раз услышал этот визг, который из себя исторг Геракл, – я был уверен, что случайно раздавил его дверью от кухни. Но нет, на самом деле песик только выражал протест – он просто не желал оставаться в кухне один.
Нет, иногда он, конечно, ко мне подходит – вот штаны у меня, например, зашиты, потому что он схватил, когда я не видел, меня за штанину, – но с одной единственной целью: чтобы что-нибудь мне разорвать, разодрать, вывернуть наизнанку.
– Милый, он тоже чувствует, что ты не счастлив. Это просто его способ обратить на себя твое внимание.
Вот хрень!
Мама в последнее время стала такую чушь пороть подчас…
– Приезжай, милый, завтра к семнадцати.
Понятно, что придется ехать, ведь не поеду – обидится.
Что ж творится-то…
* * *
Ну и само собой.
Приезжаю уставший, в чем есть, с очередного вызова к каким-то идиотам, которые не знают, как пользоваться пультом, а отвалить за телевизор шесть кусков могут себе позволить, вхожу к матери в квартиру – а она наряженная, накрашенная, стол накрыт, и за столом сидят какие-то пожилые люди, а во главе стола – девушка, которую я вижу первый раз в жизни, на столе вино и праздничное угощение.
Я впадаю в панику, мозг у меня начинает лихорадочно работать: сейчас весна, значит, это не день рождения, день рождения у матери точно где-то осенью… и не именины – ее Юстина зовут, а у Юстины именины тоже осенью… об именинах я помню! Но сейчас-то что?
– А вот и Иеремиаш, – говорит матушка, как будто открывает третью пол-литру.
Я стою в дверях, в рабочей одежде, и выгляжу здесь удивительно некстати – прямо не пришей рукав… и конечно, от этого краснею.
– А это мои друзья из Канады, Крыся и Вацлав. И их дочка, Инга. Поздоровайся, милый, – командует матушка.
Я бы и рад поздороваться, но на такие фразы мой организм реагирует всегда одинаково – как бык на красную тряпку. Теперь я не хочу с ними здороваться, а хочу дать им пинка и отправить их туда, где раки зимуют.
Но, разумеется, я вежливо кланяюсь господам из Канады и девице из Канады, чувствуя себя Гераклом, который бегает вокруг меня и задирает ко мне свою морду, – он так же вот вежливо лапку подает гостям, и те смеются всегда.