— Никакой пленки в диктофоне не было. Я просто блефовала. А что еще оставалось делать?
Позже, когда Вера уже ушла, Валентина отперла дверь отцовой комнаты, но ключ оставила у себя.
Отец снова обделался.
— Он не виноват. Наверно, ему и правда лучше ходить без штанов.
— Нет, виноват! Конечно, я не о недержании, а об одержимости. Он цепляется за нее вопреки здравому смыслу — его это возбуждает и очаровывает. Несмотря ни на что, защищает ее от меня, ты представляешь?
— Представляю.
— Знаешь, что я еще обнаружила? Под его кроватью в розетку включена система «детский сторож».
— Ну это-то ему зачем?
— Не ему, а ей. Система соединена с ее комнатой на верхнем этаже. Это такая хитрая штуковина, которую подключают к электрической цепи. Это означает, что она слышит все, что он говорит у себя в комнате.
— Неужели он разговаривает сам с собой?
— Да нет же, глупышка, когда он говорит с нами по телефону.
— А.
Мне кажется, этот «детский сторож» и стал последней каплей. Отец согласился на развод. Мне поручили найти подходящего юриста, достаточно авторитетного, чтобы дать отпор целой армии Валентининых адвокатов для неимущих. Он должен не просто подавать ходатайства и получать за это гонорар, а действительно вытащить отца из беды.
— Только не тот юнец, с которым я говорила об аннулировании брака. От него не будет никакого толку, — сказала миссис Эксперт-по-разводам. — Это должна быть женщина — наш случай возмутит ее до глубины души. Не надо брать крупную фирму — мелкие дела там обычно передают младшим партнерам. Но не надо брать и мелкую — у них мало опыта.
Я бродила по улицам юридического района Питерборо, изучая имена и фамилии на латунных табличках. Но о чем можно узнать по имени и фамилии? Так я нашла мисс Лору Картер.
Впервые с ней встретившись, я хотела тут же встать и выйти из комнаты. Я была уверена, что ошиблась адресом. Она показалась мне слишком молодой и хорошенькой. Как я буду ей рассказывать о лапании груди, оральносексе и импотенции? Но я заблуждалась — мисс Картер оказалась тигрицей: белокурой, голубоглазой и курносой «английской розой», но в то же время — тигрицей. Пока я говорила, ее вздернутый носик вздрагивал от гнева, а когда закончила, она была в ярости.
— Ваш отец в опасности. Мы должны вывезти его из этого дома как можно скорее. Немедленно обратимся с ходатайством и одновременно подадим документы на развод. Три машины — хорошо. Записка от Эрика Пайка — тоже хорошо. Эпизод в больнице — прекрасно, поскольку это публичное место, и там было полно свидетелей. Да, я думаю, нам будет что предъявить на сентябрьской апелляции.
Когда я впервые привела отца к мисс Картер, он надел потрепанный костюм, в котором был на свадьбе, и ту самую белую рубашку с пришитыми черной ниткой пуговицами. Он так низко, на старорусский дворянский манер, склонился над ее протянутой рукой, что чуть было не упал. Мисс Картер была очарована.
— Такой милый джентльмен, — прошептала она голоском «английской розы». — Как обидно, что кто-то этим пользуется.
Но отец принял ее с оговорками. Он сказал Вере по телефону:
— Така молода. Шо она знае?
— Ты сам-то что знаешь, папа? — парировала Старшая Сеструха. — Если б ты хоть что-нибудь знал, то не попал бы в эту передрягу.
Мисс Картер раскрыла также загадку маленького портативного ксерокса и отсутствующих медицинских направлений.
— Возможно, она хотела доказать, что ваш отец серьезно болен и поэтому не смог явиться в суд. Или, может, ей нужны были доказательства, что он не в себе, невменяемый — не способен отвечать за свои действия.
— А переведенные стихи?
— Подтверждение подлинности чувств.
— Чертова интриганка!
— Думаю, что ей юрист посоветовал.
— Юристы дают такие советы? Мисс Картер кивнула:
— Еще и не такие.
Была уже середина июля, и сентябрьское слушание в суде, казавшееся таким далеким, внезапно оказалось не за горами. Мисс Картер договорилась с частным детективом, чтобы он вручил документы.
— Мы должны позаботиться о том, чтобы заявление о разводе вручили ей лично. Иначе она сможет утверждать, что никогда его не получала.
Вера вызвалась навестить отца в тот же день, чтобы удостовериться, что Валентина лично получит заявление. Теперь, когда нужно было предпринять решительные действия, Вера не хотела оставаться в стороне. Отец настаивал, что приезжать не надо, в конце концов он взрослый, разумный человек и может сам все уладить, но мы его переубедили. Ловушка была расставлена.
В назначенный час к дому подъехал детектив — высокий темноволосый мужчина подозрительной наружности с многодневной щетиной — и забарабанил в дверь.
— Наверно, почтальон! — воскликнула Вера, которая была на ногах с шести утра, с нетерпением ожидая развязки. — Может, посылка для тебя, Валентина.
Валентина помчалась в двери. На ней все еще были фартук с рюшечками и желтые резиновые перчатки, в которых она мыла посуду после завтрака.
Детектив сунул конверт ей в руку. У Валентины был озадаченный вид.
— Бомага на розвод? Я не хочу розводиться.
— Вы не поняли, — сказал детектив. — Заявление подал мистер Николай Маевский. Он разводится с вами.
На мгновение Валентина застыла в немом изумлении. Но потом впала в ярость:
— Николай! Николай! Шо це таке? — заорала на отца. — Николай, ты самошедша здохляка з кладовища! Сирко тебе уси мозги пожрав!
Отец заперся у себя в комнате и включил на полную громкость радио.
Она повернулась было обратно к детективу, но тот уже захлопнул дверцу своего «БМВ» и укатил под визг шин. Валентина повернулась к Вере:
— Ах ты ж хижа видьма! Драна кишка! Сучка!
— Прости, Валентина, — сказала Старшая Сеструха, как она позднее мне передала — спокойно и рассудительно. — Но ты это заслужила. Нельзя приезжать в нашу страну и обманывать людей, даже если они бестолковые.
— Я не обманюю! Це ты обманюешь! Я люблю твого папу! Люблю!
— Не говори глупостей, Валентина. Лучше сходи к своему юристу.
— Замечательно, Вера! Неужели все прошло так гладко?
К попавшей в ловушку, загнанной Валентине я ощутила лишь минутную, мимолетную жалость.
— Пока что все складывается хорошо, — сказала миссис Эксперт-по-разводам.
Но Валентинин юрист припас один трюк, которого мисс Картер не ожидала. Первое судебное слушание, на котором она собиралась подать ходатайство о выселении Валентины, перенесли по просьбе мисс Картер на более ранний срок. Ни меня, ни сестры там не было, так что мы знали о случившемся только со слов Лоры. Рано утром они с отцом явились в суд. Приехал судья. Прибыли Валентина и Станислав. Судья открыл заседание. Валентина встала:
— Я не розумию английську. Мени треба переводчика.
Суд оцепенел. Служащие засуетились, сделали несколько торопливых звонков. Переводчика с украинского так и не нашли. Судья отложил слушание и назначил новую дату. Мы потеряли две недели.
— Черт возьми! — воскликнула мисс Картер. — Как же я это упустила?
В начале августа все собрались в том же составе, но на сей раз женщина средних лет из Украинского клуба Питерборо согласить выступить в роли переводчицы. Расходы взял на себя папа. Наверное, она знала о Валентине и отце — о них знали все украинцы на многие мили вокруг, — но лицо у нее было непроницаемое и ничего не выражало. Я взяла отгул, чтобы тоже прийти и морально поддержать Лору и папу. На дворе стояла адская жара — прошел ровно год после их женитьбы. На Валентине был темно-синий костюм на розовой подкладке — возможно, тот самый, который она надела на заседание иммиграционной комиссии. На отце — тот же свадебный костюм и белая рубашка с пуговицами, пришитыми черной ниткой.
Мисс Картер описала инциденты с мокрым кухонным полотенцем, стаканом воды и потасовку на ступенях больницы. Она говорила тихо и четко, подавляя эмоции и торжественно живописуя все эти ужасы. Чуть ли не с извиняющимся видом склонила голову, опустила глаза и нанесла coupdegrace11, предъявив заключение психиатра. Валентина стала энергично и колоритно возражать, что отец злонамеренно ее оклеветал, она любит мужа и ей с сыном больше негде жить.
— Я не погана жинка. У него паранойя. Обращаясь к суду, она мотала головой из стороны в сторону и размахивала руками. Толмач переводила все это от третьего лица на вежливый английский.
Потом встал отец и стал отвечать на вопросы таким слабым и дрожащим голосом, что судья переспрашивал его по нескольку раз. Отец говорил на правильном, официальном английском — языке технарей — и, с хорошо рассчитанным мелодраматическим эффектом поднимая трясущуюся руку, указывал на Валентину:
