Младший брат бывшего штаб-ротмистра Воробьева «инженер-механик Юрий Воробьев», уезжая в заграничную командировку, получил известие о бедственном положении находящегося в Мирате Андрея Воробьева. Если бывший штаб-ротмистр Андрей Воробьев желает вернуться в Россию, то ему надлежит обратиться в соответствующие инстанции с просьбой о разрешении въезда в пределы республики. Необходимые средства для проезда в Россию и для проживания там впредь до приискания занятий ему будут высланы вместе с визой. Ввиду заслуг инженер-механика Юрия Воробьева виза его старшему брату, по всей вероятности, будет выдана.
Штаб-ротмистр Воробьев спрятал конверт в карман. Обычная желтизна на его опухшем, измятом лице переходит в неестественную бледность. Он вынужден сесть на золоченый стул. Секретарь осведомляется с сдержанным любопытством.
— Какие-нибудь неприятные известия?..
Воробьев рассеянно отвечает:
— Нет. Предлагают вернуться. Надо просить разрешения вернуться в Россию.
Лицо секретаря выражает удивление:
— И вы решитесь вернуться?..
Воробьев видит выхоленное, гладкое, выбритое лицо, корректную улыбочку, белоснежный, блистающий воротничок и снисходительное изумление.
Воробьева охватывает ярость. И вместе с тем возникает решение:
— Да…
В этот момент он чувствует, что обретает родину и некоторое уважение господина секретаря из посольства.
«…Вкратце изложенная биография моя свидетельствует о том, что я не получил достаточного образования для того, чтобы разбираться в политических вопросах, и слепо подчинялся моему начальству, не отдавая себе отчета в том, что делал. А потому прошу разрешить мне вернуться на родину, причем я…»
Через три недели пришел ответ на это заявление Воробьева. Ответ содержал разрешение от властей Советской республики вернуться в Россию и переводной билет на четыреста долларов от Юрия Воробьева.
В эту же ночь штаб-ротмистр Воробьев оказался в «Паризиане»…
Рейс Константинополь — Одесса. В списке пассажиров мисс Элиза Даун, представительница союза благотворительных обществ «Диана», направляющаяся в Россию для работы в приютах беспризорных детей из голодающих губерний. Приют содержится на средства католического союза благотворительных обществ «Диана».
В тот момент, когда пароход под флагом Республики Советов медленно проходит Босфор, в комнатах 133 отеля «Тококлиан» майор Герд делает две деловые заметки в записной книжке:
Первая:
«74а — Элиза Даун — Люси Энно».
Вторая:
«Расходы параграф 6 литера С — 12 000».
На рассвете пароход «Керчь» минует единственный в мире тихий, очаровательный пролив. И та, которую теперь называют мисс Элиза Даун, в строгом, наглухо застегнутом дорожном костюме, со знаком «Дианы» на рукаве, смотрит туда, где в золотом облаке исчезает Константинополь.
Какое странное лицо у этой женщины. Рот, который всегда улыбался, и губы, которые только целовали, сложились в горькую, чуть не трагическую усмешку. И теперь кажется, что мисс Элиза Даун и мадемуазель Люси Энно не одно и то же лицо.
Пароход «Керчь» уходит на север. Несколько позже «Бреге-32» компании «Европа — Азия» подымается с аэродрома и берет курс на юго-восток по направлению к Мирату, унося майора Герда, военного атташе королевского посольства.
Все прошло и забыто.
Воробьев сидит в «Паризиане» в комнатке, отделенной от другой такой же комнатки полотняной стеной. За стеной звенит золото, шуршат карты и кредитные билеты, и тяжелое, хриплое дыхание игроков как бы колеблет полотняные стены.
Указательным и большим пальцами Воробьев берет липкое, темно-коричневое, тягучее тесто из металлической коробочки, скатывает его в шарик и бросает шарик на дно бокала с терпким и кислым вином. Потом залпом выпивает бокал, задумчиво проводя по коротким, колючим усам. От липкого, коричневого теста приходит меланхолическая созерцательность, спокойствие и мечтательность.
Полотняная стена комнатки странно колышется, и через минуту он видит голубое небо над ней, желтый песчаный берег. Теперь уже ясно, что это яхта «Нелли» черноморского яхт-клуба и что он, Воробьев, сидит на руле, а против него сидит живая Нелли, его Нелли. Нелли и молодость…
Но за стеной кричат, и парус — опять мертвая полотняная стена.
Опиум действует медленно. Привычнее морфий.
Воробьев тяжело встает. Он зовет слугу, игроки слишком шумят за стеной, выходит на порог и видит стол игроков. Он забывает, зачем вышел, и неверными шагами идет к столу. Ему подставляют стул, и сразу против себя он видит смуглое лицо, вытаращенные белки глаз и выжидательную, широкую усмешку банкомета.
Черная цепкая рука подвигает ему карты. Одно мгновение он смотрит на черные пальцы с крепкими синими ногтями и медленно берет карты. Игра начинается…
ДЕПЕША КОРОЛЕВСКОГО ПОСЛА
— Я записал слово в слово все, что я слышал. Я сам был у телефона. Документ отправлен в Москву Абду-Рахим-ханом за день до его смерти.
— Документ отправлен в Москву?
Сэр Роберт Кегль явно озадачен.
— Отдайте распоряжение пограничной агентуре.
— Слишком поздно. Это случилось три недели назад. Надо полагать, что он уже в Москве.
Тогда сэр Роберт Кетль перебирает карандаши на столе, находит тот, который ему нужен, и пишет еле заметными, тонкими, бисерными буквами тридцать строк, которые начинаются так:
«Королевское министерство иностранных дел.
Копия королевскому осведомительному департаменту.
Вся энергия и средства нашей русской агентуры должны быть направлены для розыска и изъятия документа, касающегося займа Гюлистана, подписанного мною и председателем совета министров Гюлистана Мирзо-Али-Мухамедом. Со своей стороны…» и так далее.
Когда листок блокнота исписан, сэр Роберт Кетль отдает его Перси Гифту. Перси Гифт уносит его вниз, в комнату, перед дверями которой сидит часовой, — там работают двое пожилых и молчаливых людей.
Через сорок минут Гифт входит в кабинет королевского посла, где, не изменив позы, сидят сэр Роберт Кетль и майор Герд, не сказавшие за это время ни одного слова. Сэр Роберт Кетль бросает взгляд на радиотелеграфный бланк.
«Королевское посольство в Гюлистане».
Радиограмма. Пометка: «Средняя Азия» — первый. 245678 159768 956267 241541 и так далее девять рядов цифр и подпись зашифровавшего депешу внизу.
Сэр Роберт Кетль подписывает свое имя в указанном месте и возвращает депешу Перси Гифту. Когда тот уходит и вслед за ним поднимается майор Герд, то, чтобы прервать мрачное молчание, сэр Роберт Кетль спрашивает:
— Надеюсь, вы хорошо использовали ваш краткий отпуск?
— Великолепно.
— Ваши родные?
— Все благополучно…
— Я очень рад.
На этом кончается доклад.
Радиотелеграфист королевского посольства в эту минуту передает.
«Средняя Азия» — первый. 245678 159768 956267 241541 и так далее девять рядов цифр.
Цифры бегут по стальной мачте, невидимыми могучими волнами уходят на северо-запад за три тысячи пятьсот километров и попадают в стальное кружево мачт и паутину проволок во внутреннем дворе здания, занимающего две тысячи квадратных метров и шесть этажей. Радиотелеграфист на шестом этаже этого здания в металлическом шлеме-приемнике, напрягая слух, ловит жужжащее отрывистое пенье волн, и правая рука автоматически пишет:
«Королевское министерство иностранных дел.
Копия королевскому осведомительному департаменту.
«Средняя Азия» — первый. 245678 159768 956267 241541 и так далее девять рядов цифр и подпись:
«Сэр Роберт Кетль, королевский посланник в Гюлистане».
Затем депеша проходит девять комнат, регистрируется, расшифровывается и переписывается в двух экземплярах.
И почти одновременно в разных концах здания читают:
«Вся энергия и средства нашей русской агентуры должны быть направлены…» и так далее до подписи королевского посланника в Гюлистане. Один из них, одетый в штатское, но имеющий знак военного ордена в петлице, отдает депешу почтительному секретарю для соответствующего распоряжения.
— В котором часу?
— В шесть утра…
— Без признаков жизни?
— В состоянии агонии. Скончался на носилках.
— Вскрывали?
— Да. Отравился морфием. Акт будет доставлен вместе с бумагами.
— Алло! Подождите…
Перси Гифт на короткое время опускает руку с телефонной трубкой.
— Пока никому не сообщайте. Во всяком случае, ждите моего распоряжения.
Гифт отходит от телефона и предается философским размышлениям о бренности земного существования.
