Мерцающий человек смотрел в дальний угол хижины, и Молли ринулась вперед. Три легких шага — и она уже у него за спиной. Лезвие меча легло сбоку на его шею. Один рывок — и Молли рассечет его до позвонков.
— Шевельнешься — сдохнешь, — сказала она.
— He-а, — ответил мерцающий мужик. Клинок торчал у него перед носом примерно на фут, и он осмотрел лезвие. — Мне нравится твой меч. Хочешь мой посмотреть?
— Только попробуй — точно сдохнешь, — сказала Молли, параллельно прикидывая, что такое повторять вообще-то не нужно. — Ты кто?
— Разиил, — ответил Разиил. — У меня не Господень меч, не беспокойся. Не города уничтожать, обычный. Карать одного-двух врагов зараз или закусь резать. Ты любишь салями?
Молли не очень понимала, что ей делать дальше. Этот мерцающий Пират Песка, похоже, нисколько ее не боится — на самом деле ему совершенно все равно, что она держит бритвенно-острый клинок у самой его сонной артерии.
— Ты почему ко мне в окно заглядываешь посреди ночи?
— Потому что сквозь деревянную стенку я не вижу.
Молли дернула обоими запястьями. Клинок плашмя хлопнул Разиила по виску.
— Ай.
— Кто ты и зачем ты здесь? — повторила Молли.
Она уже отвела клинок, грозя ему новым шлепком, но Разиил в тот же миг шагнул в сторону, развернулся и откуда-то из собственной спины выхватил меч.
Молли помедлила всего секунду, приблизилась и резко опустила клинок — на сей раз настоящий выпад метил ему в плечо. Разиил парировал удар ответным выпадом. Молли сделала боковой замах, целя в левую руку. Разиил успел подставить свой меч и отразил удар — клинок Молли скользнул вдоль его руки, а не поперек. Хорошо заточенный «таси» выхватил длинный лоскут из рукава дождевика, а с ним — и ломоть плоти из руки.
— Эй, — сказал ангел, удивленно глядя на затрепетавшую на ветру ткань.
Крови не было — только темная полоса там, где раньше была кожа. И Разиил кинулся рубить и кромсать, его меч описывал символы бесконечности в воздухе перед ним: он гнал Молли через сосновую рощу к дороге. Она танцевала, отступая, некоторые удары парировала, от других уворачивалась, огибала деревья, ногами загребала мокрую хвою. Она видела только своего мерцающего противника — теперь и меч его сиял, а тьма вокруг сгустилась так, что Молли полагалась лишь на память и шестое чувство. Отражая один выпад, она зацепилась пяткой за корень и потеряла равновесие. Падая спиной, Молли сделала вид, что разворачивается, дабы не упасть окончательно. А Разиил — по инерции — не остановился: меч его в замахе искал цель, что секундой назад находилась в двух футах выше, и потому ангел наскочил прямо на клинок Молли. Она замерла, пригнувшись; ее клинок шел наверх, прямо сквозь Разиила и еще фута на два торчал из его спины. Так они и застыли; ангел нависал над нею, насаженный на ее меч. Как две собаки, на которых следует вылить ведро воды.
Из полуприседа Молли аккуратно вытянула меч и молниеносно развернулась, готовая нанести удар милосердия, который рассечет противника от ключицы до бедра.
— Ай, — сказал Разиил, не сводя глаз с дыры у себя в солнечном сплетении. Меч он бросил на землю и вложил в рану персты. — Ай, — повторил он, глядя на Молли. — Таким мечом нельзя тыкать. Таким мечом не полагается тыкать. Так нечестно.
— А тебе полагается умереть, — ответила Молли.
— He-а, — сказал Разиил.
— Смерти нельзя говорить «не-a». Это небрежный аргумент.
— А ты в меня мечом ткнула и порезала мне плащ. — Ангел поднял поврежденную руку.
— А ты подкрался к моему дому среди ночи и подглядывал. А потом еще и мечом махал.
— Я тебе его просто показывал. Он мне вообще не нравится. На следующее задание лучше пращу возьму.
— Задание? Какое еще задание? Тебя Ниггот послал? Он, кстати, больше не моя верховная сила. Мне такая поддержка не нужна.
— Не страшись, — сказал Разиил. — Ибо я — посланник Господа, явился принести вам чудо Рождества.
— Ты — кто?
— О, не страшись!
— Да с чего ты взял, что я страшусь, недоумок. Я тебе только что по заднице надавала. Ты, значит, что — утверждаешь, будто ты ангел?
— Явился принести рождественскую радость дитяти.
— Так ты рождественский ангел?
— Я принес вести о радости великой, что охватит всех людей. Вообще-то нет. На сей раз эта радость только для одного мальчика, но речь я выучил заранее, поэтому чего ей пропадать.
Молли несколько расслабилась. Кончик японского меча теперь смотрел в землю.
— А что это на тебе светится?
— Благодать Господня, — ответствовал ангел.
— Ёшкин кот, — сказала Молли и хлопнула себя по лбу. — А я тебя убила.
— Не-а.
— Слушай, хватит мне тут некать. Может, тебе «скорую» вызвать, или священника, или чего-нибудь?
— Я заживляюсь. — Ангел протянул руку, и Молли увидела, как слабо светящаяся кожа затягивает рану.
— Только вот за каким чертом ты здесь?
— У меня миссия…
— Да не здесь на Земле, а здесь в моем доме?
— Нас привлекают полоумные.
Первым позывом Молли было отсечь ему голову, но по зрелом размышлении она уверилась: посреди соснового леса, под леденящим дождем, на пронизывающих ветрах она действительно стоит голая с мечом в руке и разговаривает с ангелом. Так что второго пришествия он не объявил. Она и впрямь полоумная.
— Может, зайдешь тогда? — спросила она.
— А у тебя есть горячий шоколад?
— С мини-зефиринками, — ответила Малютка Воительница.
— Благословенны будь мини-зефиринки. — Ангел, показалось Молли, едва не лишился чувств.
— Ну, тогда пошли, — сказала она и зашагала вперед, бормоча себе под нос: — Поверить не могу… я убила рождественского ангела…
— М-да, с этим пудельком ты опростоволосилась, — сказал закадровый голос.
— He-а, — сказал ангел.
— Подтащите пианино к двери! — завопил Тео.
Засовы на двустворчатой двери уже почти искрошились в щепу, и буфетный столик из месонита прогибался под ударами того, чем недомертвые пользовались как тараном. Вся церквушка содрогалась от толчков.
Роберт и Дженни Мастерсон — хозяева «Морского рассола: наживки, снастей и отборных вин» — покатили пианино из угла у новогодней елки. Оба они пережили несколько жутких моментов в истории Хвойной Бухты и в критических положениях голову не теряли.
— Кто-нибудь знает, как заблокировать колесики? — громко спросил Роберт.
— Все равно двери нужно заложить, — сказал Тео и повернулся к Бену Миллеру и Начо Нуньесу — они, похоже, в битве решили держаться друг друга. — Парни, поищите чего-нибудь покрепче.
— Где они взяли таран? — спросил Такер Кейс. Он осматривал резиновые тормоза на колесах пианино, прикидывая, куда и что в них можно забить.
— Половину леса уже свалило ветром, — объяснила Лена. — У монтерейских сосен нет стержневого корня. Мертвяки, видимо, нашли такую, которую смогли поднять.
— Переверните его на спину, — сказал Так. — И подоприте им стол.
Таран снова ударил в двери, и те подались дюймов на шесть. Стол, поддетый под тяжелые латунные задвижки, гнулся и трескался. В проем лезли три руки, половина лица и полувытекший глаз в сгнившей глазнице.
— Толкайте! — заорал Такер.
Они с разбегу придвинули пианино к столу, и двери захлопнулись, невзирая на торчащие конечности. Таран ударил снова, щель расширилась, а мужчины отлетели назад. У защитников щелкнули зубы. Вновь потянулись недомертвые руки. Так с Робертом снова навалились на пианино и закрыли двери. Дженни Мастерсон оперлась спиной об инструмент и оглядела зрителей — человек двадцать стояли вокруг, очевидно боясь пошевелиться.
— Чего стоите, ебучки бесполезные? Помогите заложить двери. Если они сюда ворвутся, вам тоже мозги высосут.
Пять человек посветили друг на друга фонариками, будто инспектируя: «Мне? Тебе? Нам?» — затем пожали плечами и кинулись двигать музыкальный инструмент.
— Нормально вы их взбодрили, — сказал Так. Его теннисные туфли пищали по сосновым полам, пока он толкал.
— Спасибо, я с публикой умею, — ответила Дженни. — Официанткой двадцать лет.
— Ох да, вы ж нас обслуживали у «Г. Ф.». Лена, это наша официантка, помнишь?
— Рада вас видеть, Дженни, — сказала Лена как раз в тот момент, когда таран ударил в двери снова и сшиб Дженни с ног. — Я вас не встречала на йоге…
— С дороги, с дороги, с дороги! — пропел Тео.
Они с Начо Нуньесом волокли из задней комнаты восьмифутовую дубовую скамью. За ними Бен Миллер боролся с такой же в одиночку. Несколько мужчин, удерживавших баррикаду, сломали ряды и кинулись ему на подмогу.
— Подоприте ими пианино и прибейте гвоздями к полу, — распорядился Тео.
Тяжелые церковные скамьи косо уперлись в заднюю стенку инструмента, и Начо Нуньес заработал молотком.
