– Перестань, нигде я не останусь. У него, наверное, есть другая женщина. Он, наверное, не может без женщины… Я боюсь туда ехать.
– Что за чушь? Ну даже трахается он с кем-то, и что? Нет, ты должна понять…
– Я и так понимаю… Он нарисовал меня… целый цикл, освободился внутренне и забыл. У моей свекрови, ну бывшей, была знакомая писательница. Так вот, она рассказывала, что у нее в жизни случилась неудачная любовь и долгие годы ее это мучило. А потом она взяла и написала роман про ту любовь и освободилась и забыла…
– Ну это тоже возможно, но надо же проверить.
– Давай на завтра отложим?
– Почему это?
– Ну приезжать на ночь глядя как-то… не того… а завтра мы с самого утра… И ты, кстати, сможешь с ним поговорить насчет изразцов…
– Ну ты и дура! Трусиха!
– И потом, я же должна что-то объяснить Трунову.
– Ерунда! Ничего объяснять не надо. Едем сейчас же! Не надо в любви труса праздновать! Ты говорила, он живет на бывшей ферме? Значит, это большой каменный дом, плоский, я так и вижу его… В саду… И твой Кирилл в толстом вязаном свитере, знаешь, такой грубой вязки? Он трубку курит?
– Нет. Сигареты.
– Пусть сигареты. Он сидит у камина с сигаретой и стаканом виски, у ног большая серая собака, он слушает Малера и мечтает о тебе.
– У него нет собаки. У него серый кот.
– Тогда кот у него на коленях… Вот такая картина. И вдруг звонок в дверь. Кого черт принес в такую бурю? – думает он. А за окном настоящий буран…
– Марина, сейчас июль, откуда буран?
– Ну вот, сбила меня… Не буран, так гроза! Жуткая гроза! И он думает: кого черт принес в такую грозу? Нехотя встает, переложив кота на диван, идет к дверям, открывает, а там… Там стоишь ты – мокрая, с испуганными глазами. Он потрясен! От удивления он роняет сигарету на ковер и кричит: Наташа, это ты?
– Туся, – поправила она и покраснела.
– Нехай будет Туся! Он хватает тебя на руки и несет в ванную, а там красиво все, в изразцах с зелеными водорослями… Ну а дальше и так все понятно.
– Еще бы непонятно, дальше пожар начнется, он же уронил сигарету на ковер!
– Я тебя уговорила?
– Уговорила, только надо же переодеться…
– Мне тоже. И захватить хоть по паре белья.
В такси, по дороге к отелю, Туся спросила:
– Скажи, а почему ты живешь здесь, а не дома?
– Потому что когда-то мне было здесь офигительно хорошо… А еще потому, что в Москве я уже одурела от безделья и общения с богатыми кретинками. Мне нужно какое-то дело.
– А ты говорила, что ждешь чего-то или кого-то…
– Просто думала, что у меня есть какая-то другая опора в жизни… А оказалось, никакая он не опора… Такой же козел и трус, как и все. Я тут подумала… Может, я буду агентом твоего Кирилла в России? Я кое-что в этом понимаю. Знаешь, я в свое время здорово помогла Борьке подняться. А потом разленилась, и сама видишь, к чему это привело. Буду иметь, конечно, некий процент, но зато олигархические жены и любовницы будут драться за возможность украсить свои дома. Печи начнут ставить, кухни переделывать, бассейны… Работы будет непочатый край! Как ты думаешь, он согласится?
– Откуда я знаю? – беспомощно улыбнулась Туся. – Я так мало о нем знаю… но вообще это было бы здорово. Он хотел купить квартиру в Москве…
– Теперь купит! У него будет классный агент!
– Марин, а ты же хотела уйти от своего…
– Поживем – увидим! Но я вообще-то… люблю его, козла… Но жить как жила… ни за что! Сама судьба нас послала друг другу, тебе не кажется?
– Похоже на то… Послушай, Марина, а может, все-таки сначала позвонить?
– Ни в коем случае. Надо смотреть судьбе в глаза. Ты должна видеть его глаза в тот момент…
– А вдруг…
– Никаких «вдруг»!
– Ты уверена?
– На все сто! Может, конечно, ты его увидишь и сама не захочешь… Ну тогда все просто.
– Я не захочу? Ты что, ума лишилась? – выкрикнула Туся.
– Это не я ума лишилась, – засмеялась Марина.
Кирилл ехал домой из Экс-ан-Прованса, и отчего-то ему было тревожно. Он гнал на максимальной скорости – надо как можно скорее попасть домой. Там что-то стряслось. Он вспоминал, не оставил ли невыключенными какие-то приборы. Нет, вроде бы нет. Может, в дом забрались воры? Не так уж часто, но все-таки подобные случаи бывают. А может, что-то с Маркизом? Подрал какой-нибудь зверь или бродячая собака? Что-то я тут бродячих собак не видел. Но ведь есть же они… И уже в пяти километрах от дома у него вдруг заглох мотор.
Он выругался и открыл капот. Возился долго, но ничего не смог сделать. Между тем уже темнело. Надо бы вызвать механика. Ладно. Брошу ее тут, пойду пешком, быстрее будет. Он любил ходить пешком, наслаждаясь красотой пейзажа. Весной тут цветут поля лаванды, серебрятся оливковые рощи на мягких холмах. Покой и красота. Но покоя не было, а значит, и красота не радовала. Да к тому же смеркалось. Не беги, говорил он себе, собьешь дыхание, будет только хуже. Поспешишь – людей насмешишь. И потом, возможно, что-то действительно произошло, но не обязательно в доме. Может, в Москве? Что-то случилось с Тусей? У Нинки телефон давно не отвечает, куда-то, вероятно, уехала, и неизвестно, нашла она Тусю или нет. Неужто я ее потерял навсегда? От этой мысли хотелось выть. И он гнал ее прочь. А может, ничего еще не случилось, а только должно случиться? Но вот вдалеке он увидал свой дом. Пожара, слава богу, нет, и на том спасибо. Если бы в дом полезли воры, здесь уже была бы полиция, ведь дом на сигнализации. После криминальной Бразилии он и тут установил сигнализацию, просто по привычке… Стало все-таки легче. Ага, вот и Маркиз бежит навстречу. Слава богу, все в порядке. Он подхватил кота на руки.
– Ну что, брат, соскучился? Ты здоров? Нос вроде бы холодный…
И вдруг в наступившей темноте он увидел, что на крыльце кто-то сидит. Сердце гулко забилось. Это точно женщина… Он бросился бегом. Неужто Симона приехала без предупреждения? На нее это не похоже. Нет, этого просто не может быть… У меня галлюцинации… Он подбежал к дому. На крыльце, сжавшись в комок, видимо от вечерней прохлады, сидела Туся. Она спала! Он перекрестился, хотя не был верующим. Видение не исчезло.
– Туся! – крикнул он, но крик застрял в горле и вышел хрип. Он сглотнул комок. – Туся!
Она подняла голову.
– Это я, Кира, – как-то по-домашнему просто сказала она. – Ничего что я так, без звонка?
В ответ он молча взял ее на руки и понес в дом. Она была легкая и бесконечно родная. Она вздохнула, уткнулась носом ему в шею и подумала: он не в свитере, просто в рубашке, но все равно… И я не вижу его глаз, но все равно и так понятно…
А утром, когда они завтракали во дворе под тенистым деревом, она вдруг вспомнила:
– Кира, а почему ты свои рисунки назвал «Галлюцинации серой собаки»?
– Что? – переспросил он, наливая ей вторую чашку чаю. – Какие галлюцинации?
– Ну мы с Маринкой так поняли, у нас с французским не очень.
Он вдруг согнулся пополам от хохота.
– У вас с французским не очень? У вас с французским совсем хреново, Тусечка! Серия рисунков называется «Бред сивого кобеля»!
– Это ты сивый кобель?
– А кто же?
– Но почему сивый?
– Почему кобель, ты не спрашиваешь?
Она вдруг залилась краской и лукаво посмотрела на него.
– Нет, не спрашиваю.
