— Кушайте-кушайте! А я вас развлеку. Посетитель в ресторане — официанту: «Официант, если это чай, дайте сахару. Если это суп, дайте соли!»
Никто не смеялся, только женщины улыбались, внимательно разглядывая губернатора.
— Итак, третий тост? За кого? Все угадали! Спасибо. И вот еще анекдот… тоже насчет соли. Дед поймал золотую рыбку. Она говорит: я выполню три твоих желания. Дед обрадовался: во-первых, мне жену помоложе… во-вторых, пива побольше… а в третьих… Золотая рыбка говорит с печалью: да уж догадываюсь! И стала обсыпать свое тело солью…
Охранник в дверях хмыкнул.
— Ну, а четвертый тост… моя жена сочинила… Григорию Ивановичу нравится… Григорий Иванович, на правах старейшины скажи, я думаю, женщины нас поймут и поддержат.
Расслабленно молчавший Семикобыла услышал, тяжело поднялся над столом и, зажав рюмку в слегка дрожащей, когда-то мощной руке, сипло объявил:
— Во года, во все века четвертый тост за мужика.
— Вот это правильно! — воскликнула Татьяна Викторовна. — Мы без вас куда? Мы без вас кто? Верно, Галка?
Галина Ивановна скромно кушала, иной раз поглядывая на своего благоверного, — тот сидел, привычно нахохлясь, словно мерз. Он ничего не ел. И ничего не пил. Только, когда Татьяна Викторовна тихо тыкала ему в бок, машинально поднимал рюмку и подносил к губам.
Надо сказать, и мы все, гости, не особенно нажимали на коньяк. Все же понимали: предстоит серьезный разговор с хозяином области. Тем более, если он так себя ведет, — не давая другим слова сказать.
Когда подали желающим кофе, Владимир Александрович поднялся и, глянув на палец, сказал:
— Итак, господа… — И сделал долгую паузу.
И мы услышали вдали, как на поляне, стрекот двигателей.
— Свой вертолет я сейчас отправляю домой с заданием — обещал прилететь полномочный представитель президента, да-да… не очень верю, он очень занятый человек, но вдруг… А второй экипаж, как распорядился Тарас Федорович, уйдет в Виру, будет ждать наших распоряжений. Он же увезет наших прелестных женщин. Зачем им засорять свои нежные ушки мужскими разговорами, ведь так?
Мы все, прибывшие из Виры, ошеломленно молчали. По-моему, был удивлен и Васильев. Что он себе позволяет, этот Маланин?
— Володя, ты чё, блин? — простецки обратился к губернатору Никонов. — Пусть бабы подышат… цветы пособирают…
— Господа, я вас прошу, разговор предстоит очень серьезный, ведь так? Вертолеты будут ждать наших распоряжений. У меня с собой спутниковый телефон. Здесь держать технику без надобности нет смысла. К тому же если гроза. А нам-то она ничто, так?..
Я про себя отметил, что Маланин приобрел новую привычку — завершать фразу как бы доверительным вопросом «так?». Наверное, подобрал у какого-нибудь нового большого начальства.
— И вообще, господа, — вдруг особо задушевным голосом заговорил Маланин, — оглядывая нас, — я полагаю, пока мы не договоримся о совместных действиях, мы отсюда не улетим? Или если вы возражаете, давайте прямо сейчас домой — и начнем большую войну.
Ищук, изображая из себя объективного посредника, раскинул руки, выгнув ладони, — так делает судья на боксерском ринге.
— Зачем войну, Владимир Александрович? Войны не надо.
Никонов усмехнулся, пропел:
— Мы за мир и песню эту пронесем, друзья по свету… Встанем, как один, скажем: не дадим.
Губернатор недоуменно нахмурился, кивнул.
— Юристов на первый раз мы не взяли с собой, да мы сами давно стали юристами. Лишние уши — зачем? Итак?.. — он, как актер, широко улыбнулся женщинам. — Не обижаетесь, прелестницы? Вас дома ждут подарки от губернатора… и не какие-нибудь коробки конфет… моя жена собирала…
После этих слов всем ничего не оставалось, как растерянно выйти из-за стола.
37
После того, как обе крылатые машины поднялись и улетели в северном направлении, мы, мужчины остались одни. Кстати сказать, я побаивался, что и меня Маланин попросит убраться с глаз долой, но, видимо, у него были свои виды на сотрудника музея Сибири — когда мы шли обратно с вертолетной площадки в отель, он приобнял меня за плечи.
Когда снова собрались в зале, стол уже был чист, на нем стояли лишь бутылки минеральной воды и фужеры.
Сели. Чувствовали себя неловко. Хрустов, кусая белесые сухие губы, кажется, готов был взорваться. Как можно вот так, в наглую, отправить женщин?! Угостили обедом, словно собачек, и с глаз долой! Туровский сумрачно прятал глаза, подняв губы к плоскому носу. Бойцов, наоборот, с холодным любопытством уставился на губернатора. А Никонов курил, закинув поседелую, но еще с пышными волосами голову, — он был невозмутим, он как бы от скуки разглядывал плафоны на потолке.
Все молчали. «И что теперь, — подумал я. — Прямо вот здесь будут делить права на ГЭС?»
Маланин снял тяжелые очки и, помахав ими перед собой, засмеялся.
— Не обижайтесь. Женщины даже любят, когда с ними вот так, жестко. Я читал.
— Случайно не книгу Мазоха? — спросил с тяжелой улыбкой Бойцов.
— Кого? Не важно. Когда закончим обсуждение ситуации и придем к решению, можем их опять привезти обратно. Все в наших руках…
— И что, голосовать будете? — хмыкнул Бойцов.
— То есть? — недоуменно воззрился на него Маланин и надел очки. — Алексей Петрович, я вас не понял.
— Да у нашего народа в древности был обычай, — продолжал странно улыбаться темноликий гость. — Наши предки, если обсуждали очень серьезный вопрос, голосовали дважды. Сначала до того, как выпьют вина. А потом — когда уже выпьют. Решение считалось принятым, если только оба результата совпадали.
Но его двусмысленная шутка мало кого развеселила. Все словно ожидали: что же это такое готовит Маланин, что за театр решил устроить? И почему, как носорог, уверен в себе?
— Начинать, конечно, мне, — снова пошел в наступление Владимир Александрович, поднимаясь над столом и деловито глядя на палец. — На правах хозяина территории, так сказать. Из наших гостей Альберт Алексеевич знает всё относительно ситуации вокруг ГЭС. Алексей Петрович, может быть, не в курсе нюансов… да и Сергей Васильевич давненько не был в наших краях… Конечно, и точка зрения бывшего строителя Хрустова небезынтересна. Итак, я — лишь голые факты. Если что недостаточно точно сформулирую, Григорий Иванович поправит.
Губернатор перекинул взгляд в сторону двери — охранник в пятнистом тут же удалился, закрыв ее за собой.
— Итак, в девяносто втором году вышли известные указы Ельцина о приватизации, — начал губернатор Сараканской области. — В девяносто третьем наша ГЭС, которую, кстати, я тоже строил, перешла со всем имуществом во владение РАО ЕЭС, так? Москва забрала всё, кроме, понятно, объектов социального назначения. Вся социалка была брошена на содержание муниципалитета. Я с Валевахой говорил, не далее, как сегодня, — он в обиде на Чубайса. Дальше. Заметим, что акционирование ГЭС происходило в год, когда на территории Саразии не было разграничения госсобственности. Тогда объекты ТЭК могли быть собственностью как государства, так субъекта Федерации. Григорий Иваныч, который был тогда у «руля», может подтвердить, так?
Семикобыла, утирая мокрый лоб платком, кивнул. Видимо, старик еще не отошел от полетной тряски. Васильев выглядел лучше — лицо было, как каменное, с трещинкой неистребимой усмешки.
— Далее, господа. В результате передача станции Москве была проведена без учета интересов территории. И к тому же, как заметили юристы, не было соответствующего решения правительства. Все делалось нахрапом.
— Минуту, — сморщившись, продундел в нос Туровский. — Владимир Александрович! Я могу кое-что уточнить объективно, так как, надеюсь, вы помните, в те самые дни, поссорившись с новой дирекцией, я уехал из этих мест.
— Да-да, конечно, — согласился Маланин, не ожидая, впрочем, от Валерия Ильича поддержки.
— Тогдашний зампред мингосимущества Мостовой утвердил право вашего «Сарэнерго» покупать здесь электроэнергию по отпускным ценам ГЭС. То есть, Саразия покупала ее очень дешево, почти даром. Мы же отдаем на оптовый рынок киловатт-час за 3 и две десятых копейки. Смешно!
— Но, во-первых, — остановив взглядом Маланина, зашевелился старик Семикобыла. — Что я хотел сказать?.. Да. Энергию нам давали ровно столько, сколько нужно для внутреннего потребления.
— А вам тоже хотелось торговать? — как бы невинно осведомился Никонов. — Понятно, ведь вы тоже строили ГЭС.
— Именно! — обрадовался поддержке (или кажущейся поддержке) Маланин. И посмотрев секунды две на палец, пояснил. — Дело даже не в этом. Это как хлороформ — что давали по дешевке. До поры до времени. Потому что нынче уже заявлено: льгот больше не будет. Почему?! Красноярск и Иркутск добились такой приватизации своих ГЭС, что учли интересы своих регионов, тариф очень низкий. А мы, если нам начнут давать энергию с нового года как всем прочим, будем платить… два с лишним рубля! «Спасибо»! Альберт Алексеевич, для того ли мы строили?! Вот я и подал в суд на нашу родную, дорогую ГЭС!
