Владимир Романовский - В постели с Президентом

Можно было, наверное, позвонить кому-нибудь из друзей и попросить прислать денег, а может и нет, но так или иначе, Гвен явно вошла во вкус. Приключения так приключения. Хотя, конечно, будь с ней не Лерой, а какой-нибудь более уравновешенный, разумный человек, цивилизованный выход из положения был бы наверняка быстро найден.

Лерою стало ее жалко.

— Знаешь что? Я передумал. К черту. Не будем мы сегодня ночевать на улице. Это мы всегда успеем. Пошли.

— Куда?

— Сюрпризы любишь?

— Смотря какие.

— Приятные?

— Присяжные еще не решили, что в твоем понимании является приятным сюрпризом.

— Тебе понравится. Обещаю.

Они вернулись на Сите и спустились в метро, откуда поезд, следующий в направлении Глиньянкура, довез их до Рю Луи Бланк. Перед тем, как войти в метро, Лерой купил в киоске копию газеты «Ле Фигаро» и большую часть пути был поглощен новостями, хмыкая саркастически и отказываясь объяснять, что его так забавляет в газете.

Неужели это любовь, думала она. Неужели любовь так выглядит, и такими ощущениями сопровождается? Странно как. А может я просто увлечена. Она попыталась представить себе Винса. В чисто физическом смысле их нельзя было даже сравнить. Тело у Винса было — не греческий бог, но лучше. Две часто конфликтующие расы смешались в Винсе идеально, отбросив все возможные несуразности и оставив только самые лучшие качества. Лерой же выглядел кряжистым и негибким. И лицо его — бесстрастное, грубоватое, с неровными чертами… и даже жестокое иногда… нос сломан и грубо, без изящества, починен, возможно не один раз… глаза не улыбаются… походка вперевалочку, как у матроса… А что с другими… хмм… свойствами? Винс — приветливый… страстный… застенчивый… добрый мишка… которого приятно обнимать… и любить… Лерой — капризный, ненадежный, ветреный, упрямый, и совершенно недвусмысленно злонамеренный. Не собственно олицетворение зла, но… хотя, наверное, и олицетворение зла тоже — безжалостен. Теперешнее его проявление расположения — скорее всего просто каприз. В любую минуту все может измениться. Связь? Какая между ней и Лероем может быть связь? Оставьте, пожалуйста! Лерой — эгоистичное животное, думающее только о себе. К тому же, очевидно, пьяница. Сам говорил. Взрывной характер. То, что он взял ее с собой в Париж, не имеет отношения к ее безопасности… Или имеет? Ведь стреляли же в нее! Странный человек. И страшный. Наверное я все-таки влюблена, решила она, иначе я бы была перепугана до смерти, зная, что моя… жизнь… зависит теперь полностью от этого дикого агрессивного чудовища, чье место — в доисторической пещере, где он мог бы рычать в свое удовольствие на своих восьмерых дрожащих от ужаса наложниц и выходить только чтобы отобрать у охотников убитого ночью мамонта, избив соплеменников по одиночке или всех сразу. Гвен, дорогая моя, сказала она себе, ты нынче в такой опасности, что следовало бы, вообще-то, залезть в какую-нибудь дыру потемнее и выждать длительное время, чтобы всё успокоилось. А только нет в цивилизованном мире тайных дыр, в которые можно было бы залезть без функционирующей кредитки.

Улица Луи Бланк находилась в одном квартале от Канала Сен Мартен. На углу помещался отель-развалюха, а на самой улице — прачечная, кафе, забитое до отказа пролетарского типа местными завсегдатаями, и шеренга больших зданий второй половины девятнадцатого столетия. Не будь здесь крутого подъема, улицу эту было бы не отличить от улиц в районе Мэдисон Сквера. Ну разве что двери отличались — из полированного дерева, с бронзовыми кольцами вместо ручек и электронными панелями на дверных рамах. Лерой остановился возле одной такой двери и набрал на панели код. К удивлению Гвен, щелкнул замок, и дверь отворилась. Лерой левой бровью указал Гвен, что ей следует заходить внутрь, и только потом делиться с ним мыслями и сомнениями по этому поводу.

Спиральная лестница с асимметричными площадками привела их на третий этаж, с четырьмя дверями квартир. Лерой что-то вставил в замок одной из дверей.

— Не хочу вмешиваться, но — что мы здесь делаем? — спросила она шепотом, с опаской.

Раздраженный его рык дал ей понять, что она должна оставить его в покое хоть на минуту. Вскоре замок поддался лероеву ковырянию и дверь отворилась.

Он зажег свет. Помещение — типа нью-йоркской студии, плюс обязательные французские окна от пола до потолка. У окон на полу матрас. Несколько деревянных и алюминиевых мольбертов тут и там, а также много холстов на подрамниках, некоторые свежезагрунтованные, иные — с изображениями, относительно реалистическими, маслом. Четыре холста изображали одного и того же молодого, приятной наружности блондина с весьма неглупыми глазами. Лерой тронул один из них пальцем. Мокрая краска. Он вытер палец о штанину.

— Тупая стерва, — пробормотал он.

— Что? Кто?

— Не ты.

Он прошел прямо в кухню и распахнул там холодильник.

— Ага! — сказал он. — Жратва!

— Чья это квартира? — спросила Гвен.

Он проигнорировал вопрос.

— Эй! — сказала Гвен.

— Не так громко, пожалуйста. Если хочешь знать, квартира принадлежит женщине, с которой я когда-то был знаком. Она теперь торчит на ферме в Бретани, владение ее родителей. Надеюсь, проторчит там достаточно долго, чтобы мы с тобой не искали себе в Париже другого жилья в данный приезд.

— А как это… с этической точки зрения?

— Что ты имеешь в виду?

— Или же… Может, это не очень легально?

— Мы уж совершили с тобой в этом городе достаточно нелегального, чтобы нас можно было запереть лет на десять без права выхода на поруки. Просто доверься мне, хорошо? Пожалуйста.

Он перенес содержимое холодильника на шаткий кухонный столик. Складные стулья сделаны были из полированного некрашеного светлого дерева — недавно мода на такую мебель вернулась во все столицы мира.

— Колбаса неплохая, — заметил Лерой. — Помидоры так себе. Сельдерей… — он понюхал сельдерей, — вроде ничего. Придется сегодня обойтись без хлеба. Посмотрим… О!

Открыв наугад один их кухонных шкафов, он обнаружил строй бутылок.

— Это добро у нее никогда не переводится. Дура никаких денег не жалеет. Лучшее вино в стране. Прекрасная выдержка. — Он знал, где находятся рюмки. — Но самое главное! — Он открыл ящик. Вилки, ножи, кулинарные пособия, пистолет. — Прекрасно, — заметил Лерой. — Очень она любит порядок, надо отдать ей должное. Здравствуй, старый друг.

Он вынул и осмотрел обойму, и снова засунул ее в пистолет, хмыкнув одобрительно, когда обойма щелкнула.

— Наконец-то, — сказал он. — Больше не чувствую себя голым.

— Кто позировал для портретов? — спросила Гвен, чтобы что-то спросить. Ей было очень неудобно.

— А я откуда знаю. Какой-то сопляк из провинции. Бухгалтер или адвокат или еще кто-то. Какая разница.

Ну уж точно не бухгалтер, подумала Гвен. Тип не тот. Ни одна профессия не гарантирует абсолютной защиты от несчастий, но есть на свете люди, которые не рассматривают бухгалтерство как возможное занятие в то время как есть спрос на мусорщиков, а вооруженному грабителю есть кого грабить.

Лерой швырнул пробку в угол и разлил вино по бокалам. Действительно — превосходное качество.

Гвен очень устала. Откусив кусок колбасы и запив вином, она чуть не подавилась помидором и улыбнулась виновато.

Лерой схватил телефон и, ходя по квартире, сделал несколько звонков, включая один звонок своей приемной дочери.

— Мне срочно нужно сто долларов, — объяснила она. — Пронто. Ужасно неудобная ситуация. Я взяла машину у своей подруги, и мне влепили штраф за парковку в неположенном месте. Не хочу, чтобы она узнала.

— Попроси мать.

— Она не дает. Старая скупая гадина. Ты знаешь.

— Она там сейчас?

— Да, наверняка сейчас около моей двери ошивается, как ястреб.

— Дай-ка я с ней поговорю.

На другой стороне Атлантики Грэйс открыла дверь и крикнула:

— Топай сюда, тут кто-то с тобой поговорить хочет, ведьма злобная!

— Захлопни свое грязное хлебало! — услышал Лерой ответ.

Мать Грэйс взяла трубку.

— Да? Кто это?

— Как можно отказывать прелестному ребенку в паршивой сотне? — спросил Лерой.

— Почему бы вам всем не отстать от меня! Кто ты такой, чтобы мне указывать, что я должна делать! И кто я такая, по-твоему — я деньги на грядке ращу, что ли? Если ты вдруг так озабочен всем этим, почему бы тебе самому не дать ей денег?

— Я бы дал, но я сейчас в Европе. Слушай, просто дай ей деньги, и все. Я приеду и отдам. Тебе.

— Нет. Должны же быть какие-то рамки. Всю эту неделю она ведет себя как последняя сука.

— Сама виновата.

— В чем я виновата? Почему я всегда во всем виновата? Вы с ней меня доведете! Вот сдохну скоро, тогда будете рады! Надоело мне все это, [непеч. ]! Я…