— То есть, от этого лечат?
— Конечно. Хотя гомосексуализм исключен из международного списка психических заболеваний, люди продолжают испытывать серьезные проблемы со своей сексуальной идентичностью.
— Тебе попадались такие клиенты?
— Да, — кивнула Света, и её улыбка сделалась лукавой. — Я, конечно, не психиатр, но мне приходилось с этим сталкиваться. И знаешь, какой я сделала вывод? Если мужчина преодолевает такие наклонности и женится, он чаще всего становится прекрасным мужем и заботливым отцом.
Сразу вспомнив сестру, Марьяна покачала головой.
— Не знаю, мне трудно в это поверить.
— Почему же нет, если человек твердо решил изменить свою жизнь? Такое случается. Многие устают вести двойную игру, вечно лгать или скрывать свою ориентацию. Гомосексуалам редко удается построить прочные отношения друг с другом, а вечная смена партнеров приводит к разочарованиям и стрессам. В конце концов, изначальная тайна бытия — в союзе мужчины и женщины, от которого рождается новая жизнь, и от этого факта никуда не деться. Умная и любящая женщина может дать мужчине опору, доверие, понимание, а это намного больше, чем дает ему гомосексуальный опыт. Ради этого многие жертвуют мимолетным наслаждением, которое оставляет после себя только чувство вины и стыда.
Марьяна понимала, что Света говорит ей именно то, что она хочет услышать. Но эти рассуждения так совпадали с её собственными мыслями, что не было сил сопротивляться соблазну поверить подруге. Ей не понравились только последние слова о жертве и наслаждении.
— Всё-таки для мужчины очень важен секс, — заметила она. — Да и для женщины тоже. Нельзя сходиться только из-за дружеских чувств, если люди не монахи.
Света взглянула на неё чуть внимательней, чем обычно.
— Из этого я заключаю, что у вас с Измайловым пока ещё ничего не было.
Марьяна почувствовала, что краснеет.
— При чём здесь Измайлов?
— А разве не при чём? — Светлана разломила ложечкой бисквит. — Кстати, в отношении него я не стала бы применять все эти теории. Он избалован женским вниманием, был неудачно женат, часто имел дело с надоедливыми влюбленными женщинами. Так что для него опыт с юношами — скорее, просто эксперимент, в который он немного заигрался. Думаю, он сам начал это чувствовать. Ты, конечно, могла бы использовать этот шанс. Хотя, на мой взгляд, Антон Сирож…
— Я не хочу больше слышать про Сирожей! — неожиданно для себя вспылила Марьяна. — И про Измайлова тоже. Ты говоришь так, будто я гоняюсь за женихами… А я не желаю быть посмешищем. У меня есть достоинство и принципы. Я привыкла жить одна. Я много работаю, у меня есть обязательства перед людьми. И раз уж так сложилось, поздно что-то менять…
— Кто говорит, что ты гоняешься за женихами? — чуть преувеличенно удивилась Света. — Напротив, на твою руку и сердце претендуют два интересных, состоявшихся мужчины, здесь нет ничего смешного или унизительного для твоего достоинства. И что значит — «так сложилось»? Что за фатализм? Человек должен бороться за свое счастье, это его право, даже долг.
«Тебе легко говорить», — подумала Марьяна, с неприязнью разглядывая миловидное лицо под меховой шапочкой, вдруг вспомнив, что Светлана когда-то отбила своего мужа у другой женщины. Вслух же произнесла:
— Мне кажется, наш разговор зашел в тупик. Я поняла, что не готова пока обсуждать эти вещи. Я должна сначала разобраться в себе.
Словно кошечка, почуявшая вкусный запах, Света чуть раздула ноздри и сощурила глаза, подведенные тонкими стрелками в уголках.
— Ты чего-то не договариваешь? Случилось что-то важное? Марьяна, ты должна держать меня в курсе, иначе я не смогу тебе помогать!
Марьяна взяла свою сумку с соседнего стула и достала кошелек, чтобы расплатиться за кофе.
— Прости, поговорим в другой раз. Давай я возьму тесты — может, отвечу, когда будет свободная минута. Я тебе позвоню.
Света сделала движение, словно собиралась схватить её за руку, но в последний момент удержалась, потянулась с поцелуем.
— Конечно, дорогая, звони в любое время. Была рада увидеться. Хотя должна сказать, что очень волнуюсь за тебя…
«Волнуйся за себя», — мысленно ответила Марьяна и направилась к выходу.
Было уже около шести, когда она поднялась в свой кабинет и вызвала секретаршу с бумагами на подпись. Вместе с заявками и письмами та принесла пухлый конверт с логотипом «Фэшн-Хауса».
С удивлением обнаружив в конверте рекламу какого-то венгерского университета, Марьяна ощутила досаду и хотела выбросить буклеты в мусорную корзину, но всё же догадалась прочесть сопроводительное письмо. Венгерская сторона подтверждала намерение направить своих студентов на практику в Петербург. Взамен университет в Будапеште готов был принять троих выпускников школы моделей Дорошевского для обучения по программе «Менеджмент и управление в сфере моды и дизайна».
Такое решение проблемы сперва показалось Марьяне слишком уж ловким. Георгий словно снимал с себя ответственность и перекладывал её на руководство «Фэшн-Хауса». Но, поразмыслив, она пришла к выводу, что этот вариант хорош тем, что позволит избежать лишних пересудов и вполне удовлетворит каждую из заинтересованных сторон.
Джазовую вечеринку, что-то вроде «квартирника», устраивал ностальгирующий по прошлому их общий знакомый и арендатор площадей. В трехсотметровом двухэтажном лофте, удачно разделенном на жилые, гостевые и рекреационные зоны, собралась разномастная публика. Люди их с Георгием круга составляли меньшинство, в основном приглашены были музыканты и художники со своими богемного вида спутницами, по большей части некрасивыми и немолодыми.
Марьяна не слишком любила джаз, в особенности экспериментальный — то есть громкий, немелодичный, дискомфортный. Именно такую музыку исполнял здесь (проездом из Лондона в Москву) культовый саксофонист, когда-то ленинградец, а теперь гражданин мира. Завесив лицо седыми волосами, он исторгал из своего сверкающего инструмента то кошачье мяуканье, то скрежет, и Марьяна едва могла переносить агрессивный натиск звуков, но всё же не решалась предложить Георгию уйти. Тот явно получал удовольствие от происходящего, и вспомнил о галантности только когда она, не выдержав пытки саксофоном, выбралась по лесенке на открытую площадку крыши.
На каменных плитах лежал снег, было зябко. Георгий снял пиджак, накинул ей на плечи.
— Тебе не нравится? — спросил он, глядя ей в лицо с каким-то веселым и хищным выражением. — Музыка толстых?
— Нет, нравится, но слишком громко и накурено, — соврала она, обходя инсталляцию, сваренную из стальных листов и напоминающую гигантский кактус. — Но ты, если хочешь…
Они как раз зашли за выступ конструкции, скрывшись от посторонних глаз.
— Чего я хочу, так это тебя, — заявил он, резким движением привлекая её к себе.
Марьяна давно ожидала этой минуты, но всё равно задохнулась от удивления, когда его пахнущие алкоголем губы влажно прижались к её рту. Его поцелуй — нагловатый, властный, хозяйский — был словно глоток кипятка. Если бы он не держал её, крепко обхватив руками, она бы пошатнулась — так сильно у неё закружилась голова.
— Ух, — сказал он, отрываясь от её губ, но не разжимая объятий, — всё, поедем ко мне.
— Нет, я не могу, — как-то глупо возразила она, высвобождаясь, поправляя блузку, делая множество лишних суетливых движений.
Он снова взял её за плечи, заглянул в лицо.
— Возражения не принимаются.
— Это слишком серьезно для меня, Георгий, — проговорила она, стараясь овладеть собой. — Если я поеду, это будет значить, что должно быть продолжение… Я не хочу потом жалеть о минутной слабости. И давать тебе лишний повод для тщеславия…
— А ты, оказывается, трусиха, — усмехнулся он. — Пойдем, я замерз. Никто не будет ни о чем жалеть. Сейчас позвоню водителю. У меня есть бутылка шабли хорошего года. Есть неплохой коньяк.
— На меня ты тоже поспорил на коньяк? — пробормотала Марьяна, чувствуя, что не может больше сопротивляться.
— Вижу, тебе нравится выставлять меня этаким Печориным. Это чрезвычайно лестно, но не отражает сути вещей.
Они уже вернулись в комнату, где как раз объявили перерыв, после которого саксофонист должен был выступать дуэтом с другим музыкантом. Марьяна так и не узнала, на каком инструменте играл второй, держащий в руках странной формы коробку. Попрощавшись только с хозяином, они вышли на лестницу, и Георгий снова хотел поцеловать её, но Марьяна с усилием отстранилась. Она чувствовала, что вся дрожит.
— Домой, домой, по набережной и быстро, — велел Георгий водителю, сжимая её руку в темноте салона.
Они действительно доехали очень быстро, в полном молчании. Георгий помог ей выйти, что-то сказал шоферу. Как под гипнозом, она вошла за ним в лифт, затем в квартиру, и только в прихожей остановилась, прижавшись к двери спиной. Сердце её билось где-то в горле, готовое выскочить из груди, но голова оставалась ясной.
