Он купил билет, но вместо того, чтобы пройти в зал, где уже начался сеанс, задержался в вестибюле, делая вид, что любуется рекламными анонсами. В действительности же его глаза были прикованы к входу: он незаметно следил за всеми опоздавшими зрителями. Прошла, видимо, дружная супружеская пара, за ними спешила сеньора с дочерью и какой-то старичок, державший под мышкой туго набитый портфель. Казалось, никто не следил за Макале, но тем не менее его радар продолжал принимать тревожные сигналы…
Макале поднялся по лестнице, вошел в зал и остановился, стараясь разглядеть в темноте свободное кресло. Партер был почти полон. К счастью, на помощь к Макале пришла билетерша с фонариком. Яркий пучок света, танцуя по ковру, осветил свободные места в середине одного из первых рядов. Макале стал пробираться между креслами, не обращая внимания на жалобы обладателей мозолей и раздраженные возгласы потревоженных сеньор.
Макале занял одно из двух свободных мест, на которые ему указала билетерша. Демонстрация кинохроники закончилась. Вот уже добрый десяток лет, как посетители кино смотрят эти надоевшие футбольные соревнования между двумя столичными командами – всегда одно и то же, но в разных вариантах. Затем замелькали кадры из нового фильма, который скоро выйдет на экраны: банкир не доверяет жене, управляющий его конторой приглашает жену патрона поужинать в ночном ресторанчике, а шулер из Бронкса уже успел поцеловать хорошенький ротик машинисточки из Манхэттена.
Перед сонными глазами Макале проходили первые кадры кинофильма. Как он называется? На языке янки его название должно было бы звучать так: «Подонки, мордобой, пальба, стадо быков и наследство!», но на португальский для добропорядочного партера оно переводилось следующим образом: «Милый, мое сердце так печально!» Глядя на экран, Макале видел придорожный трактир и привязанных у двери лошадей. В зале, наполненном густым табачным дымом, мужчины в широкополых шляпах и клетчатых рубашках кружками пили черную жидкость, которая почему-то называлась коньяком. Нагнувшись над стойкой, рыжий буфетчик подсчитывал выручку. Некая певица, одетая по моде тех времен, когда Иуда еще болел корью, в шапочке набекрень и в платье с рукавами, похожими на окорок, выкрикивала сальности.
В это время какой-то опоздавший зритель, пробравшись к свободному креслу, сел рядом с Макале. Невольно повернув голову, негр рассмотрел, что вновь пришедший был человек лет сорока, одетый в белое, с гладкой яйцеобразной лысиной. От незнакомца исходил резкий запах Духов. Прошла минута, другая. Когда бывший повар попытался вновь уловить нить событий развертывавшейся на экране драмы, он услышал приглушенный, но энергичный голос соседа:
– Не шевелитесь, Макале!
Негр повернулся к нему; неизвестный снова повторил:
– Не шевелитесь, Макале. Я – Жоаким…
– Жоаким или Просперо?
– Это одно и то же. Я видел, как вы вошли, и последовал за вами. Я хочу спросить, где то, о чем мы оба знаем?
Макале ответил в том же тоне:
– А я вас спрашиваю, где вы спрятали шкатулку, которую Карола передала вам ночью через забор.
Жоаким принужденно улыбнулся.
– Послушайте, это старый прием, он всем известен. Меня на эту удочку не поймать. Если вы не отдадите мне мою долю, вам не поздоровится!
С соседних мест зашикали, послышались раздраженные возгласы:
– Тише!
– Дайте же слушать!
– Какая невоспитанность!
Но, несмотря на это, спор разгорался.
– Хорошенькое дело! Вы получаете из рук Каролы весь куш, прячете его и исчезаете, а потом, чтобы не быть в ответе, чего-то требуете от товарищей! Нас обмануть не удастся!
– Ну, это вам так не пройдет… Мне пришлось выйти из игры, а вы и рады… Думаете воспользоваться моим несчастьем?… Не выйдет! Да, я упал, но я еще поднимусь!..
Публика стала проявлять нетерпение.
– Прекратите это! – послышался чей-то раздраженный голос.
– Грязное белье стирают дома! – откликнулся Другой.
– Разве в этом кино нет полицейского? – громко на весь зал спросила какая-то женщина.
Просперо предложил:
– Пойдем куда-нибудь, где можно спокойно поговорить.
Он поднялся. Макале последовал за ним. В конце зала с левой стороны находился ярко-красный занавес и наверху небольшой указатель со светящимися буквами. Просперо отодвинул занавес и прошел вперед, за ним скользнул Макале. Они оказались на выложенной кафелем площадке, куда через грязные витражи проникал скудный свет. Здесь никого не было.
Негр, рассмотрев своего бывшего сообщника, не мог не подивиться его внешности. Каташо был настоящим артистом маскировки. Одетый в элегантный полотняный костюм и лакированные туфли, со шляпой в руках, он предстал перед опытными глазами Макале столь же непохожим на шарманщика, как и на помощника комиссара полиции Просперо. Если бы Макале довелось встретить Жоакима на улице, он ни за что не узнал бы его. Возможно, это неузнанный Жоаким толкнул его локтем на тротуаре. Наверно поэтому у Макале и возникло впечатление, что за ним следят. Его радар не ошибался…
Неподалеку от них, справа, виднелась незаметная дверь с надписью: «Для дам». За низким барьером начиналась цементная лестница, ведущая в подвальное помещение. На стене над лестницей надпись: «Для мужчин» – и стрелка, указывающая вниз, в подвал. В воздухе стоял запах креолина. Просперо спустился на несколько ступенек, то же самое проделал и Макале; оба были слишком возбуждены, чтобы искать более подходящее место для разговора. Жоаким остановился; остановился и Макале.
– Давайте поговорим начистоту!
– Вот именно!
– Шкатулка, которую мне ночью передала через забор Карола, содержала только камни. Слышите, камни! А объяснение этому простое. Я даже вижу выражение ваших лиц, когда вы вчетвером обмозговывали заговор против простака Жоакима… Что, не так?
– Вы говорите глупости…
– Мне все ясно. Карола вынула шкатулку из тайника и, пока ждала условленного часа, чтобы отдать ее мне, заменила ценности щебнем, собранным тут же, на дороге… Вы спрятали деньги и алмазы, а немного спустя она подала мне шкатулку, наполненную камнями. На Сухаря возложили слежку за мной, а Куика, чтобы окончательно вывести меня из игры, побежал в полицию и натворил там бед. В результате: я, ваш главарь, обворован своей же собственной шайкой.
– Заткни рот, Свистун!
– Меня ограбили, но я не позволю, чтобы надо мной смеялись. Я способен…
– Договаривай, договаривай… если сможешь…
И оба, сцепившись в драке, покатились по полу. Спустя полминуты главарь был отброшен в угол, его лысая голова бессильно свесилась на грудь. Какая-то женщина, выходившая из туалета, испуганно вскрикнула. Потом бросилась к занавесу и, очутившись в зале, завопила истошным голосом:
– Караул! Тут двое убивают друг друга!
Макале поспешил привести себя в порядок, вытер платком лицо, поправил воротничок, спокойно отодвинул занавес и вернулся в зал. На экране все шло своим чередом. Певица рыдала в своей артистической уборной, сколоченной из плохо пригнанных досок, а какой-то негодяй яростно стучал в дверь рукояткой хлыста. И певица все дрожала, дрожала…
Но никто больше не интересовался картиной. В зале начался переполох, между тем киномеханик не прекращал вертеть ленту. Со всех сторон требовали:
– Зажгите свет! Свет!
У Макале хватило времени растолкать локтями людей и сесть в кресло с противоположной стороны зала… Рядом с ним оказалась неугомонная мулатка, страстно желавшая узнать, что произошло.
– Что там случилось, приятель?
– Я из любопытства заглянул туда. В общем ничего особенного… Драка на экране, драка в жизни… Правда, нет дыму без огня…
– Да ну!..
– Не хотите ли выпить чашечку кофе, чтобы успокоиться?
– С удовольствием. Вы платите?
– Плачу. Но с условием, что при выходе вы будете вести себя паинькой, поняли?
Оба засмеялись…
Бимбо, находившийся среди зрителей, покинул свою новую подругу, легкомысленную старушку, у которой все пальцы были унизаны кольцами:
– Я пойду принять меры.
– Только осторожно, миленький!
Он подбежал к кассе и с начальственным видом стал наводить порядок.
– Я из полиции. Почему не зажигаете в зале свет?
– Администратор уже пошел распорядиться.
– Подвиньте сюда телефон, я хочу позвонить.
Кассир поспешил выполнить требование. Полицейский дважды набирал номер, пока ему удалось соединиться.
– Говорит агент Бимбо. Он самый. Я нахожусь сейчас в «Альгамбре». В уборной ранен или убит неизвестный. Пришлите сюда дежурных! Очень срочно! Хорошо! До свидания!
Бимбо вернулся в зал и приступил к исполнению служебных обязанностей, выкрикивая для всеобщего сведения:
– Внимание! Я из полиции!
Зажегся свет, экран поблек, изображение исчезло. Зрители вопили, браня администрацию. Женщины, причитая, теснились у выхода. Бимбо направился к площадке за занавесом и, чтобы проложить себе дорогу в толпе, показывал прикрепленный к внутренней стороне лацкана значок:
