Сначала ты начал цепочку событий, которые разрушили мою жизнь. Сейчас ты принялся за ее жизнь.
Меня стошнило прямо перед этим самым домом. Меня трясет, я чуть ли не касаюсь головой сточной канавы.
В конце концов, ты тоже посмотрел на меня и побледнел… Ты выглядел измученным и уставшим, а в глазах была пустота… Или боль?
— Оставайся здесь сколько захочешь, — говорит Тони.
Не переживай, Тони, я не испачкаю твою машину.
Джастин, детка, я не говорю, что это полностью твоя вина. Мы оба с тобой к этому причастны. И ты, и я могли все остановить. Любой из нас. Мы могли спасти ее, судьба даровала этой девушке два шанса, но мы оба ее подвели.
Меня обдувает прохладным ветерком.
Так о чем же эта запись, Джастин?
Ты скажешь, что не о тебе, а о том парне. Ведь то, что он сделал, гораздо, гораздо хуже твоего бездействия. Безусловно, да. Но кассеты должны продолжать переходить из рук в руки, а если я отправлю их ему, цепочка прервется. Подумай об этом.
Он изнасиловал девушку… и если он узнает, что мы в курсе этого, он тут же смоется из города.
* * *
Мне все еще плохо, поэтому я стараюсь дышать как можно глубже. Вдох-выдох. Вдох-выдох.
Сижу, откинувшись в кресле, но дверь по-прежнему открыта, на всякий случай.
— Почему ты? — спрашиваю я. — Почему ты стал хранителем кассет? Что ты сделал?
Мимо нас проезжает машина, и мы оба наблюдаем, как она скрывается за поворотом. Проходит еще одна минута, прежде чем Тони начинает говорить.
— Ничего, — отвечает он. — И это правда.
Впервые после того, как мы общались в кафе «У Рози», Тони смотрит мне прямо в глаза. И я вижу, что он плачет.
— Дослушай эту запись, — просит он. — И я тебе все объясню.
Я молчу.
— Закончи с ней. Ты уже близок к финалу.
* * *
Так что ты о нем сейчас думаешь, Джастин? Ты его ненавидишь? После того, как он ее изнасиловал, он по-прежнему твой друг? Да, но почему?
Ты знал, что он всегда был соблазнителем, что он пользовался девушками, а потом выкидывал их, как изношенное белье. Но для тебя он всегда был другом. И чем больше ты с ним тусовался, тем больше он казался тебе похожим на того парня, которого ты всегда знал, так?
А если он такой же, как раньше, то он не мог сделать ничего плохого.
Отлично! Замечательные новости, Джастин! Потому что если он не делал ничего плохого и ты не делал ничего дурного, тогда и я тоже ничего не сделала.
Ты понятия не имеешь, как бы мне хотелось, чтобы я не имела отношения к тому, что жизнь этой девушки разрушена. Но это не так.
Мы приняли в этом участие. Хотя, ты прав, ты ее не насиловал. И я тоже. Это сделал он. Но ты… и я… мы позволили этому случиться.
Это наша вина.
* * *
— Вот и все, — говорю я. — Теперь-то расскажешь, что случилось?
Достаю из кармана шестую кассету и заменяю ею ту, что стоит в плеере.
Тони вытаскивает ключи из зажигания. Ему нужно что-то теребить, пока он говорит.
— Все то время, что мы ехали и просто сидели в машине, даже когда тебя тошнило, я пытался придумать, как тебе рассказать, — начинает он.
— Ты заметил, что я не испачкал твою машину.
— Угу, — улыбается он, глядя на ключи. — Спасибо. Я это ценю.
Закрываю дверь машины, кажется, мне стало лучше.
— Она пришла ко мне, — говорит Тони. — Это был мой шанс.
— Для чего?
— Клэй, ты же знаешь, из-за чего мы здесь.
— У меня тоже был шанс. — Снимаю наушники. — На вечеринке. В то время как мы целовались, у нее началась истерика, а я и не догадывался, в чем причина. Я мог бы что-нибудь для нее сделать.
В машине темно и тихо. Окна закрыты, а окружающий мир, похоже, замер.
— Мы все виноваты, — говорит он. — По крайней мере, отчасти.
— Итак, она пришла к тебе…
— С велосипедом. С тем самым, на котором ездила в школу.
— С голубым, — вспоминаю я. — Дай-ка я догадаюсь — ты опять копался в машине?
— Кто бы мог подумать, — смеется он. — Но она никогда раньше ко мне не заходила, поэтому я был несколько удивлен. Но мы вроде немного общались в школе, поэтому я не придал этому особого значения. Что было странно, так это причина, по которой она зашла.
— Почему?
— Она хотела отдать мне свой велосипед. — Я не вижу выражения его лица, так как он отвернулся, но слышу, как глубоко и тяжело он дышит. Его слова повисли в воздухе. — Она хотела, чтобы он остался у меня. Ей он был больше не нужен. Когда я спросил почему, она просто пожала плечами. Это был знак. Но я его не заметил.
— Она раздавала свои вещи.
— Она сказала, что я был единственный, кому, как ей казалось, был нужен велик. — Тони кивает головой. — Я водил самую старую в школе машину, сказала она, и если тачка вдруг сломается, у меня должен быть запасной вариант.
— Но эта крошка ни разу не ломалась, — говорю я.
— Да что ты, с ней постоянно какие-то проблемы, — отвечает он. — Просто я всегда все быстро чиню. Я сказал Ханне, что могу взять велик только при условии, что она возьмет у меня что-нибудь взамен.
— И что ты ей дал?
— Никогда этого не забуду, — говорит он, глядя на меня. — Ее глаза, Клэй. Она смотрела на меня не отрываясь и вдруг разрыдалась. Она ничего не делала, мы просто разговаривали, как неожиданно у нее по щеке потекла слеза, потом еще одна. — Он смахивает слезы и проводит рукой по губам. — Я должен был что-нибудь сделать. Она давала нам знаки, но мы не хотели их замечать.
— Что Ханна хотела за свой велосипед?
— Она спросила, откуда у меня кассеты, которые постоянно играют в машине. — Тони наклоняется вперед и делает глубокий вдох. — И я рассказал, что записываю их сам на стареньком папином магнитофоне. — Он делает паузу. — И она спросила, нет ли у меня какого-нибудь оборудования, которое может записывать голос.
— О боже.
— Например, диктофона. Или чего-то похожего. Я не поинтересовался, зачем он ей, просто велел подождать, пока схожу за ним.
— Ты дал ей диктофон?
— Клэй, я понятия не имел, что она собирается с ним делать!
— Стой-стой-стой. Я тебя ни в чем не обвиняю, Тони. Но она даже не намекнула на то, что собирается сделать?
— Как ты думаешь, сказала бы она мне, если бы я спросил?
Нет. К этому времени она уже все для себя решила. Если бы она хотела, чтобы ее кто-нибудь остановил, спас от самой себя, она знала, что может обратиться ко мне.
— Она бы ничего не сказала, — соглашаюсь я.
— Через несколько дней, — продолжает Тони, — когда я пришел домой после школы, то увидел на крыльце коробку. Я отнес ее в комнату и начал слушать запись. Но это была какая-то ерунда.
— Она оставила тебе какую-нибудь записку?
— Нет. Только кассеты. Я ничего не мог понять, потому что в тот день у нас с Ханной был общий урок, и я помню, что она была в школе.
— Что?
— Поэтому когда ко мне попали записи, то я их быстро перемотал, чтобы узнать, упоминается ли в них мое имя. Но его там не было. И тогда я узнал, что она оставила мне второй комплект пленок. Поэтому я поспешил позвонить ей домой, но никто не отвечал. Тогда я позвонил в магазин ее родителей, узнать, нет ли ее там. Они спросили, все ли у меня хорошо, потому что, уверен, голос мой звучал немного странно.
— Что ты им сказал?
— Сказал, что что-то не так, что им нужно поскорее ее найти. Но я не мог объяснить почему. — Он набирает в грудь побольше воздуха. — А на следующий день она не пришла на занятия.
Я хотел сказать ему, как мне жаль, что я не могу представить, каково ему было. Но затем я подумал о том, что будет завтра в школе, и понял, что все это мне тоже предстоит — увидеть людей, о которых рассказывает Ханна, в первый раз после того, что я о них узнал.
— Вернулся домой я рано, — рассказывает Тони. — Притворился, что нехорошо себя чувствую. На самом деле так оно и было, я не мог прийти в себя еще несколько дней. Но когда я снова смог пойти в школу, Джастин Фоли уже выглядел как черт. Потом Алекс. И тогда я подумал: хорошо, большинство из них заслуживают этого, поэтому я буду делать то, о чем она просила, и удостоверюсь, что вы все услышали то, что она хотела сказать.
— Но как тебе это удается? — спрашиваю я. — Как ты догадался, что кассеты у меня?
— С тобой было проще простого, — отвечает он. — Ты украл мой плеер, Клэй.
Мы оба рассмеялись, и мне стало легче. Это похоже на смех на похоронах, неуместный, но такой необходимый.
— А вот с другими пришлось помучаться. Я бежал к машине, как только звенел последний звонок, и подъезжал к лужайке перед школой как можно ближе. Пары дней было достаточно, чтобы прослушать записи. Поэтому, зная, кому сейчас должны достаться кассеты, я ждал пока он, или она, выйдет из школы, после чего приветственно махал ему рукой и звал по имени.