Когда лунка встречала лунку, она думала:
— М, м, м, м, м, м, м, м, м, м, м, м, м, м, м, м.
И другая лунка ей думала в ответ:
— М, м, м, м, м, м, м, м, м, м, м, м, м, м, м, м.
— Мы в Членсе! — восклицал тут же, отовсюду слышный, неуемный Сикандр. — Членсу слава!
И все продолжалось.
Конечно, никто из них никогда не видел собственно Членса, да они и представить себе не могли бы, что это возможно. Но был черный круг, было вечное исчезновение и деление, и был Сикандр, и были великая любовь и благодарность. Членсу слава!
День, ночь, зрение и слух здесь достаточно относительны, ибо все это, все-таки, взгляд трех, а не двух. Можно даже сказать, что лунка представляла из себя чистый лист сплошной эмоции, оптимальный круг счастья, верхушка, пенка исходящего из глубины мира экстаза, некая совершенная шляпка рая, — но можно ими вообще пренебречь, ибо кто мог видеть их движения, всполохи и исчезновения, кроме них самих? Глаз, ищущий во всем прелесть и жизнь, да и то нет.
Если говорить о времнени, то здесь царил вечный ноль, точнее, опять-таки двойка: из одного до еще одного и обратно. И больше никуда. Однажды Сикандр как-то сказал:
— Наступит время, и Членс даст нам ощутить верх.
Но это было сказано всего лишь один раз, что это означало, не понимал даже сам Сикандр.
У лунок не было имен, а только номера, но они постоянно менялись и забывались, поэтому, было в общем-то все равно, какой иметь номер. Иногда было модно всем называться двойками, а в другой раз — пятьдесят шесть. И только Сикандр имел имя.
И никакого другого внутреннего общения невозможно было обнаружить при любом желании. Вот лунка три встречает как раз делящуюся лунку пять:
— Ммммммммм,
— мм, мм, мм, мм.
И прочие варианты всяких "м".
Все это было мало похоже на мысли. Однако чувства ощущались.
Иногда они складывали из самих себя некий, довольно-таки отчетливый, узор, но затем вновь рассыпались в бесконечном, хаотическом, поверхностном струении. Очевидно, этот узор представлял из себя слово "О Членс".
Можно предположить, что Сикандр не был изначально лункой, поскольку он разговаривал и верховодил здесь, а прочие лунки не могли ни разговаривать, ни верховодить… Он был мостом между лункой и Членсом, мостом над черным, огневым кругом! Сверх-лунка? Возможно.
Когда лунка наталкивалась на другую лунку, они с невероятной быстротой отскакивали друг от друга на разные концы планеты. Иногда получался целый каскад столкновений, и все двигалось, бурлило, сияло и светилось. Красно-бирюзовый ореол покрывал тогда всю планету, но лункам это было неведомо. Они были двумерны и примитивны, как мировой исток, однако, вряд ли заключали в себе бесконечную потенцию всего прочего и чего-нибудь еще.
Однажды Сикандр в очередной раз собрав всех лунок у черного круга и сказав после этого:
— Мы в Членсе! Членсу слава! — тут же разразился неведомой доселе целой речью:
— Враги, враги, враги Членса, враги нас, враги лунок! Враги летят, пора нам почувствовать верх! Членс, помоги, Членс, защити! Они нам ничего не сделают, они нам ничего не сделают!.. Враги, враги, враги нас, враги Членса, летят, летят, собираются
лететь к нам! Они нам ничего не сделают, защити, Членс, спаси, Членс! Враги летят, враги могучие, верхние, трехразрядные, ни-че-гоооо-то нам не сделают! Они нас просто не увидят, они нас просто не обнаружат, спаси, Членс! Враги, враги нас, враги Членса,
враги лунок, летят, летят, собираются лететь к нам! Спаси, Членс, помоги, Членс! Враги, враги.
Что это означало, никто не понял. Никто вообще ничего не понял. Возможно, ничто ничего и не услышал, потому что лунки, очевидно, не умели слышать, а могли только чувствовать — великую любовь и великую благодарность. К Членсу.
Как обычно, лунка двадцать два переместилась в черный круг и тут же исчезла в нем. И все начали радостное деление.
Но лунка тридцать восемь переместилась к Сикандру и подумала:
— М, м, м!
— Молодец, тридцать восемь, — продолжал Сикандр свои, неведомые доселе, слова. — Мы с тобой увидим верх. И победим всех врагов. Но они ведь нам ничего не сделают?… Не так ли, Членс?… Спаси, сохрани!
И Сикандр уже собирался вступить в черный круг, но в послений момент все-таки передумал и не совершил этого.
Цмип, вышедши из белого куба н солнышковый ласковый, красный пейзаж, вздрогнул, обратился куда-то внутрь, или вообще вовне, и взвопил:
— Членс предвечный,
Колокол вечный!
Удели мне внимание,
Дай мне понимание.
Не могу жить без влаги,
Зависеть от скряги!
Его зовут Слад —
Он — Светик и гад!
Дорогой мой Членсе,
Подумай о шансе
Одном, для меня.
Иль сдохну тут я.
Дай влаги, скорее,
Иль Соли быстрее.
Но чего-нибудь дай!
Вот это и будет твой рай.
О, Членс, златоусый,
прекрасный и русый,
Большой, самый малый,
Великий, удалый!
Творец Ты всего!
Боец с "ничего"!
Хочу я с Тобою
Быть связан судьбою,
Явись предо мной,
Как Соль над Звездой!
Явись лучезарно
Ко мне благодарному,
Я влаги хочу!
Под ней я лечу!
Иль сделай меня
Жочемуком.
Вот — я, я, я, я,
Дух нагишом.
Членс Ты мой,
А я — Твой.
Цмип напряженно подождал какое-то время, потом быстро зашептал:
— Я стою здесь один, посреди мира, отринув свои качества, рождения и страсти, сжав воедино свои грехи и стремления, я обращен в самую сердцевину Твою, Членс!.. Не дай мне пропасть в пучинах муки без влаги, не дай мне погибнуть навечно и не стать
более никем, даже Яжем, не введи меня обратно в постылую мне благодать, но избави меня от нее и дай мне влаги, влаги, влаги, влаги!! Только влага, или — дай сказать, прости, Членсе, — Твоя Соль напоит и утолит мою душу светлым дыханием свершающейся каждый миг жизни и радостной справедливости!.. Ибо созданы мы Тобою по твоему же подобию, по твоим страстям и привычкам, ибо жаждешь Ты Соли, а я — влаги, ибо Ты — Богж, а я — звеязд, и мы нужны друг другу, и охочи, как кто-то уже сказал, друг другу! Не дай наступить мерзкому застою и хаосу в Твоем великом мире лада, любви и наград! Ибо если Ты создал столь чудесную вещь, как влага, так дай же мне ее поскорей, или вкушу Твоей Соли, ежели Тебе это не противно. А нет, так сделай, наконец, меня жочемуком, или кем-нибудь еще, только попроще, и чтобы были Яжи и разнообразие, не хочу более вседозволенности и могущества! Членсе!.. Любимый и грозный, припадаю к Тебе, будь же мне защитником, не оставь меня, не растопчи, не забудь!.. Яви свой Лик, и да воссияет Твой
запредельный, небесный Язык!..
Цмип вновь подождал, но ничего не произошло. Он упал на почву и стал бешено кататься по ней, сотрясаясь от ознобов и ужаса. Он кричал:
— Членс! Я тут!! Не бросай меня, Членсе!.. Только Ты защита и опора, великий, надежный и могучий — Члеее-ееенс!!! В дни сомнений, в дни горестного и безнадежного желания влаги я зовууууу Тебяаааааа!!! Членс! Членс! Членс! Здесь я — Цмип! Цмип! Цмип! Членс мой, который жжна знает где, приди сюдааааа!!! Влаги, Соли, да всего, чего угодно, дааа-аааай!!!
Цмип осекся и застыл, весь измазанный в почве. Потом медленно, как-то совершенно обреченно, он вполз обратно в куб.
— Ну что, не получается? — спросил сидящий у сигея Слад. — Не явился Членс? Не взял тебя к Себе? Не дал влаги?
Цмип всхлипнул.
— Пошел Он!! Убью Его!
— Ты можешь Его теперь проклясть, — сказал Слад. — Бывает, что на это Он даже лучше отзывается.
— Сейчас, дай отдохнуть.
Цмип заплакал, выделяя какую-то сладенькую жидкость, почти всеми порами своего ослабевшего, но все еще крепкого, продолговатого тела.
— Убью Тебя! — вдруг злобно воскликнул он. — Только покажись, только дай хоть один знак, что Ты где-то есть!
Цмип, отдышавшись всеми своими порами, отдергавшись всеми щупами и слегка отдохнув, вновь еле-еле шевелясь выполз наружу из куба.
На этот раз его трехглазое лицо выражало неприкрытую злость, обреченность и откровенное неверие. Он выждал какое-то время, затем громко затараторил, будто бы не обращаясь никуда:
— Нет никого, или нет ничего, нет жочемука, и не паука, и нету Тебя, или сгинь Ты, сгинь, — Ты, чье прозвище — Членс!.. Я ненавиже свое рождение, не люблю свое появление, презираю Твое употребление, я предвижу Твое исчезновение! Я не соглашался!.. Я ничего не хотел!.. Почему я должен либо принимать Тебя, либо убить Тебя?… Почему я должен хотеть влаги, вместо того, чтобы быть простым звездом, как мне это назначено?… Или… мне это не назначено?… Так сгиньте же вы все, в главное, Ты — проклятый, коварный, дающий, а затем обязательно отнимающий, сгинь и дай мне пропасть и погибнуть, если не можешь дать мне влаги!.. Отними у меня все, до конца, Ты же и есть конец!.. Недаром, тебя прозвали — "Членс"!.. Или нет Тебя, и этот Слад бредит? Как же моясила, мое призвание достичь абсолютного низа, как же мое стремление к Яж, или… Всё это названия, слова, образы, каких может быть сколько угодно?!.. Почему я думаю, что я — "монголоид"?. Что означает — "монголоид"?… Почему я думаю, что я — "ротозейка"?… Что это значит? Твой Соляной бред?… Так сгинь же Ты, гад, сгинь!..
