Ознакомительная версия.
Гэбриэл пожал плечами:
— Вы просто не обратили на нее внимания.
— Я совершенно уверена, что бардачок был пуст, когда я положила туда пистолет, — решительно заявила Алиса.
— Господи! Пуст, не пуст, какая разница!
— Мне казалось, что мы друг с другом откровенны.
Кейн вздохнул.
— Вы правы. Машинку мне дал кузен Барби. Очень славный парень. Он собирает «Hot Wheels».[17] У него сотни три машинок, не меньше. Забавно, правда?
— Да уж, ничего не скажешь, забавно, — повторила Алиса, сверля своего спутника взглядом.
Гэбриэл повысил тон, не скрывая недовольства:
— А что тут такого? Парень хотел сделать мне приятное, подарил машинку. Я взял, не хотел обидеть. Жест вежливости, ничего больше. Может, не будем тратить на обсуждение машинки целый вечер!
Алиса взорвалась:
— Прекратите делать из меня идиотку! Какого черта вы мне впариваете, что вы так понравились друг другу с этим парнягой, что он подарил вам свою коллекционную машинку! К тому же с нее еще ценнник не содран!
Гэбриэл злобно посмотрел на спутницу и нервно закурил, достав сигарету из-за уха. Глубоко затягиваясь, он задымил весь салон. Табачный дым пришелся Алисе не по вкусу, и она была вынуждена опустить стекло.
Алиса по-прежнему не сводила глаз со своего спутника, вглядываясь в его темные глаза, в искаженное гневом лицо, пытаясь добиться правды, проникнуть в очередную тайну.
И вдруг она все поняла. Истина открылась ей словно по наитию.
— У вас есть сын, — тихо проговорила она, будто говорила сама с собой.
Гэбриэл замер. Воцарилась тишина. Алиса настойчиво проговорила:
— И эту машинку вы купили для него.
Она повернула голову и посмотрела на Гэбриэла. Его черные глаза поблескивали, точно нефть, готовая загореться. Алиса поняла, что ступила на минное поле.
— Да, это правда, — признался он, вновь затягиваясь сигаретой, — у меня маленький мальчик. Я хочу его порадовать. Это запрещено?
Алису поразила его стыдливость. Ей даже стало как-то не по себе, и она совсем не была уверена, что хочет продолжать разговор. И все же, сама того не ожидая, тихо и ласково спросила:
— И как же его зовут?
Гэбриэл увеличил звук радио и набычился. Он не ожидал вторжения на свою личную территорию.
— Мне кажется, мы заняты совсем другими проблемами, Шафер!
Лицо у него стало отчаянно грустным, он поморгал глазами, а потом неохотно выдавил из себя:
— Его зовут Тео, ему шесть лет.
По интонации Гэбриэла Алиса поняла, что тема для него очень болезненна.
Она посочувствовала напарнику, сделала радио потише и попробовала хоть как-то его порадовать.
— Очень славная машинка, — сказала она, взяв в руки «Шелби». — Ему понравится, я уверена.
Гэбриэл грубо вырвал у Алисы из рук игрушку и выкинул в окно.
— Глупость все это! Сына я больше никогда не увижу!
— Что вы такое говорите, Гэбриэл?!
Алиса вцепилась в руль, стараясь заставить Кейна затормозить. Не пожелав с ней бороться, он и в самом деле резко затормозил, пристроил машину на обочине и выскочил из нее.
В зеркальце Алисе было видно, что он пошел назад. Теперь они ехали по узкой дороге, которая серпантином спускалась в долину. Алиса видела, что Гэбриэл уселся на большой камень, который нависал над склоном и был похож на нос корабля, рассекающий открытое небо. Гэбриэл докурил одну сигарету и прикурил от нее другую. Алиса тоже вышла из машины, подобрала выброшенную игрушку и подошла к Гэбриэлу.
— Простите меня, я очень сожалею, — сказала она, опускаясь рядом на камень.
— Не садитесь, здесь опасно.
— Если опасно для меня, то опасно и для вас.
Алиса наклонилась вперед и увидела озеро внизу. Призрачное золото осени ясно отражалось в его зеркальной воде.
— А почему бы вам не увидеться с сыном?
Гэбриэл неопределенно махнул рукой.
— Он живет в Лондоне со своей матерью. И вообще это долгая история.
Алиса вытянула из пачки Гэбриэла сигарету, но никак не могла зажечь ее из-за сильного ветра. Гэбриэл протянул ей свою, зажженную, и в этот момент, когда Алиса не ждала никаких откровений, выложил все, что было на сердце.
— Я не всегда работал в ФБР. Прежде чем пройти конкурс, я был простым полицейским в Чикаго. — Он прищурился, позволяя себе отдаться потоку воспоминаний. — В этом городе я родился и там встретился со своей будущей женой. Мы оба выросли в квартале Украинское село, где живут эмигранты из Восточной Европы. Спокойное местечко на северо-западе от Чикаго-Луп.
— Вы работали в отделе убийств?
— Так точно, но в южных кварталах. В самой горячей зоне города: Энглвуд, Нью-сити… — Он сделал глубокую затяжку и только потом снова заговорил: — Дурные места, кишащие гангстерами, люди там живут в страхе и безнадежности, и полиция мало кому может помочь. Все территории поделены между маленькими хозяйчиками, которые мнят себя Тони Монтана и держат всех в страхе пистолетами-автоматами.
Давнее прошлое встало перед Гэбриэлом как живое. То самое прошлое, от которого он хотел держаться подальше, но волей-неволей сейчас погрузился с головой.
— Вам никогда не казалось, что мы, полицейские, работаем на мертвецов? Если хорошенько подумать, они наши настоящие подопечные. Перед ними мы чувствуем себя должниками, перед ними отчитываемся. Они не дают нам спать по ночам, пока мы не отыщем убийцу. Именно за это и упрекала меня жена. «Все свое время ты проводишь с покойниками, — говорила она. — Ты никогда не бываешь на стороне живых». И по сути, она права…
Алиса прервала Гэбриэла, не дав ему закончить свой монолог.
— Вот уж неправда! Все наоборот. Мы работаем ради их близких, ради людей, которые любили ушедших. Работаем, чтобы их траур не был для них непрестанным ужасом, чтобы справедливость восторжествовала, чтобы убийцы не убивали вновь!
Губы Гэбриэла сложились в улыбку, выражающую сомнение, и он продолжил рассказ:
— И вот однажды я решил, что буду реально помогать живым людям. В Энглвуде я чуть ли не каждый день сталкивался с ребятами, которые работали в одной посреднической ассоциации. Работали там изрядные чудаки, в основном социальные работники и бывшие рецидивисты, выходцы из этого квартала. Они решили объединить усилия и делать то самое дело, на какое мы, представители закона, перестали быть способны: улаживать сложные ситуации, снимать напряжение, сглаживать конфликты. А главное — спасать тех, кого еще можно спасти.
— Молодежь?
— В общем, да, парней, девиц, которых еще не сожрали наркотики. Порой эти волонтеры рисковали и действовали, переходя границы законности. Я не раз помогал им «вытягивать» молоденьких проституток, снабжая их поддельными паспортами, небольшими деньгами, конфискованными у дилеров, билетами на поезд, чтобы уехать на Запад, адресом, где поселиться, возможностью найти работу…
«Как Поль…» — невольно подумала Алиса.
Лес отражался в глазах Гэбриэла, придавая его взгляду волнующую напряженность.
— Я был убежден, что приношу пользу, и не задумывался, на кого посягаю. Решил не обращать внимания на предупреждения и угрозы, которые стал получать. А надо было, потому что сутенеры и наркобароны не шутят, когда посягают на их собственность.
Гэбриэл продолжал свой рассказ, время от времени ненадолго замолкая:
— В январе 2009 года младшая сестра моей жены собралась на уик-энд поехать с подругами покататься на лыжах, хотела так отпраздновать день рождения. Она попросила одолжить ей нашу машину, и мы, разумеется, согласились. Как сейчас вижу, я стою на веранде, машу ей рукой и кричу: «Будь осторожна, Джоанна! Не играй с огнем на лыжных трассах!» В тот день на ней была лыжная шапочка с помпоном. Щеки разгорелись от холода. Ей должно было исполниться восемнадцать, в ней так и кипела жизнь. Джоанна села за руль, повернула ключ, чтобы завестись, и на наших глазах машина взорвалась… Бандюги из Энглвуда поработали с моей машиной…
Гэбриэл замолчал и стал закуривать новую сигарету от докуренной, потом снова заговорил:
— На следующий день после похорон сестры моя жена уехала из дома вместе с сыном. Поселилась в Лондоне, где у нее есть родня. Очень скоро она потребовала развода, и меня стали плющить адвокаты-питбули, которых она наняла для своей защиты. Меня обвинили в насилии, алкоголизме, посещении проституток. Нашлось немало подкупленных свидетелей, были использованы фразы из эсэмэсок, вырванные из контекста. Я ничего не смог сделать, и она получила исключительные права на Тео.
Он затянулся в последний раз и раздавил окурок о камень.
— Я получил право видеть сына только два раза в год. Таких условий я не выдержал. Поехал в Англию и попытался урезонить свою супругу, но она так перепугалась, увидев меня, что снова натравила на меня адвоката, и он сумел добиться, чтобы мне вообще запретили видеться с сыном.
Ознакомительная версия.
